Аналогичный мир

— Хочу, — беззвучно, одними губами сказала Женя.

Лишь бы ничего с ним не случилось. Ну, зачем, зачем он ушёл? Куда ему идти? И эта самооборона… если они схватят его, она ведь даже знать ничего не будет. Где его искать, у кого спрашивать… Тогда она с ним прощалась навсегда, знала, что не увидит больше, а сейчас… сейчас она не готова к этому. Она не хочет его терять, не хочет, не хочет…

Вздохнула Алиса, и Женя сразу вспомнила о делах, ждущих своего часа. Что бы ни было, как бы ни было, надо жить. Женя перевела дыхание и стала прежней: деятельной и сильной. Какой её знали все.

— Давай делать вечер, дочка.

— Давай, — сразу согласилась Алиса.

Женя приготовила ужин, они поели, потом обычная вечерняя круговерть. Но вот всё уже сделано, и Женя села за шитьё. Алиса пристроилась напротив неё с Линдой в руках слушать сказку. Женя говорила по-русски, ведь вчера русский вечер был английским. В общем-то, она знала немного сказок, и Алиса их давно выучила с её голоса назубок, но слушать была готова до бесконечности. Женя рассказывала и прислушивалась, не застучат ли шаги по лестнице. Она не закрыла ни нижнюю, ни верхнюю двери и калитку отперла, когда спускалась за дровами… Но ничего, кроме шума дождя.

У Алисы уже слипались глаза, и Женя уже готовилась укладывать её спать, когда открылась дверь. И не наружная, а в комнату. Женя резко обернулась и обессилено опустила на колени шитьё.

В дверях, привалившись левым плечом к косяку, стоял Эркин. Стоял и молча смотрел на неё. И молчание становилось ощутимо тяжёлым, заполняло комнату. Разбуженная этой тишиной, Алиса подняла голову и, узнав его, улыбнулась.

— Ну вот, — в её голосе звенело торжество, — я же говорила, он вернётся.

Она говорила по-русски, и Эркин, не понимая слов, улыбнулся её улыбке. И это вывело Женю из оцепенения.

— Господи, — она скомкала и бросила на стол шитьё. — Наконец-то. Ты же мокрый весь. Сумасшедший, честное слово, Эркин, ты сумасшедший, в такую погоду, после болезни…

Она уже сорвалась было с места, но он шагнул к столу.

— Вот.

На стол легло несколько монет, две измятые мелкие кредитки и напоследок большое краснобокое яблоко.

— Что это? — но, спрашивая, Женя уже знала ответ.

— Вот, — повторил он. — Это я заработал. А это, — он осторожно катнул яблоко, — это я купил.

И поднял на неё глаза.

— Сегодня было мало работы. Это… это очень мало, да?

Женя покачала головой, и его встревоженное лицо снова просветлело.

— Господи, — повторила Женя. — Как я волновалась за тебя.

Но он ждал другого, и она сказала и сделала то, что должна была сделать. Взяла кредитки, аккуратно разгладила их и положила в шкатулку на комоде, где хранила деньги, а мелочь положила в вазочку рядом.

— Спасибо, Эркин.

Он перевел дыхание и улыбнулся той, прежней улыбкой, снова став на мгновение озорным мальчишкой. Женя подошла к нему и остановилась, словно хотела поцеловать, но только положила руки ему на плечи.

— А яблоко моё! — пропела Алиса.

— Алиса! — ахнула Женя. — Немедленно положи яблоко. Эркин, скорее на кухню, там плита, развесь куртку. Давай, давай, я сейчас тебе разогрею.

— Яблоко мне! — запротестовала Алиса.

Женя чуть ли не вытолкала Эркина и занялась Алисой.

— Помоем, нарежем, тогда поешь.

Когда она прибежала на кухню, в плите пылал огонь, от куртки на верёвке валил пар, Эркин сидел на корточках перед открытой топкой и то ли грелся, то ли ворошил поленья. Услышав её шаги, он поднял голову, и Женю удивило странное выражение его лица, будто он хотел что-то сказать и не решался. Но ей было некогда сейчас, и она, сдёрнув полотенце, кинула ему.

— Протри волосы.

Эркин поймал его на лету и отошёл от плиты. Возясь с кастрюлями, Женя слышала, как он отфыркивается и встряхивает головой.

— Почему так поздно, Эркин? — спросила она, не оборачиваясь.

— Ждал, пока стемнеет, — сразу ответил он. — Чтоб из окон не увидели. Женя, я задвинул засовы, на калитке и внизу, так?

