Страница 61 из 69
Немига. Не столь уж широкая улица. Светофор, слава богу, зеленый. Данил сбежал по широкой лестнице, перебежал на другую сторону, а вот молодой не успел. Теперь — вправо, под путепровод, а вот и «пожилой», маячит на другой стороне. В общем, вполне грамотно, свернешь вправо — там пожилой, как будем его условно называть впредь, хоть он не старше Данила. Пойдешь прямо, к гостиницам — следом потащится молодой…
Вспыхнул зеленый под путепроводом. Слева красуются над вовсе уж неширокой речкой Свислочью аккуратненькие, как игрушечка, сбившиеся в кучку домики Троицкого предместья — якобы старинные, но это кропотливая реконструкция, в сорок четвертом, под конец операции «Багратион», здесь все лежало в руинах…
Пожилой сопровождает по той стороне, хорошо ведет, чисто. Нет, положительно — волчара. Молодой хлипче. Голуба моя, да любой, столь нервно дергающийся, как ты сейчас, давно бы сунул сигареты в карман, а ты их тискаешь в ладошке, значит, это точно шокер… А если и мы этак задумчиво сунем руку под мышку? Ага?! Прекрасно понимаешь, сука, что не стану я стрелять в центре города, но все равно дернулся, бычок… Какой-нибудь местный Фантомас, ей-же-ей…
Молодой топал следом. Данил остановился у черного, затейливо выкованного уличного фонаря. Пришлось и тому остановиться, с видом крайней зачарованности уставиться на речку Свислочь — а чего, спрашивается, глазеть, утки отсюда летом улетают, это зимой они табунятся у этого мостика, ныряют за брошенным хлебом…
По Троицкому их особенно не поводишь, все предместье — десяток домиков, которые в три минуты можно обойти кругом, никаких закоулков. В магазины заходить не стоит — там-то и приблизятся. Белорусы — народ простой и незатейливый, который год и у них бурлит потаенно-кипучая деятельность фигур с п о н я т и е м, но все равно здешний люд еще сохранил, единственный, наверное, на пространстве «бывшешего СССР», этакий детски невинный взгляд на жизнь. Кому-то стало плохо в магазине, и добрые сябры повели его, болезного. Впрочем, и у нас, даже если разгадают неладное, притворятся, будто ничего и не видели…
Показалась «Волга» Степаши — и в ритме общего потока проехала мимо, мигнув фарами. Значит, «семерка» висит у него на хвосте. Прелестно, все предусмотрено, поводим… Пожилой болтается на той стороне, делая вид, что ждет разрывов в потоке машин — вполне правдоподобно, он там не один такой…
Данил докурил сигарету и решительно направился назад, той же дорогой, группируясь на ходу для отточенного удара.
Молодой, заинтересованно таращившийся на спокойную воду без всякого почти течения, слишком поздно отметил краем глаза, что «подопечный» задержался…
Гоп! Руку молодого, моментально разжавшуюся от хитрого удара по косточке, дернуло вверх, «пачка сигарет», кувыркаясь, полетела в речку… и пошла ко дну, как утюг.
— Ай-яй-яй, какая незадача… — сказал Данил.
Бычок даже не сообразил толком, то ли ему разозлиться, то ли притвориться, будто никакого шокера у него и не было и удара не было. Одно из самых нелепых и жалких зрелищ на свете — «топтун», которому поднадзорный вдруг навязал общение.
Пожилой маячил на противоположной стороне, чуть позади. Данил, врезав молодому носком кроссовки по голени, размашисто зашагал дальше. На душе стало чуточку веселее. Теперь он был уверен, что государство тут ни при чем. Правда, это снимало ровно половину хлопот. Его определенно хотели захватить, и не все, питавшие такое желание, были лопухами…
Через пять минут он вышел к автовокзалу. Пожилой топал следом, а позади маячила и вишневая «семерка», куда успел влезть ушибленный бычок. Но это уже беспокоило гораздо меньше — обдуманный им в машине план имел все шансы на успех. Уж окрестности-то сего древнего города он знал…
Расписание он, конечно, успел подзабыть, но, пройдя мимо касс, бросил беглый взгляд, и этого было достаточно. Так и не взяв билета, вернулся к площадкам, где с превеликим облегчением (не придется торчать тут долго) узрел автобус, отходящий на Воложин. День был будничный, и народу, как всегда, оказалось немного. А автобусов с этой стороны площадки стояло целых три…
«Семерка» стояла поблизости — они уже не питали иллюзий и не стремились притворяться джентльменами, игра пошла в открытую. Данил до последнего прохаживался так, что неизвестно было, какой из трех автобусов его интересует — и наконец прыгнул в воложинский за секунду до того, как водитель нацелился закрыть дверь. И был совершенно уверен, что подсадки от преследователей в салоне нет.
