Аналогичный мир-2

   - Ну, - Жариков решил, что больше тянуть и нагнетать не нужно, - поиздевались над беззащитным и довольны. Хороши!

   - Да мы его и пальцем не тронули, - чуть-чуть преувеличенно возмутился Крис.

   - А что у него крыша такая слабая, так мы не при чём, - поддержал его Эд.

   - Ах, вы не при чём?! - взорвался Жариков. - У него нервный срыв, а вы...

   - А сколько наших он забил? - спросил Крис. - Конечно, спасибо ему, знаем теперь, куда нас в двадцать пять отправляли.

   - Мы и вправду не хотели ничего такого, - перебил его Эд. - Просто как услышали...

   - Нет, мы будем делать всё, как положено. И ухаживать...

   - И кормить, и подмывать...

   - Да, второй-то, как его, Чак?

   - Да, Чак, - кивнул Эд.

   - Он же без рук совсем.

   - И если очень надо будет, - Эд невесело улыбнулся, - приласкаем. Мы же понимаем.

   - Но...- и Крис вдруг сказал по-русски: - душа загорелась, - и опять по-английски: - Мы и стояли у двери, чтобы не сорваться.

   Жариков слушал их, переводя глаза с одного на другого. Искренни или играют? Никаких клятв или обещаний не дают, но, похоже, это и не нужно.

   - Иван Дормидонтович, - с каждым разом у Криса получалось всё лучше, - ему гореть обязательно? Не выдержит он горячки.

   - Почему ты так думаешь? - уже своим обычным тоном спросил Жариков.

   - Кто не сам горит, тому из "чёрного тумана" не выйти, - ответил Крис. - Иван Дормидонтович, вот как мы стали по своему выбору гореть, так ни один больше не умер.

   - Но и лечить научились, - возразил Жариков.

   - И это, - кивнул Крис. - Но... Гэб хочет остаться рабом. Не просто палачом, а рабом.

   - Так, - согласился Эд. - И не срыв у него, доктор Иван, а просто... - он запнулся, подбирая слово, - страхом накрыло, вот.

   - Да, - кивнул Крис. - Это не срыв. Раб когда срывается, то в раскрутку идёт, это совсем другое, и по-другому. Он... просто раб.

   - Да. Мы, - Эд невесело хмыкнул, - мы ведь так же. И плакали, и просили.

   - И в ногах ползали, - у Криса дрогнули губы, но он справился с собой. - И руки им целовали. Чтоб не били, чтоб...

   - Руки?! - с медленно закипающим гневом спросил Эд. - А сапоги ты не целовал?

   - Пришлось пару раз, - вздохнул Крис. - Мне ещё не хуже всех. Самого страшного у меня не было.

   - А ты видел таких, у кого было? - возразил Эд.

   - Нет, - кивнул Крис. - После такого не живут. Я слышал.

   - Я тоже много чего слышал, - буркнул Эд. Покосился на внимательно слушавшего их Жарикова. - Ладно. Доктор Иван, а может, - в его голосе вдруг прозвучала надежда, - может, он наврал, а? - и, не дожидаясь ответа растерявшегося Жарикова, продолжил со странной, неслыханной ранее Иваном тоской: - Ну, обидно же. После всего. Что они сделали с нами, как мы работали на них, и после всего даже не Пустырь, не Овраг, а этим сволочам, чтобы они тренировались на нас. Ну, мы знали, что двадцать пять исполнилось - и всё. Смерть. А оказывается... даже смерти нам нормальной не давали. Даже этого...- он оборвал фразу и уткнулся в чашку с чаем.

   Парни не защищались и не нападали. И не играли. Это Жариков понял. И ухаживать за Чаком и Гэбом они будут. Но подстраховаться надо. Пожалуй... тётя Паша. Её авторитет для парней непререкаем. Она присмотрит. А он отоспится с утра...

   Крис внимательно посмотрел на Жарикова и улыбнулся.

   - Вы уже не сердитесь на нас, Иван Дормидонтович.

   Он не спрашивал, а констатировал факт. Жариков невольно улыбнулся в ответ. Трудно сердиться на них. Как на детей. К сожалению, инфантильность остаётся серьёзной доминантой...

   - Доктор Иван, - тихо сказал Эд, - ничего такого не будет, не беспокойтесь. Мы всех предупредим.

   - Всё будет в порядке, - кивнул Крис. - Нас, конечно, малость шарахнуло, но остальным мы уже объясним.

