Страница 170 из 365
- Я уже думал об этом, сэр, - вздыхает он.
- И чего надумал?
- Ничего, сэр, - разводит он руками. - Был бы я посветлее...
- А он потемнее, - заканчивает за него Старый Серж. - Если бы да кабы... Не знаешь этой присказки? Ничего, узнаешь. Дим у тебя русский, это ты знаешь?
Он мрачно кивает. Ещё зимой догадался.
- Жить вам здесь спокойно не дадут. Дима ведь в Цветном не примут. Верно? Верно. Это раз. Тебе как белому жить не дадут. Тоже верно. И это два, - Старый Серж загибает пальцы. - А встретишь кого из своих хозяев, что тогда будет? Это три. Ну, чего молчишь?
- А что я должен говорить, сэр? - он чувствует, что начинает злиться. - Я уже думал об этом. И что из того? Я - негр и никогда не побелею. Дима я не отдам. Никому. Надо будет, если прижмут...
- Стрелять будешь, ясно, - снова перебивает его Старый Серж. - И сядешь в тюрьму, если тебя в перестрелке не шлёпнут. А Дим в приют пойдёт. Это всё тоже ясно и верно. Ладно. А уехать не думал?
- Куда, сэр? Где я смогу жить, как хочу? Скажите, сэр, я поеду. В Луизиане, Аризоне, где? Везде одинаково, сэр.
- А на Русской Территории. В России? Не думал об этом, - щурится Старый Серж.
- Кто же меня туда пустит? - удивляется он.
- Это не проблема, не бери в голову. Речь о тебе идёт. Поедешь в чужую страну? Всё другое будет. Язык, обычаи...
И он срывается.
- Я к чёрту под хвост поеду лишь бы... лишь бы в покое оставили. И меня, и Дима.
- Понятно, - кивает Старый Серж. - Ну, смотри, Тим, не передумаешь? Назад не повернёшь?
Он устало усмехается.
- Назад - это в рабы? К хозяину под плеть?...
...Тим разгладил смятую кем-то до него страницу. Учебник старый, захватанный. И рисовали в нём, и чертили, и подчёркивали... А он, оказывается, многое, да почти всё помнит. Автомобиль, устройство, эксплуатацию, ремонт - это всё он сдаст. И покажет, и расскажет. Рассказывает он, конечно, хуже, чем делает, но... справится. А вот правила, знаки... если у русских они другие, то будет тяжело.
Вздохнул и заворочался, сталкивая с себя одеяло и кожаную куртку, Дим. Тим быстро повернулся к нему.
- Ты что?
- Пап, жа-арко.
Тим осторожно губами тронул лоб мальчика. Нет, всё обычно. Может... А ведь и впрямь здесь теплее, чем в их сарае. Он взял свою куртку и повесил её на гвоздь у двери, над пальтишком Дима.
- Так лучше?
- Ага, - вздохнул Дим, зарываясь в подушку, и вдруг рывком сел, протирая кулачками глаза. - Пап, ты где?
- Здесь я, - Тим сел на кровать и Дим сразу полез к нему на колени. - Ты чего? Ночь сейчас, спи.
- Да-а, а ты чего не ложишься?
- И я сейчас лягу.
Но Дим уже устроился у него на коленях, положил голову ему на плечо и опять заснул. Тим осторожно переложил его в кровать, укрыл. Всё, надо тоже ложиться. А то как он завтра полусонным работать будет? Тим закрыл учебник, разделся, складывая одежду на спинку кровати, и лёг. Да, на простынях, под одеялом... давно не спал. Дим не жмётся к нему, раскидывается во сне. И он сам чувствует, насколько теплее. Хорошие одеяла дали, совсем не вытертые. И не дали, а продали. Это теперь его. И простыни. Четыре штуки и четыре наволочки. Уезжать будет, то матрацы и подушки сдаст, а бельё и одеяла заберёт. И в дороге, и на новом месте будет легче. Из одежды Диму... ботинки тёплые, все говорят, что в России холодно... хотя тут загадывать нельзя. Вот сдерут с него неустойку за сарай, что съезжает, не предупредив за две недели, хотя... опять же, он не помесячно, а понедельно платил, так что можно и поспорить. А печку... печку он загонит, топчан их, конечно, столо-шкаф из ящика - это ни один дурак не купит, ну, и чёрт с ними, но печку он неплохую смастерил, на лопуха очень прилично пойдёт. Тряпьё, чем топчан застелен... туда же, к чёрту. Посуда... Кружки из консервных банок, пара мисок, армейский плоский котелок... Котелок удобный, миски и ложки тоже с собой. Кружки? Бросить их, что ли, купить нормальные? Диму на зиму всё нужно, он растёт. Пальто это когда летом покупал, Диму чуть не до ботинок было, а сейчас только колени закрывает, хорошо, ума хватило рукава не обрезать, скоро отворотов уже не будет. И самому бы пару рубашек, тёплых. Его рабская совсем заносилась, хорошо, куртке сносу нет и ботинки окованные, не продерутся... Ладно. Надо спать.