В последующие полчаса он отдыхал, безмятежно таращась на окрестные пейзажи и порой украдкой косясь назад — «семерка» сопровождала автобус в отдалении. Бензин у них, конечно же, не кончится, и надеяться нечего — должны были перед выездом на дело залить полный бак…
Недолгая, минут на семь, стоянка в Ракове — нынешней деревне, давно и бесповоротно потерявшей звание города. Пока водитель утрясал в крохотном автовокзале какие-то свои дела, мужская половина пассажиров покуривала на свежем воздухе. Данил к ним не присоединился. «Семерка» все это время стояла метрах в пятидесяти позади. Не исключено, им даже нравилось, что «клиент» ведет их в тихое захолустье — хотя подозревать подвох они просто обязаны…
Поехали! У распятия, на перекрестке, автобус сворачивает налево, вот и последние дома остались позади — Данил, примостившийся на последнем сиденье, укреплял на стволе «Макара» глушитель — паршивенький, с мембранами из пластика, чуть ли не одноразовый. Но он и не собирался стрелять много…
Руки он держал меж колен, и добрые поселяне ничего не заметили, конечно…
Сейчас дорога плавно повернет влево… Он встал, прошел к шоферу и небрежно бросил:
— У «Ислочи» остановишь…
Тот столь же равнодушно стал притирать автобус к обочине. «Семерка», наученная опытом у всех предшествующих остановок, на всякий случай не обгоняла, а притормозила метрах в сорока. Данил выпрыгнул, обежал автобус спереди и, подобно любителю джоггинга, рысцой дернул в распахнутые ворота. Вокруг — ни единой живой души. Оказавшись под прикрытием небольшой кирпичной привратницкой (в которой отроду не водилось никаких привратников), он выхватил пистолет, чуть высунулся и дважды нажал на курок, целясь в шины свернувшей было влево «семерки».
Первый выстрел прозвучал не громче стука автомобильной дверцы, второй хлопнул погромче, на третьем глушак определенно и сдох бы, но третьего и не понадобилось, все было в ажуре — обе передние шины пробиты, трое обормотов внутри, как многие на их месте, пригнули головы, ожидая, что новые выстрелы будут сделаны по ним. Но Данил уже быстрым шагом удалялся к низкому зданию серых и бледно-желтых оттенков, самую чуточку напоминавшему старинный замок — из-за стилизованной высокой башенки, вздымавшейся справа от входа.
Когда-то здесь был дом писателей. Потом увлекшиеся перестройкой, гласностью, независимостью и прочими увлекательными глупостями труженики пера как-то незаметно упустили из рук свое кровное достояние, перешедшее к людям коммерческим. Впрочем, еще в старые времена, когда Данил ждал здесь дня «Д», писателей почти что и не было — август девяносто первого, мозги б не вспоминали…
Справа за стойкой торчал все тот же дедушка, смутно помнивший Данила, но даже если и не помнил — с расспросами не полез, равнодушно отвернулся, глянув, как вошедший уверенно направляется влево. Данил вошел в коридор, вновь повернул налево, по узкой лестнице поднялся на второй этаж, снова налево, направо…
Дом был словно нарочно создан для срубания хвостов или для декораций к кинотриллеру. В планировке он был прост — квадрат в два всего этажа — но по всему периметру второго этажа шли спуски на первый, совершенно одинаковые, отличавшиеся друг от друга лишь красными номерами пожарных колодцев на слепых площадках. Человек посторонний, будь он и трезвехонек, моментально оказывался в лабиринте и блуждал долго. Пустись за ним следом эта троица, он непременно уделал бы их в этом лабиринте, как хотел…
Спустился на первый этаж, ностальгически и печально покривил губы, проходя мимо комнаты номер три. Дернул шпингалеты единственного окна, расположенного довольно высоко, подпрыгнул, взлетел на широкий подоконник, спрыгнул наружу и метнулся в лес, забирая вправо по широкой дуге и не сомневаясь, что остался совершенно незамеченным.