Страница 9 из 38
Проверка личности Кремера не заняла много времени. Молоденький участковый инспектор сам установил его алиби:
— Я видел, как вы приехали, как вы молоковоза искали. Мне бы махнуть сюда вместе с вами! — Возвращая документы, он не удержался. — Летом тут туристов! Но больше ленинградцы… Вы остаетесь?
— И так задержался…
— Сейчас трактор пойдет, — инспектор был приветлив, белозуб, с открытым взглядом. Он с удовольствием оглядел Кремера, желая помочь. — Выберетесь к поселку.
— Там телефон есть?
— Найдется. Позвонить надо?
Долго разговаривать им не пришлось.
— Трактор уходит! — крикнул кто-то.
Из прицепленных к трактору саней Кремер в последний раз оглядел Торженгский погост.
Безупречным вкусом был наделен тот, кто строил строгий деревянный храм, выбирал пропорции колокольни, крыльца и уверенно вывел их над горизонталями берегов. В не меньшей мере сопутствовало чувство прекрасного его земляку — талантливому иконописцу, что писал Благородство и Совесть, вглядываясь в здешних мужиков, и чьей редкостной иконы «Святого Власия» — теперь Кремер был уверен в этом — больше не было в Торженге.
Искать ее следовало далеко отсюда, совсем в другом месте.
Гонта прибыл в Каргополь в субботу утром. Моложавый майор с красным ромбиком Высшей школы МВД мельком взглянул в его служебное удостоверение.
— Раздевайтесь, садитесь.
Гонта снял куртку, придвинул стул, но так и не сел.
— К Смердову поедем завтра с утра, — майор закурил, — председатель райпотребсоюза грозился дать трактор…
— Бездорожье?
— Полное, раньше там глухомань была. В детстве, помню, когда из Торженги кто-нибудь приезжал, вся деревня собиралась. «Иди, говорят, торжак приехал!»— Затягиваясь, майор следил, чтобы пепел не попал на ковровую дорожку, тщательно протертое настольное стекло. В кабинете чувствовались неторопливая основательность, прочный армейский уют. — Сейчас там почти никого нет.
— Давно?
— Порядочно. К удобствам народ тянется, чтобы детский сад, асфальт… — он говорил как о давно известном. — Значит, слыхали в Москве про Фадея Митрофановича?
— Есть перечень икон, представляющих художественную ценность. В нем указаны владельцы…
— Но на фото, которое нам прислали, не Смердов, — майор вынул из стола репродукцию. На Гонту глянуло знакомое торжественное лицо старика на завалинке. — Хотя лоб как у настоящего торжака. Не указано, правда, как нашли фотографию. Преступник потерял?
— Подбросил. — Гонта подошел к печке, тонкий запах тепла поднимался кверху.
Майор не переспросил.
— А письмо про Торженгу? С одной стороны: преступник неизвестен… В то же время — деревня, фотография!
— Письмо нам тоже подбросили.
— Простите… — майор недоуменно развел руки. — Но если сам преступник подбросил… Как же вы надеетесь обнаружить его в Торженге?
В тусклых огнях падал снег, белый, как купола каргопольских соборов. Над колокольней шестнадцатого века с криком кружили галки.
Гонта прошел центральной улицей, заканчивающейся вмерзшим в лед дебаркадером.
Вопросы начальника каргопольского райотдела были как раз теми, на которые ни Гонта, ни Ненюков не могли ответить.
«О чем предупреждал неизвестный преступник, подбросив письмо с упоминанием о Торженге? Блокнот с телефонами, фотографию старика на завалинке? На что он рассчитывал, оставляя в квартире онколога странные свои улики?»
На оперативном совещании у генерала Холодилина один из инспекторов спросил:
— Представьте, что преступник нашел в одном из дворов, рядом с мусоросборником, пачку старых бумаг, фотографий и теперь подкидывает по одной на местах происшествий… Что дальше? В лучшем случае мы отыщем этот мусоросборник…
Отвечал Ненюков:
— Если преступник нашел фотографию старика, письмо следовательно, он нашел и блокнот с телефонами. Кто бы вписал номера телефонов вперемежку с семизначными числами, без указаний абонентов да еще в количестве четырехсот!