Тим повернулся набок лицом к Диму. Теперь если малыш проснётся, то он легко дотянется до него. Давно не спал раздетым, да, с той ночи в пустой квартире. Как же хорошо... Они уедут. И никогда, никогда он не увидит бледно-голубых холодных глаз, рассматривающих человека как... как насекомого. И не услышит этого голоса, этих слов... А по-русски не страшно. Си-ту-а-ци-я. Нет, дёргает, конечно, но не так, совсем не так. Конечно, ещё и язык надо учить, русский, говорят, трудный, но ему и не такому приходилось учиться. И так хорошо выучился, что и хочешь забыть, а всё помнишь. Но это всё побоку. А когда уедут, то и вовсе из головы можно будет выкинуть. Будто этого никогда и не было, не было, не было...
Аристов захлопнул журнал и устало протёр глаза. Всё. На сегодня, можно считать, всё. Сейчас добраться до своей комнаты и спать. Если только его опять не перехватят. Как в тот сумасшедший день, когда Золотарёв привёз этого парня, индейца. Он тогда дождался Родионова и - была не была, хотя с детства презирал ябед - пошёл к генералу. Кольке надо дать укорот, это раз, танк без тормозов надо останавливать, пока он по телам не пошёл, это два. И нестерпимо жалко этого парня, уже три. Выговорившись, предъявив направление, выплеснув всё, пошёл к себе...
...Общежитие уже спало, даже парни угомонились. Во всяком случае, в их крыле было тихо. Он прошёл к своей двери, достал ключ, открыл и... мягким толчком в спину ему помогли войти. Он ни удивиться, ни сообразить что-либо не успел. Да и слишком устал. Включил свет, обернулся и увидел. Майора медицинской службы, штатного психолога широкого профиля Ивана Дормидонтовича Жарикова, скрестившего на груди руки и прочно закупорившего своей атлетической фигурой дверной проём.
- Сколько верёвочке не виться, а кончика не миновать, - глубокомысленно провозгласил Иван, насладившись его видом.
- Вань, устал я, чтоб в твои игры играть, - устало сказал он.
- Какие игры?! - очень искренне возмутился Иван. - Я тебя ждал не для игр, а для дела.
- Вань, - попросил он, - давай завтра.
- Ладно, - неожиданно покладисто согласился Иван. - Сейчас я тебе быстренько морду набью, а все объяснения завтра.
Он оторопело уставился на Ивана, держа китель в руках.
- Это ещё за что?!
- А за нарушение корпоративной этики.
- Ванька, если ты с перепоя, так пойди и опохмелись, а мне не до твоих закидонов.
- Закидоны у тебя. А у меня законное возмущение. И пьёте вы, хирурги, у вас спирту хоть залейся, а нам сто грамм на квартал выдают. Так что нечего баллоны катить.
Отвязаться от Ивана сложно, а зачастую и невозможно.
- И чем ты так возмущаешься?
- Мы как условились? Даже в инструкции внесли. Бывшие рабы, независимо от причины обращения, осматриваются в присутствии и при участии... кого? Пси-хо-ло-га! А ты?!
- Вань, ну, не до того было, тут такое творилось... Завтра я тебе всё расскажу.
- Нет, милый, расскажешь ты мне сейчас. И не что ты выберешь, а что мне нужно.
- Вань, завтра.
- Нет, сейчас. Пока свежие впечатления.
- Иди ты со своими впечатлениями! - взорвался он наконец. - Тут боль живая.
- У тебя? - Иван сел к столу, всем своим видом показывая, что расположился всерьёз и надолго. - С каких это пор хирурги боли боятся? Ладно, Юрка, не дуйся. Ставь чайник, садись и рассказывай.
И вытащил Ванька из него всё. Он сам не ждал, что столько увидел и запомнил. Ушёл от него Ванька намного за полночь, опустошив чайник и заявив на прощание: