Страница 83 из 358
И, наконец, волшебное, сорвавшее его с места слово.
— Одевайся.
Он так рванулся к своей одежде, так торопливо одевался, что они обе засмеялись. Она дала ему его карточку, где теперь было написано что-то ещё.
— Смотри. Здесь отмечено, что ты прошёл медосмотр и не нуждаешься в спецобработке. Можешь сразу идти за справкой. А душ по желанию. Ты понял?
— Да, мэм.
У него ещё всё дрожало внутри, и дрожали руки, когда он брал карточку.
— Ты здоров, понял? Ничем не болен. Вшей у тебя нет.
— Да, мэм, спасибо, мэм.
— Иди.
— Спасибо, мэм.
И ещё она сказала. Не ему, девушке. Он уже выходил, а они за его спиной ещё спорили.
— Вера Борисовна, ну он же спальник, а вы ему ставите норму, а вдруг он сейчас вот возьмёт и накинется…
— Мила, он нормальный здоровый мужчина. И хватит об этом. Зовите ту троицу…
…Эркин уложил на место гвозди и усмехнулся. Дальше всё было проще. Больше он к врачам не попадал и попадать не собирается. Тогда ему повезло, а дважды рабу везение не выпадает. А тогда…
…В другой комнате он отдал карточку, и ему выписали справку. Потом получил паёк, в общий душ идти, конечно, не рискнул, переночевал на голых трехэтажных нарах и с утра получил ещё раз паёк и ушел. По справке его выпустили без звука. Некоторые, как он узнал из ночной трепотни, жили здесь неделями, не желая оторваться от дармовой жратвы, но он побоялся попасть на вторичный осмотр и ушёл сразу…
…Эркин оглядел сарай, будто мог что-то разглядеть в быстро наступающей темноте. Наверное, можно уже подниматься. Он глубоко прерывисто вздохнул и вышел, закрыл и запер дверь. Теперь ключ проворачивался легко, не сравнить с первыми днями, правда, ему пришлось повозиться с перекосившейся дверью, пока не наладил. И не спеша, пошёл наверх. Двери он запирать не стал. Все равно ещё грязную воду выносить.
Женя расчёсывала и сушила Алисе волосы. Дело тоже не из легких.
— Сам управишься?
Он только улыбнулся в ответ.
А что управляться? Налить в корыто воды, приготовить ведро облиться потом. Мыло, простыня… Женя ему всё приготовила. Он быстро разделся, сел в корыто и, с наслаждением, стал отмываться.
Женя всё-таки пришла.
— Давай мочалку.
Она изо всех сил тёрла его мускулистую круто согнутую спину. Эркин, упираясь лбом в колени, кряхтел и невольно постанывал. Женя выпрямилась, удовлетворённо оглядела его и отдала мочалку.
— Ну вот, теперь ты и в самом деле краснокожий.
Он снизу вверх посмотрел на неё.
— Я тебя когда-нибудь потру?
— Обойдёшься!
Этот диалог повторялся у них каждую неделю. Странно, но Женя в самом деле — он чувствовал, что она не притворяется — не хотела, чтобы он видел её моющейся. Но шутила по этому поводу охотно. Эркин этого не понимал, но игру поддерживал. Позволяя себе только отказываться от помощи Жени при обливании.
— Облить?
— Сам.
— Смотри, нальёшь.
— Подотру.
Когда Женя ушла, он встал в корыте и, черпая из стоящего рядом ведра, смыл пену и грязь. Привычка к чистоте, пожалуй, ещё с питомника вбитая в него, как и привычка к послушанию, была самой сильной. Он и мылся после Жени потому, что любил просто сидеть и полоскаться в воде. Лежать в корыте не получалось: и коротко, и плечи не влезают.
— Водоплавающий, ты ужинать будешь?
— Иду.
Он с сожалением вылез из корыта, вытерся и переоделся во всё чистое. Вылил грязную воду в лохань. Эркин не мог, да, честно говоря, и не пытался понять, почему эта нудная и тяжёлая работа с водой и дровами не тяготит, а то и приятна. Он просто наслаждался этим. И ощущением чистой одежды на чистом теле, и возможностью сытно вкусно поесть, не спеша, не боясь, что отнимут, и спокойным сном под одеялом, и видом убранной чистой кухни, и гудением усталых мышц… Ему просто было хорошо. И он очень легко не думал ни о полиции, ни о своре, ни о чём…
В субботу работа если и есть, то только на станции. После вчерашней облавы рынка избегали даже самые отчаянные. Кого забрали, так и не выпустили. Но на это никто и не надеялся. Забрали — так с концами. Думай о себе, а другие пусть сами о себе думают.
Эркин и пошёл с утра на станцию.
Андрей был уже там. Без своего ящика. Злой и, словно, осунувшийся за одну ночь. Увидев его, Эркин сразу всё вспомнил, но ещё шутил.
— Ты чего без ящика?
