Страница 230 из 365
Не замечая усиливающегося дождя, Эркин пробежал через двор к мужскому бараку, едва не столкнувшись в дверях с Фёдором. Оказывается, тот только что пришёл, узнал, что попал в списки, и не мог даже толком сообразить, куда бежать в первую очередь. Растерянно обругав Эркина, он побежал к камере хранения. Эркин, обратив на это столько же внимания, сколько на дождь, бросил свои вещи на кровать рядом с мешком, достал талон на ужин и побежал в столовую.
Столовая гудела, как никогда. Женя даже не следила за Алисой, снова и снова успокаивая Эркина, а заодно и себя, что всё будет хорошо, что кончилась наконец эта неопределённость, в Центральном будет легче... Эркин кивал и ел, не замечая вкуса. Не признаваясь самому себе, вернее, не осознавая этого, он боялся. Что в любой момент, в самую последнюю минуту, ему скажут:
- А ты куда лезешь? Знай своё место, ты...
И всё. И кончится этот сон. И не будет ни Жени, ни Алисы, ничего...
Эркин торопливо допил чай и встал, собирая посуду.
- Женя, ты завтра не ворочай тюки, я зайду за вами.
- Хорошо, - кивнула Женя.
Он, как всегда, как уже привык, проводил их до женского барака, попрощался пожеланием спокойной ночи, дождался, пока за ними закроется дверь, и уже тогда пошёл к себе.
Роман и Грег уже закончили сборы, Фёдор, непривычно серьёзный, перебирал свои разложенные на кровати и тумбочке пожитки, Ив, лёжа на кровати поверх одеяла, читал газету, а Алёшка уже совсем разделся и лёг, даже к стене отвернулся. Чтобы не видеть.
Эркин, как и остальные, вывалил всё из тумбочки на кровать и стал собирать мешок. Укладывал не спеша, так, и чтобы не помялось, и чтобы нести было удобно. Грег посмотрел на его работу и хмыкнул:
- Умеешь.
- Всё лето со стадом кочевал, - улыбнулся Эркин. - Привык.
- Привычка - великое дело, - кивнул Роман, засовывая свой мешок под кровать. - Ну, я на боковую.
- Да, завтра рано вставать, - Эркин ещё раз оглядел тумбочку, где уже ничего не было, кроме нескольких неиспользованных талонов - их надо завтра сдать, когда сухой паёк будут давать - затянул на мешке завязки и засунул его к ящику под кровать, взял полотенце и пошёл в уборную.
Сашка и Шурка, необычно серьёзные, стирали своё бельё под краном и даже не брызгались, но большинство ограничивалось умыванием, не желая рисковать: а ну как не высохнет? В мокром, что ли, ехать? Застудиться легко, а на хрен ты больным кому нужен? Это уж точно.
Эркин быстро умылся, но обтираться не стал, уступил раковину и вернулся в комнату.
Все уже лежали, только Фёдор заканчивал сборы, да Ив ещё читал. Эркин повесил полотенце и стал раздеваться. Когда он лёг, Фёдор положил свой мешок на тумбочку и вышел.
- Гаси свет, Ваня, - сказал по-русски Роман и по-английски: - Завтра дочитаешь.
- Ага, - совсем по-русски отозвался Ив, отложил газету и встал, щёлкнул выключателем и лёг. И по-русски почти без запинки: - Спокойной ночи всем.
- Спокойной ночи, - ответил, не открывая глаз, Эркин.
- Спокойной ночи, - в один голос сказали Роман и Алёшка.
- Всем того же, - Грег повернулся набок, звякнув пружинами.
Вернулся Фёдор, уверенно прошёл к своей кровати, быстро разделся и лёг. Наступила ночная, но не сонная тишина. Вздохнул и резко крутанулся на своей кровати Алёшка.
- Чудн о! - сказал вдруг по-русски Роман и продолжил, перемешивая английские и русские слова. - Ждал вот, надеялся, а пришло - и страшно чего-то. Смешно даже.
- Я понимаю, - медленно сказал Эркин. - И... и будто жалко чего-то.
- Чего жалко? Прошлой жизни? - негромко спросил Грег. - Хотя... привыкли уже, конечно, и... и ведь жили. Хорошо ли, плохо ли, но жили.
- А мне одного жалко, - подал голос Фёдор. - Поздно я про отъезд узнал. Ну, вещи у меня там кой-какие остались, одежда там, ещё... Ну, долги так и не собрал. Хотя... ясно было уже, что замотает. Обидно, но... ладно. Будем живы, наживём. А вот знал бы, что на последний кон игра пошла, я бы их, гадов, раздел тогда... классически. Без оглядки бы работал, не держал себя. А так...