   Жариков кивнул. Что ж, срыв, конечно, возможен, но если сумели сдержаться, не сделать второго шага... это уже достижение.

   Дальше они пили чай, и разговор шёл уже беспорядочно, перескакивая с одного на другое. Парни очень старались говорить больше по-русски. Жариков подсказывал, переводил, осторожно поправлял. Однако же, как за русский взялись, неужели... неужели решили уже навсегда связаться с Россией? Интересно. Но это потом. У Криса получается лучше, но Эд его нагоняет. Если это и у остальных... раньше к русскому языку многие относились, скажем так, небрежно. Ругань сразу выучили и почти в полном объёме, даже свои конструкции изобретают. Многое понимают, но говорить то ли стесняются, то ли не стараются, обходясь мимикой и жестикуляцией. Очень интересно.

   Крис поймал изучающий взгляд Жарикова и улыбнулся.

   - Всё будет хорошо, Иван Дормидонтович. Если Гэб захочет жить, то выживет.

   - А Чак? - спросил Жариков.

   - Он злой, на злости держится, - ответил Эд.

   - Да, - кивнул Крис. - Злые сами не умирают, их кончать надо.

   - Крис!

   - Чак выживет, - убеждённо сказал Крис. - Руки не поднимаются, а нас поливал... Ну, когда мы перекладывали его.

   - Я не слышал, - удивился Жариков.

   Парни рассмеялись.

   - Камерный шёпот за два шага не слышен, - объяснил Крис и повторил: - Он выживет.

   - А как он потом будет жить? - задумчиво спросил Жариков.

   Крис пожал плечами, переглянулся с Эдом.

   - Ну, не знаю. Может, и восстановится у него.

   Эд кивнул.

   - Да. Мы думали уже. Ведь, - он замялся, подбирая слова, - ну... ну, как сказать, Крис?

   - Членом не только трахают, - не очень уверенно сказал Крис и, не увидев протеста Жарикова, продолжил смелее. - Остальное же мы можем. И в душе там, или на массаже трогаем и ничего. Слайдеры вон верхом ездили. Так, может, и у него... у них. Убивать не смогут, а остальное всё... пожалуйста.

   - Молодец! - искренне восхитился Жариков. - Какие же вы молодцы оба. Спасибо, парни.

   Крис и Эд одновременно расплылись в широчайших обаятельных улыбках. Мир стал окончательным, и об их визите в палату Гэба речи больше не будет. А значит, и самое опасное - их обман - тоже похоронен.

   И разговор снова ушёл на всякие мелочи госпитального быта. После Хэллоуина парни избегали выходить в город, предпочитая свободное время проводить в госпитале. В общем, занятия они себе находили. В тренажёрном зале, в библиотеке, на курсах, куда ходило большинство. В закутке между лечебными корпусами они сделали себе что-то вроде крохотного стадиончика и там, несмотря на наступившие холода и дожди, всё время кто-то крутился, подтягивался и отжимался. Ещё весной им показали футбол и волейбол, и это тоже дало занятия вплоть до полуофициальных матчей.

   О Гэбе и Чаке они больше не говорили. На рассвете все вместе сходили посмотреть на них. На этот раз спал и Гэб. Когда Жариков заходил в палаты, парни оставались в коридоре, но ни в их позах, ни в последующих высказываниях никакой враждебности, как, впрочем, и сочувствия, Жариков не заметил, только спокойная деловитость. Ну, раз парни обещали, то так и будет. Слово они держать умеют, в чём Жариков уже неоднократно убеждался.

* * *

   ...опять туман. Белый плотный. Тёмные полосы стволов. И тихий, как шёпотом, свист.

   - Мама, что это?

   - Не что, а кто. Это синички, Серёжа.

   - А они добрые?

   - Пей молоко, а я тебе расскажу про синичек.

   - А мне?

   - И тебе. Пейте.

   Аня утыкается носом в большую фарфоровую чашку, так что её короткие толстые косички торчат кверху. Не отрываясь от своей чашки, он тянется к ним.

   - Не приставай к Ане.

   - Я не пристаю.

   - Пристаёшь, - заявляет Аня, встряхивая косичками. - Мама, он пристаёт.

   Он вздыхает. Мама смотрит на них, качает головой и улыбается.

   - Не ссорьтесь. А то я не буду рассказывать.

   Мама всегда так. Чуть что "не буду рассказывать". И папа. Папа тоже интересно рассказывает...