Была и другая загадка. Среди икон профессора первой — наиболее самобытной и уникальной — считалась «Апостол Петр», на обратной стороне ее бежали две сохранившиеся строчки: «В лето 6922 а писана бысть икона си рукою раба божия Антипа Тордоксы».
Однако именно от «Апостола» преступник отказался, подсунув под икону пакет с уликами. Глупость? Дилетантство? А может ему помешали? Вторую подписную икону Тордоксы — «Сказание о Георгии и змие» — преступник, однако, взял.
Расстилавшееся впереди поле оказалось легендарным Лаче, переметенным поземкой, с черными точками застывших над озером рыбаков.
Гонта повернул назад. Из городской бани выходили женщины. Раскрасневшиеся, с белыми косынками под платками, они вели закутанных до самых глаз детей. Мужчины ждали их на тротуарах.
«Есть ли вообще логика во всех этих действиях?» — думал Гонта, разыскивая гостиницу среди двухэтажных деревянных домов.
На рассвете его разбудил стук в дверь:
— Товарищ Гонта! Здесь товарищ Гонта из Москвы? К телефону!
Звонил начальник райотдела, в голосе звучала растерянность.
— Обстоятельства пока неизвестны… В общем, убийство в Торженге. Группу по охране места происшествия уже отправили. Сейчас уходит трактор со следователем, кинологом…
— Подробности известны?
— Найден труп Смердова…
— Смердова?
— Подозреваемые на месте, все здешние. Сейчас за вами заедут… Я приеду со следователем прокуратуры.
— Срочно сообщите в Москву.
Майор вздохнул:
— Чепе!… В Архангельске уже знают.
— Собачку, — приказал следователь.
Огромную служебно-розыскную собаку, прибывшую вместе с ними в санях, подвели к брошенной под куст телогрейке, молоденький сержант-кинолог пригнул ее к земле.
— След, Гримм!
Пес, как слепой, заводил мордой.
— След!
Внезапно, будто уступив настойчивым просьбам, Гримм нагнул морду, на секунду замер. Люди у изб напряженно застыли. Вдруг, словно выдернув из снега что-то невидимое для всех, Гримм бросился к озеру. Кинолог еле поспевал, скользя на коротких местных лыжах как на водных, несколько человек бросились вдогонку.
Бежать пришлось недалеко. У избы ветеринара пес сбавил бег и беспомощно закрутился на месте, будто то, что он до этого видел, стало для него таким же невидимым, как для остальных.
— След, Гримм! — неуверенно попросил кинолог.
Пес вернулся к крыльцу, несколько раз когтисто провел лапой.
— Во времянку никого не пускать, — приказал следователь.
Осмотрев место преступления, он вместе с Гонтой направился к избе Смердова, чтобы оттуда снова вернуться к церкви. Их сопровождал участковый инспектор, организовавший охрану следов до прибытия оперативной группы.
В избе Смердова оказалось немало улик — окурки, забытая кем-то шариковая ручка, чистая тетрадь.
Трое сидели за столом в злополучный день перед бураном. Следователь и участковый инспектор без труда определили место, которое занимал хозяин, — рядом с чашкой Смердова лежали щипцы, кусковой сахар. Гости пили чай сладкий. Курил один, сидевший по левую руку старика, — сигареты «Визант» с фильтром. Другой разливал спирт, а когда бутылка опустела, поставил под стол, у ноги.
— Пальцы! — обрадовался следователь, осветив бутылку косым лучом фонаря. — В верхней трети — указательный, средний и безымянный…
Осмотр избы продолжался до позднего вечера, однако «Святого Власия» обнаружить не удалось.
Во времянке пенсионера Игната Васильевича тоже ничего не нашли, кроме лыж, засунутых за печь, да зеркальца, принадлежащего убитому.
Труп Смердова накрыли брезентом, к нему разрешили подходить, затем перенесли в избу. На вытоптанной площадке перед церковью теперь всюду валялись ватные тампоны, пористые куски гипса. Вместе со следователем Гонта осмотрел церковный двор и показал на нитку с узелками. В присутствии понятых следователь обмерил и спрятал нитку в конверт, потом поднялся на крыльцо церкви, включил диктофон и, глядя в записи, стал наговаривать протокол осмотра. Молоденький инспектор светил ему фонарем, Гонта стоял у крыльца. Иногда следователь выключал диктофон и перебрасывался с инспектором короткими, понятными им одним замечаниями.