- А язык подвязать не хочешь? - перебил его Роман. - Без оглядки жить ему захотелось...
- По сторонам всегда смотреть надо, - негромко засмеялся Грег. - И назад, и вперёд.
- Это в бою, да? - спросил Ив, благо, разговор уже шёл только по-английски.
- В жизни, - ответил ему Грег. - Чтоб назад не оглядываться, сзади удара не ждать, тыл надо иметь, семью. Справа и слева по флангам друзья прикроют, а впереди... ну, тут уже сам смотри.
- Прикрой тылы, следи за флангами и на прорыв! - засмеялся Ив.
- Всё так, но, - по тону Романа чувствовалось, что он улыбается, - но война уже кончилась, Гриша.
- Что? - переспросил Грег. - Как ты меня назвал?
- Гришей, а что?
- Верно, - сразу сказал Фёдор. - Грег - это же Григорий, значит, Гриша.
- Спасибо, - сказал по-русски Грег и опять перешёл на английский. - Кончилась чужая война, Роман, а наша война ещё идёт.
- Чужая, да не совсем, - голос Фёдора необычно серьёзен. - Но ведь выжили. А значит, и проживём. Как думаешь, Мороз?
- Хуже, чем было, уже не будет, - задумчиво ответил Эркин. - Всё так, но... Нет, страшно, конечно, но обратного хода нет. Обратно только в Овраг, больше мне некуда.
- Не тебе одному, - с непривычной резкостью сказал Ив.
- И это верно, - хмыкнул Фёдор и по-русски: - Ладно, мужики, спим?
- Спим-спим, - Роман шумно вздохнул и повернулся, скрипнув пружинами.
- Спим, - согласился Эркин.
Он лежал на спине, закинув руки за голову. Как всегда. Как привык. Как приучили в детстве. И слушал, как сопят, храпят и вздыхают во сне его... кто они ему? Друзья? Да, получается так. Но завтра они уедут в Центральный лагерь, а там... там они могут и не попасть в одну комнату. И из Центрального в Россию они же тоже не вместе поедут. Все говорят, что их будут по всей России распихивать, чтобы не скапливались в одном месте. И что же получается? Получается, что опять: только подружились и разлучили. А Ив? Ив остаётся. И ведь тоже... хороший парень, а больше не увидимся. А Мартин? Арч? Одноухий? Губач? Грошик? Проныра? Ну, Проныру убили, да и не был тот ему другом. А парни в госпитале? Он даже имён не запомнил. Да чего там, не спросил. Они его из своих пайков накормили, промазали всего, а он... И раньше... Нет, раньше он сам себе воли в этом не давал. Всё равно беляки отнимут, изгадят, надсмеются... Одному было легче. Когда ты один, тебя только по телу бьют, душу не затронут, не достанут до неё, а откроешься кому-то другому - вот тут тебе по самому больному и вдарят. Как этот... майор, вроде, всё хотел по душе. За Женю, за Андрея, даже за Фредди и Джонатана. Про Алису, видно, не знал, а то бы и её приплёл. Сволочь мундирная, охранюга. "Отреклись от тебя". Дурак, мне же легче от этого. Раз отреклись, значит, за меня их не потянут. Они сами по себе, я сам по себе. А... а всё равно больно. Ну, Джонатан, он - лендлорд, ему главное - выгода, одно слово - управляющий, но Фредди-то... ведь в самом деле, у одного костра спали, ведь Фредди сам себя пересиливал, в жгут скручивался, чтоб... чтоб с ними на равных стать, и держался этого уже до конца. А в Мышеловке... прискакал тогда, так даже страшно стало, что с кольтом на автоматы пойдёт, приготовился часового за ноги валить, чтоб хоть как-то на себя отвлечь... А Фредди... Без звука оружие отдал, нет, потом и права качал, и слова всякие говорил, но видно же было, что испугался. И в Крутом Проходе Фредди тоже... от страха психанул. Значит, и здесь... не сумел от погонника отбиться, подписал, что велели. Хотя... а кто я ему, чтобы за меня на пулю нарываться? А всё равно. Умом понимаешь, а сердцу больно.
Эркин глубоко вдохнул, задержал дыхание и медленно выдохнул. Ладно, всё это уже в прошлом. Отрезано. И думать об этом нечего. И не такую боль зажимал, заставлял себя забыть. Он повернулся набок, натянул одеяло на плечи и подсунул угол под щёку. Вот так, чтобы всякая дрянь прошлая в голову не лезла. Не проспать бы завтра, ждать его никто не будет. И будить специально - тоже. Все уже спят. Один он дурью мается, прошлое перебирает. Грег прав. Нет, Гри-ша. Живой о живом думать должен. А прошлое что мёртвое. О мёртвом думать - мертвяка накликать. Всё, хватит.