Крестная мать

Крым. Ялта

"Тарас Шевченко" пришвартовался в морском порту Ялты. Ялтинские участники организованной Цезарем встречи прибыли первыми. Приглашены были только двое самых богатых ялтинских дельцов — Иван Мохов и Савелий Петренко, которые держали в своих руках почти все туристические фирмы, в том числе и крупнейшую в Крыму — "Ялта-тур". В последние годы эти двое целиком погрязли в ворохе бумаг, въездных виз, загранпаспортов, таможенных деклараций, сознательно оградив себя от своего прошлого занятия, — торговли живым товаром. Приглашение дядюшки Цезаря вселило в них тревогу, что придется вновь вспомнить грязное прошлое. Они не хотели ввязываться в сомнительные предприятия, но понимали, что Цезарь, стоит ему захотеть, не оставит камня на камне в их прибыльном деле. Они были обязаны Цезарю, что тот позволяет самостоятельно делать бизнес и не лезет в компаньоны. А ведь реальной силой в Ялте после изгнания кавказцев был именно Цезарь. Мохов и Петренко лелеяли надежду, что суть встречи сведется к посильному взносу в общак. Своего мнения у них не было, они приготовились поддакивать Цезарю.

Из Керчи приехал Аркадий Матвеев. В отличие от элегантно одетых и сверкающих матовым загаром ялтинцев, Матвеев был мужиковат. В лице Матвеева дядюшка Цезарь имел надежного союзника, который полностью разделял показную точку зрения Цезаря о недопустимости влезать в крымские дела людям со стороны. Больше всего Матвеев боялся, что может объявиться кто-то проворнее и похитрее него, кто наложит лапу на контрабандный ввоз бензина из Новороссийска. Наряду с рэкетом это было главной статьей его доходов. Он срывал большой куш, воспользовавшись разницей цен на топливо в России и на Украине. Матвеев хозяйничал в Керченском порту, любой сколько-нибудь ценный груз не мог без его ведома отойти от причала; на этом берегу Матвеев умудрился посадить в кресло начальника морского вокзала своего племянника. По ту сторону он имел дело с начальником новороссийской таможни, которого с головой закопал во взятках.

Следующим подкатил "Вольво-940" цвета "дипломат" Станислава Вольского, малость согнутого, со впалыми щеками, седыми висками и тонкими черными усиками. Это был весьма образованный человек. В свое время окончивший юрфак Московского университета, владеющий в совершенстве английским и немецким языками. Заслугой Вольского было финансирование разведки нефтяных месторождений в Крыму. Он заключил контракт с американцами на бурение первых скважин. Крымская нефть по своему составу превосходила каспийскую. Вольский также опасался, что на полуострове могут появиться нежелательные конкуренты. Как деловой человек он понимал, что правительство Украины, находясь в состоянии полной прострации, неумело выкручиваясь из не поддающейся прогнозу ситуации с энергетическим кризисом, может наложить лапу на его бизнес. Вольский был ярым сторонником независимости Крыма. Наверное, еще и потому, что с такой же опаской он смотрел и в сторону России. Нефтяной промысел в Крыму был его детищем, и отдать свое дитя в чужие руки… Нет. Вольский не сделал бы этого, даже если бы ему пообещали золотые горы. Он знал цену подобным обещаниям.

В качестве свадебного генерала Цезарь задействовал адмирала. Правда, в отставке. Вице-адмирал Рыбкин стал состоятельным человеком еще в допутчевый период. Будучи заместителем командующего Черноморским флотом по тылу, Рыбкин изящно прокрутил миллионную сделку с полдюжиной списанных кораблей, отбуксированных в Индию. Ржавые посудины были проданы индийским "друзьям" как металлолом. Но на флотские счета капнула лишь крохотная дождинка обильного ливня, которым была скреплена сделка. Финансовый дождь и в этот и в последующие разы орошал другие счета и способствовал процветанию созданной под благовидным предлогом социальной защиты воинов, уволенных в запас, фирмы "

Mop-Инвест". Перед Рыбкиным же уже не стояло проблем, чем заняться на гражданке. Цезарь в зародыше разглядел неиспользованный потенциал высокопоставленных расхитителей флотского имущества. Цезарь нуждался в человеке с такими связями, как у Рыбкина, хотя бы для того, чтобы краник топливной службы флота всегда оставался открытым и бездонная цистерна флотского топлива выливалась вечной струей. Когда Рыбкина взяли в оборот, людям Цезаря оставалось лишь подставлять под краник свою тару. Струя эта разбивалась звоном монет, но теперь эти деньги оседали на счета Цезаря. Таким поворотом отозвался переход Рыбкина на вольные хлеба. Но он не роптал, потому что не бедствовал. А его детище — "Мор-Инвест" — стало одним из учредителей нового банка, банка Цезаря.