— Так, — кивнула Женя. — Мы уже ели, сейчас я тебя покормлю. Иди к столу.

Что-то заставило её обернуться. Эркин стоял, комкая полотенце, скручивая его в тугой жгут, и опять то же нерешительное выражение на лице. Хочет сказать и не может?

— Иди к столу, — тихо попросила Женя.

Он опустил голову, повесил полотенце и вышел.

Эркин ел медленно, устало, склоняя над тарелкой голову с торчащими во все стороны прядями волос. Женя обмыла яблоко, нарезала его на ломтики, налила всем чаю и теперь сидела и смотрела, как он ест. Алиса совсем разошлась, будто и не засыпала только что. Женя нарезала ей яблоко в чай, и теперь она увлечённо играла в рыбалку, используя вместо удочки ложку.

Эркин доел, взял подвинутую Женей чашку, охватил её обеими ладонями и окунул лицо в душистый пар. Напряжение, с которым он шёл сюда, поднимался по лестнице, когда каждый шаг непосилен, когда вошёл и увидел световой круг от коптилки, Женю с шитьём, мордашку Алисы, прижатую щекой к столу… И только сейчас это напряжение стало отпускать его. Он дышал этим паром, чувствуя, как обмякает, расслабляется тело. Он отпил, и сладкое тепло растеклось по груди. Эркин понял, что может говорить, и поднял на Женю глаза.

— Женя, я сигареты взял, — она только молча кивнула, и он продолжил, — полпачки я за прописку отдал.

— Прописка? — удивилась Женя.

— Да, это говорят так, — он улыбнулся, — ну это когда новенький приходит, он либо даёт что, либо его ещё как-то… прописывают. Я… я больше заработал, но пришлось тоже за прописку отдать.

— А где ты был? — осторожно спросила Женя.

— На рынке, — начав говорить, он рассказывал всё охотнее. — Нашёл, ну таких как я, рабов бывших, стал о работе узнавать. Постоянной работы нет. Так… поднести, разгрузить, дрова поколоть или ещё что, это можно, нанимают. Я и прописался там, у них.

— Подёнка, — задумчиво сказала Женя по-русски.

— Как? — быстро переспросил он.

— Podenka, — повторила она, улыбнулась и не так перевела, как объяснила, — работа на один день.

Он негромко засмеялся и повторил по слогам.

— По-дьон-ка, — и кивнул так, что подпрыгнули слипшиеся пряди.

— Ты пей, остынет.

— Пью, — повторил он и продолжил между глотками. — С жильём совсем плохо, говорят, кто не нашёл, прямо там спят, под забором. Но скоро будет тепло. Платят по-всякому. Кто деньгами, кто едой, кто сигаретами. Я не курю, а на сигареты наменять можно. Я за пять штук нож выменял, — он вытащил из кармана складной нож и подал его Жене. — Вот.

Женя взяла его, осмотрела, с трудом открыла. Недлинное широкое лезвие с заостренным концом угрожающе блеснуло. Женя попробовала лезвие пальцем. Острое. Но нож старый. Рукоятка исцарапана, оббитые углы, след от содранной накладки, видно, с именем прежнего владельца, на лезвии следы ржавчины и свежей заточки.

— Зачем тебе это, Эркин?

Он быстро вскинул на неё глаза, забрал нож, закрыл его с характерным щелчком, спрятал и снова уткнулся в чашку, сделал большой глоток. Женя ждала, и он всё-таки ответил.

— На всякий случай.

— Яблоко ты тоже на сигареты выменял? — сменила тему Женя.

Эркин хмыкнул сдерживаемым смехом.

— Две сигареты и ящики переложил на ночь под брезент.

— И сколько у тебя осталось? — вдруг спросила Алиса.

Он недоумённо посмотрел на неё, а Женя рассмеялась.

— Сама сосчитай. В пачке двадцать сигарет. Эркин отдал половину, потом ещё пять, а потом ещё две. Считай. Налить тебе ещё?

Эркин кивнул. Высыхающие волосы опускались, и весь он был уже не такой взъерошенный, лицо смягчилось, на смуглой коже просвечивал румянец.

— Плечо как? — Женя подвинула ему чашку.

— Денька два поберегу, — уклончиво ответил Эркин.

Алиса наклонилась над столом и, утопив лицо в чашке, пила через край. Женя шлепнула её по спине.

— Сядь прямо.

— Да-а? — обиделась Алиса, — а ему так можно?!

От неожиданности Эркин поперхнулся и закашлялся. И тут же получил от Жени легкий шлёпок между лопатками. Убедившись, что справедливость восстановлена, Алиса радостно заявила.