Страница 47 из 70
Перед тем как обратиться к Родионовой, он узнал о ней очень много.
—
Я пришел к вам по делу, — улыбнулся Строка, когда вошел в ее кабинет. Он не ошибся. Родионовой было по душе его предложение. Наконец ей подвернулось живое дело. Родионова формировала партии товара. Строка расплачивался наличными. Уже после первой ходки он не мыслил свой бизнес без Родионовой. Она наладила бесперебойный приток икон. Строка забросил контрабанду металлами и переключился на искусство. Клапан из СССР на Запад был открыт. Ценности стали уплывать рекой. Строка сам сопровождал груз. Он не признавал козьих троп, так как умел договориться с таможней. Так продолжалось четыре года. До тех пор, пока в приграничных юродах не появился рэкет.
Это случилось в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году.
Рэкетиры встретили грузовики на дороге. Строка погорячился, когда полез на рожон. Эти молокососы жили по своим понятиям. Щелкнув затворами, они предупредили, что не будут шманать колонну, если им заплатят, но если не заплатят, то они подожгут машины. Строка заплатил, пообещав вернуться. Рэкетиры в ответ улыбнулись.
—
Когда будешь возвращаться, захвати портмоне. Шоб скорей тебя увидеть, придержим один грузовичок здесь.
По приезде в Киев Строка оставил ящики со своим импортом на хранение у Родионовой, а сам сколотил дружину из тринадцати человек, вооружил их до зубов и отправился на разборы в Чоп. Ему не суждено было вернуться. Стычка с рэкетирами была кровавой. В Киев вернулись восемь молодчиков Строки. И сразу же явились к Родионовой рассказать о случившемся; к тому моменту она уже знала, что в ящиках было оружие. Она не раздумывала над тем, кому оно теперь принадлежит. Коль Строка оставил нереализованный товар ей, то, следовательно, тут и думать не надо. Уголовникам Строки она сказала, что оставляет их у себя на содержании. Но охотники присвоить товар нашлись в лице клиента Строки — скупщика оружия. Подстрекаемый дружками, он хотел взять товар бесплатно, в случае отказа угрожал расправой.
Стоящая на довольствии у Матушки бригада уголовников понадобилась как нельзя кстати. После одной маленькой дырочки во лбу торговца оружия на товар больше никто не претендовал. Это было первое убийство, на которое Родионова дала санкцию, с этого дня ее жизнь стала подчиняться иным законам, далеким от гуманизма и христианских заповедей. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она впервые произнесла:
—
Этого человека надо устранить.
Борис ужаснулся, когда услышал эти слова от нее. Он не стал говорить с ней при чужих людях, но сказал ей наедине:
—
Ты что, спятила?! Ты же превратилась в убийцу. Это уже не
игрушки, с тобой творится что-то неладное. С кем ты повелась? С урками…
—
Пустота… — сказала она, — жизнь такая, будто это не моя жизнь, а я лишь созерцаю чью-то чужую жизнь со стороны, я не знаю, чем заполнить эту нишу.
—
Твои жизненные искания отнюдь не мешают тебе влезать в г
рязь.
—
Человек хоть раз в жизни должен провернуть крутую аферу, чтобы почувствовать себя хозяином положения. Я ни от кого не завишу. Я освобождаю сама себя от всякой зависимости. Пусть провал, но я успею насладиться мгновением, увижу, на что я способна. А тебе не интересно, сможешь ли ты растревожить стоячее болото?
—
Не будешь зависеть?! Ты всегда будешь зависеть от обстоятельств.
—
Ты просто смирился с этими самыми обстоятельствами, а я не хочу. Этим отличается обыватель от творца. Я призналась сама себе, что в моей голове есть такие мысли и что я их не боюсь, а ты можешь признаться?
В голове Бориса не было таких мыслей, но и деваться ему было некуда. Чтобы быть рядом и по возможности оградить Лену от беды, Борис принял ее предложение стать советником.
Спустя некоторое время Матушка зашла слишком далеко, она увязла, а вместе с ней увяз Борис. На их жизненном
пуги стали появляться личности, подобные Роланду Кутателадзе. Этот монстр был порождением времени.