— Бегать легче, — огрызнулся Андрей. — И на разгрузке инструмент не нужен.
Работы было мало. Они покрутились, набрав по мелочи, и ушли в Цветной квартал. Шли кружным путем, через окраины, чтобы не нарваться на свору или полицию.
— Если каждый день солёным зайцем бегать, по фигу мне всё это! — Андрей часто затягивался сигаретой. — Сваливать надо отсюда.
— Куда? — Эркин быстро на ходу оглядывал улицу, чтоб не застигли врасплох. — Думаешь, есть, где лучше?
Андрей тоскливо выругался.
— Ты-то как, с бумагой?
Эркин кивнул и усмехнулся.
— Запаял, теперь буду носить.
Андрей искоса посмотрел на него.
— Как получал?
— Обыкновенно. На сборном. Зимой ещё. Ну, месяц или два, как Свободу объявили.
— Смотрели?
— Номер? Да. И записали. А что, думал под… освобожденного сработать?
— Ну да, — Андрей досадливо пнул сапогом камушек. — И медицинский был?
— Полный, — усмехнулся Эркин. — И смотрели, и щупали. Сам не знаю, как пронесло.
— Дьявольщина!
Они незаметно вышли к пруду, где купались на День Матери. Из прибрежных кустов раздался дружный визг, и они остановились.
— Девки купаются, — шепнул Андрей и громко крикнул. — А вот кому помощь нужна?!
— А мы и без вас справились!
— И плечики свои смуглые без нас помыли? — ужаснулся Андрей.
Из кустов выстрелили замысловатой нецензурной фразой.
— Ай да девушки! — восхитился Андрей. — Что ж вы, сладкие, такие неприветливые?
— Пошли вон, лупоглазые! — возмутились в кустах. — Нашли, на что пялиться?!
— Это точно, — вступил Эркин. — Смотреть не на что.
— Чиго-о?!
— Образина ты краснорожая!
— Много ты понимаешь!
— Это ты зря, — Андрей с видом знатока гонял сигарету из одного угла рта в другой, — та, что с краю, очень даже ничего.
— Сейчас в серёдке никого не останется, — засмеялся Эркин.
— Ну, уйдите, гады, — жалобно попросили их. — Дайте одеться.
— А что, мешаем? — удивился Эркин.
— Девушки, вам как? — деловито спросил Андрей. — Чтоб мы смотрели сразу или по очереди?
— А то мы напополам можем, — веселился Эркин. — Я смотрю, он разглядывает. Нет? Слушай, тогда наоборот. Я разглядываю, а ты смотри.
Из кустов, наконец, высыпал целый рой негритянок и мулаток всех оттенков. Обменявшись напоследок с Андреем и Эркином ещё руганью, они убежали.
Андрей сел на склон, сплюнул окурок. И сразу помрачнел. Эркин сел рядом.
— Что? — тихо спросил Эркин, — тебе никак бумагу не выправить?
— Нет, — Андрей резко мотнул головой. — Я ведь расстрелянный.
— Как это? — не понял сразу Эркин. — Ты ведь живой.
— Недобитый я, — тоскливо ответил Андрей. Огляделся по сторонам, расстегнул рубаху и показал шрам на груди. Эркин сначала и не заметил его среди других. Так, посвежее прочих и всё. — Штырём это. Чуть-чуть до сердца не достали. Я в самом низу лежал, под всеми. Штыря и не хватило. Короткий оказался. — Андрей застёгивал дрожащими пальцами рубаху и говорил, глядя перед собой застывшими потемневшими от расширенных зрачков глазами. — Когда повыгоняли нас… к оврагу… ров, что ли, противотанковый… Овраг… Старик в первой десятке встал. И меня с собой взял. Нас первыми и поставили. А когда стреляли, он мне локтем под дых дал. Я и полетел вниз. До пули. А уж остальные все на нас легли. Ему горло пробило. Он маленький был, ну и пришлось не по груди. Я дёрнулся было, он ударил меня. И затих. Я и лежал. Он на меня упал. И на мне слой толще оказался. Не хватило штыря. Укололо только. Я долго лежал. Боялся, что вернутся, ну, добивать. Потом они все костенеть стали. Я и вылез, пока сдвинуть мог. Вылез. Один я. Больше никто. Они не раздели нас, так в робе и стреляли. Я робу туда к ним кинул. И голый шёл. Потом… — он вдруг резко замолчал, закусил губу и сидел так с минуту, а может и больше. И потом совсем тихо и быстро, будто боялся, что Эркин уйдёт, не дослушав. — Нельзя мне нигде светиться. Висит на мне. Я за шматьё это, за жратву… как не в себе был, зверем стал. Он у костра спал. Не проснулся. И ещё… — Андрей безнадёжно махнул рукой. — Жру хлеб его и думаю, что ж я такое делаю, кто ж я после этого… И дрожу весь… Живой… Выскочил…