Аналогичный мир

Эркин допил, поставил кружку и встал.

— Поставь ещё кофе, потом все попьём.

Не попросил, распорядился. Снял с Фредди одеяло, аккуратно свернул и отдал Андрею.

— Пусть греется пока.

И снова встал на коленях над Фредди.

— Ну, поехали.

И снова руки Эркина на его спине, пояснице. И тёплые блаженные волны. И нет боли, ну, совсем нет.

— Так, а теперь вот что.

Не вставая с колен, Эркин перешагнул через Фредди и стал теперь рядом с ним.

— Встань на четвереньки. Вот так.

Фредди послушно принял указанную позу, опираясь на колени и ладони.

— Локти выпрями. И ноги. Напряги и держись.

Удар по животу выгнул его спину вверх, и тут же удар сверху по пояснице.

— Вот так. Сгорбил, прогнулся. Сильнее.

Удары не сильные, без боли. Но очень точные.

— И ещё раз, и ещё. Хватит, ложись.

Отдуваясь, Фредди распластался на одеяле, и Эркин снова встал над ним.

— Ну вот, ещё немного, и всё. Потереблю только чуть-чуть. Ну, вот и всё. Одеяло дай.

Фредди снова укутали и совсем уже легонько шлёпнули между лопаток.

— Всё. Отдыхай пока.

— Кофе сейчас будет, — сказал Андрей.

— Делай. Я к стаду схожу.

— Тебя ж качает, сиди.

— Нет, лучше пройтись. Вернусь, как раз всё готово будет.

Эркин накинул на плечи куртку и ушёл к стаду. Андрей возился у костра. Его отросшие топорщащиеся завитки волос сейчас казались золотистыми. Фредди лежал неподвижно, зажмурившись, чтобы сдержать, скрыть набегающие на глаза слёзы. Всё тело мягко, приятно ломило.

Эркин вернулся как раз, когда на кофейнике запрыгала крышка. Сел к костру.

— Давай попьём. Буди.

— Фредди, — Андрей тронул его за плечо. — Вставай, кофе готово.

Фредди приподнялся на локтях. Боли как не было. Тело стало лёгким и непривычно послушным. Он сел, застегнул джинсы, обулся и встал, с, казалось, безвозвратно забытой свободой движения.

— Куртку накиньте, сэр, мышцы горячие, застудить легко. И на сыром нельзя сейчас сидеть.

Фредди кивнул, надел куртку и снова сел на седло. Пояс с кобурой лежал возле шляпы. Лицо Эркина было спокойным и усталым. Андрей разлил кофе.

— Сахара нет.

— Я привёз.

— На завтра, — сказал Эркин. — А то опять выжрем всё в два дня.

— По счёту будешь выдавать? — усмехнулся Андрей.

— Я не надзиратель, — устало ответил Эркин. — Сам возьмёшь. Только думай, когда берёшь.

Фредди искоса наблюдал за ним. Как сказать парню, поблагодарить, чтоб не задеть случайно того, запретного…

— Фредди, а что это было? Ну, у тебя со спиной? — не выдержал Андрей.

— Сейчас ничего нет, — молодецки шевельнул плечами Фредди. — Как скажи, заново родился.

— И не будет? — ухмыльнулся Андрей.

— Не знаю, — пожал плечами Эркин. — Так-то я всё снял и на место вставил. А там… не знаю. По хребту когда бьют, не угадаешь заранее. Подлый удар очень, — он встретился взглядом с Фредди и, глядя ему прямо в глаза, спокойно продолжил. — В распределителе раз, помню, одного так надзиратель двинул. Ноги отнялись у парня. Мы его всей камерой всю ночь мяли… нет, не получилось.

— И тоже орал? — хитро прищурился Андрей.

— Надзирателей будить, ты что? — бросил на него быстрый взгляд Эркин и снова посмотрел в глаза Фредди. — Утром надзиратели пришли, а он не встаёт. Ноги как тряпочные. Ну и всё… — Эркин, наконец, отвёл глаза и посмотрел на огонь. — Подлая штука.

— И что с парнем этим? — глухо спросил Фредди.

— Забрали его, сэр.

Фредди вздрогнул как от удара. Голос Эркина ровен и безразличен, и нет в нём ничего, кроме усталости. И говорит он, как сам с собой.

— Дверь откатили. Ползи. Он и пополз. На руках.

— Молча? — спросил Андрей.

— А чего тут кричать? Всё. Может, и пожалели, пристрелили сразу, чтоб не мучился. А может, и на Пустырь отвезли, там умирать. — Эркин вздохнул, провёл ладонью по лбу, словно отгоняя что-то, взмахом головы отбросил прядь и улыбнулся. — В распределителях всего насмотришься, всему научишься.

Фредди перевёл дыхание. Через распределители прошли все рабы, об этом если сказать, то ничего… Но как парень догадался, что это удар, а не ушиб?

— А с чего ты решил, что ударили меня? Может, я упал так, — Фредди старался говорить шутливо.

Но Эркин ответил серьёзно.