Роланд Кутателадзе мог заставить сделать что угодно, кого угодно, мог выполнить любое поручение Хозяйки, если бы даже оно было сопряжено с десятками препятствий в виде человеческих жизней. Он не любил, когда ему мешают. Хозяйка держала его на привязи, как цепного пса, готового разорвать любого, кто осмелится встать на ее пути.
Роланд, уроженец Тбилиси, был из тех людей, о которых говорят, что они своей смертью не умрут. Он был прирожденным воином, для него единственной реальной властью была власть кулака, и убедить Роланда в чем-либо можно было лишь еще большей силой, чем обладал он сам. Это был человек недюжинных физических возможностей. И так как ничего больше делать не умел, а если быть точнее, и не хотел, то добывал себе на пропитание именно кулаками.
Еще в двенадцатилетнем возрасте отец отвел его в секцию дзюдо, это и определило его судьбу…
До того как Роланд стал работать на Матушку, он был спортсменом-кикбоксером. Со временем он понял, что на ринге добывать себе средства на пропитание и другие нужды мужчине в полном расцвете сил тяжело и чревато последствиями для его крупного кавказского носа. Настали времена перестройки. Роланд подрядился работать вышибалой в только что открывшемся казино на Крещатике. Правда, на этой должности он продержался недолго. Ему платили гроши. Он повздорил с хозяином казино и уволился. Оставшись без средств к существованию, Роланду не оставалось ничего, как вернуться в кикбоксинг. Но теперь он стал посещать секцию, которую организовал его старый друг Олег Никанкин, бывший чемпион СССР по боксу, в несколько иных целях. Днем здесь тренировались мускулистые ребята, которые под руководством одного из известных авторитетов по прозвищу Шмайсер собирали дань с лоточников, трусили бары и забегаловки Киева, под их контролем находился центральный рынок, частные автостоянки, все внебанковские валютные операции. Ну, а вечером Олег Никанкин тренировал таких же крепких парней. Только это была команда, защищавшая владельцев баров и забегаловок от первых. Олег создал кулак, который в городе знали воротилы всех мастей и пользовались услугами за сносную плату. Это было что-то вроде охранного бюро, хотя, бывало, Олег договаривался со Шмайсером и они действовали сообща. Людям Шмайсера в таких случаях даже не приходилось идти на дело. Содержателя заведения просто и вежливо предупреждали о дороговизне спокойной жизни, а он, трепеща от страха, естественно, бежал за помощью не в органы, а к Олегу Никанкину. Тот уверял попавшегося на удочку дельца, чтоб не переживал, гарантировал свою опеку и сразу же получал хрустящие купюры, сумму, гораздо меньшую, чем требовали рэкетиры. В то время, как Никанкин делился со Шмайсером, По Киеву расползались слухи о крутом Никанкине, грозе рэкетиров. Бизнес Никанкина процветал, пополняясь клиентами, правда, кроме Шмайсера, в городе были другие группировки вымогателей. Поэтому ребятам Олега частенько приходилось оборонять клиентов не понарошку, а по-настоящему.
Роланд Кутателадзе стал подручным Олега и, поварившись в этой каше, понял, что создан для такой жизни, но больше ему приглянулось выколачивать деньги с бизнесменов, нежели защищать этих капиталистов. Слово "капиталист" он произносил с презрением и сознательно зачислил его в разряд ругательных. На первых порах он ненавидел любого, кто ездил на иномарке, и морально был готов "замочить" каждого, кто "жил за счет обманутого народа". Роланд, приехавший из Грузии в Киев поступать в физкультурный институт восемь лет назад, до сих пор прозябал в своей опостылевшей комнатушке в общежитии, которая находилась прямо возле общего туалета. Он возненавидел свое жилище, от которого веяло смрадом, и заодно невзлюбил всех обладателей иномарок, роскошных дач, всех бывших боссов партийной номенклатуры и в новые времена оставшихся на плаву, как непотопляемый авианосец, лишь поменяв свои служебные "волги" на комфортабельные иномарки. Особо Роланд ненавидел их сынков — мажоров, которым было предначертано стать большими людьми уже с пеленок. Родители Роланда были бедны, ему не от кого было ждать поддержки, приходилось самому себе пробивать дорогу. И так как у него ничего из этого не выходило, он ожесточился.