Если б художник блуждал в поисках образа, олицетворяющего неподдельное счастье, то стоило бы ему взглянуть на сияющее лицо гостя Цезаря из Феодосии, человека в годах, Тараса Ступака, творец, не раздумывая, взметнул бы кистью и запечатлел на полотне портрет счастья с натуры. Ступака переполнял наплыв чувств. Он предвкушал, как отразится на его авторитете в Феодосии тот факт, что именно его, а никого-то другого, удостоили такой чести — пригласили на столь значимое мероприятие. Подумать только, он здесь вместе с самими братьями Каблуками, его пригласил сам Цезарь! Можно было не сомневаться, что с доброй половиной своих знакомых в Феодосии Ступак после возвращения с этой сходки перестанет здороваться.

Ступака привел на сходку к Цезарю не туго набитый карман, не вес в уголовном мире, его бригада насчитывала лишь девять человек, которым не выдалась возможность проявить себя в серьезном деле. На счету Ступака не значилось ни одной кровавой разборки. Но он был здесь. И привело его сюда… верноподданничество. Он обхаживал Цезаря, когда тот гостил в Феодосии, как угодливый лакей, шустро и с улыбкой, не разгибая спины. Ступаку доставляло искреннее удовольствие встречать и провожать Цезаря. Ступак гордился, что именно он, а не его ненавистный конкурент молодой Кеша Огурцов, с которым Ступак разделил не в свою пользу город, сопровождает Папу. Пусть теперь этот щенок где-нибудь обмолвится дурным словом, попробует назвать его прихвостнем. Пригласили не его, а меня — приятные думы нежно обдували Ступака, когда он ласково трепал за ухо мраморного дога, вольготно гуляющего по палубе. Это была собака Цезаря. Кто знает, может, именно благодаря этой четвероногой псине Ступаку так подфартило. Как-то раз Цезарь прилетал на вертолете в Феодосию развеяться, прихватив с собой двух догов. Цезарь знал, что Ступак содержит в городе подпольный тотализатор собачьих боев. Папа изъявил желание, чтобы его собаки поучаствовали в спаринге с бультерьерами. Ступаку легче было провалиться сквозь землю, чем допустить, чтобы его свинорылые убийцы, эти бесстрашные гладиаторы, превратили догов Цезаря в мясной фарш. Ступак извелся, наблюдая, как доги ластятся к незнакомцам. С таким характером оказаться в яме с бультерьером означало одно — смерть. И тогда ему в голову пришла спасительная идея: бультерьерам вкололи снотворное, и только после того, как лекарство подействовало, собак стравили. Доги Цезаря вышли победителями из поединка. Дядюшка Цезарь все понял, но он был доволен. А Ступак был сейчас более чем доволен. Да, он поистине был счастлив.

Отозвались на приглашение Цезаря и братья Каблуки. Каблуки никогда не выезжали втроем. Одного брата всегда оставляли в Симферополе, чтоб в случае чего было кому мстить. Пригласи их Цезарь буквально месяц назад, они бы сослались на неотложные дела. Еще чего! Ему надо — пусть сам приезжает. Но теперь Цезарь снова был в зените своего могущества. К то муже Каблуки теперь утвердились во мнении, что Цезарь стал наместником большого человека в Крыму и что этот большой человек рулит из Москвы. Каблукам было плевать, кто этот человек — Бейсик или еще кто. Им важно было одно: претендует ли кто на их кость, политики они сторонились.

Каблуки пришли к заключению, что Цезарь занялся именно политикой, что человек из Москвы наделил его очень большими полномочиями. Цезарь для своего московского босса гарант, что Крым был, есть и будет филиалом московской мафии. Но Каблуки стерегли только свое лакомство. Они не зарились на чересчур большие состояния. Так было спокойнее. Каблуки, радетели местных устоев, между собой осуждали Цезаря, говоря, что он продался москвичам. Но откуда им было знать, что

в

действительности дядюшка Цезарь занимает приблизительно ту же позицию, что и они по отношению к пришлым людям, правда, эта позиция не мешала Цезарю использовать ползающие

в

их среде слухи и решать под маркой Москвы свои дела…