— От ушиба по-другому, сэр. Надо на камень или штырь упасть, чтобы такое было, — Эркин усмехнулся. — Так что удар. Дубинкой ткнули. Или кулаком. Или сапогом. Кулаком так не получится, руке неудобно. Дубинкой белого бить нельзя. Так что сапогом. И сапог окованный.

— Заткнись, — усмехнулся Фредди. — А то ты сейчас скажешь, и кто бил.

— Нет, — покачал головой Эркин. — По удару бившего не определишь, сэр.

— Ещё раз сэра услышу, врежу, — голос Фредди спокоен, но это спокойствие перед ударом.

Эркин молча пожал плечами и отвернулся. И Фредди решил не отступать.

— С Эндрю ты ж обходишься без этого.

Андрей рванулся что-то сказать, но Эркин взглядом остановил его и ответил сам:

— Здесь дело другое. С ним мы на равных, — он сделал выразительную паузу. — И он с нами в городе заодно был.

— А со мной, значит, нет? — в голосе Фредди, помимо его воли, прозвучала обида.

— Не знаю… — и снова пауза на месте не прозвучавшего обращения. — У костра да, завтра, когда погоним… тоже, наверное. А потом? Потом, не знаю. И вы не знаете, — пауза. — Вам нельзя расу терять.

— А ему? — не отступил Фредди.

— Мне на эту хренотень с расой накласть, — Андрей замысловато выругался. — Я на неё ещё когда…

— Андрей! — рявкнул Эркин. — Ты думать будешь, прежде чем пасть разинуть?! Мне за тебя это делать?

— За собой смотри! — вскочил на ноги Андрей. — Думаешь, он дурак, не понял ни хрена?! Ты ж сам себя заложил ему! Ты ж у него на крючке теперь, будет тебя водить, как хочет!

— Ты, щенок! — Фредди как подбросило. — Заткнись, пока я тебе последние зубы не выбил. Ты кем меня выставляешь, падаль?

— Тронь только, — в руке Андрея блеснул нож. — Кишки развешу.

— Ножом пугаешь? Ах ты, щенок…

В какое-то мгновение, они и не заметили когда, Эркин одним броском с места откатился в темноту и исчез. Только ветви где-то хрустнули. Они остались у костра вдвоём. Андрей растерялся, и, воспользовавшись этим, Фредди влепил ему гулкую оплеуху, так что Андрей упал. Но тут же вскочил на ноги и пошёл на Фредди.

Фредди перехватил его за запястье. Вывернул. Парень ловок и увёртлив, но ему не хватает силы. Молод. И больше пугает, не хочет убивать. Так что выбить нож, а потом скрутить — не проблема. Фредди, уходя от ножа, закрутил ему левую руку за спину и ударил ребром ладони по шее. Несильно. Затрещала ветхая ткань. Андрей оттолкнулся, вывернулся, выронив нож, и вскрикнул. Не от боли. Его рубашка лопнула по всей длине, и её половинки остались в руках у Фредди. Он бросил их себе под ноги, открыл рот, чтобы руганью закончить драку, и так и замер с полуоткрытым ртом. Худое мальчишеское ещё тело в рубцах и шрамах, полосатое от неровного загара, и… и синяя татуировка номера чуть выше левого запястья. Нет! Как же это? Нет!

— Будь ты проклят! — и чудовищная, невероятное, неслыханное им никогда ругательство. — Подавись, гад. Доволен? На! Смотри! Стреляй, гад! Я безоружный, ну!

— Ты… — Фредди шагнул к нему, — ты… подожди… Эндрю…

Но Андрей уже метнулся в темноту. Как Эркин до него. Фредди потрясённо стоял у перевёрнутой в драке решётки и тупо смотрел, как гасит костёр разливающийся кофе. Так… так как же это? Он же не хотел… Он же… Чёрт, они же сейчас в бега рванут от него. Как есть.

— Парни! — крикнул он в темноту. — Эркин, Эндрю! Я ж не хотел, честно! Вы ж слышите меня, не могли вы далеко уйти. Парни!

Ему ответила тишина. Неужели и впрямь ушли. Всё бросив, в том, в чём были. Он откатил носком сапога упавший в костёр нож Эндрю. Да, как и думал. Армейский кинжал. Рукоятка самодельная… Безоружные теперь оба. Вот она, их мясорубка. Всё на место встало, сошлась колода. И фокусы их с купанием, и страх, что застанут врасплох, и сигналы эти, и оборванные на полуслове рассказы… Зачем-то, не сознавая даже, что делает, Фредди поднял кофейник, поставил на место решётку, не заметив ожога. Разворошил костёр. Подобрал свой пояс с кобурою. И застыл, прислушиваясь. Показались ему голоса, чьё-то всхлипывание, будто плачет кто-то? Показалось. Он как-то видел их разговор. В двух шагах ничего не слышно, губы почти не шевелятся. И точно, болтали, заржали оба в конце. От него таились. Знал же, ещё тогда в грузовике понял, не примут они третьего. Чего лез? Обидно стало? Дурак. А теперь что? Теперь одно осталось. Он отшвырнул пояс на вьюки и сел к костру. Чтобы его было хорошо видно.