Часовой Армагеддона

Хаям добрался до сцены убийства. Действительно, рука Валентина двигалась сама по себе; смотреть на это было жутковато — откинувшись назад, Фалер в то же время сползал с кресла, явно собираясь стать на колени, а рука его без всякого замаха рванулась вперед, растопырив пальцы. И как только попал, удивился Валентин. Одно что — заколдован!

Потом картинки кончились — Хаям слишком много времени провел с закрытыми глазами. Закончив повествование моментом, когда Фалер покинул его комнату, Хаям умолк и оглядел присутствующих, явно ожидая аплодисментов.

— Вот вторая монета, — сказал Максим, выкладывая перед собой круглый серебряный предмет.

Талион кивнул и раскрыл левую ладонь. Монета встала на ребро, покатилась по столу и замерла перед эльфом.

— Ты сказал, — подал голос Мануэль, обращаясь к Хаяму, — что за мгновение до удара понял, какая опасность угрожает хозяину?

Хаям несколько раз кивнул:

— Да, я до сих пор проклинаю себя, что не сообразил этого раньше. — Он ударил кулаком по столу. — Я все еще не верю, что мой эпос будет завершен именно так! Ах, если бы все шло так, как предначертал Хозяин…

— Довольно намеков, Хаям, — перебил его Талион. — Рассказывай обо всем по порядку. Ни для кого не тайна, что Хозяин давал каждому из нас особые поручения. Что же именно он поведал тебе?

— Свой подлинный план уничтожения Габриэля, — произнес Хаям, и Валентин поразился тишине, наступившей в зале. В этой тишине внезапно раздался стук каблуков. Оглянувшись, Валентин увидел Бранбо, разряженного в пух и прах, спешащего к столу. Его башмаки с огромными золотыми пряжками гулко ударяли по каменному полу.

— Прошу прощения, господа, — затараторил он, — так трудно сообразить, что именно следует одеть на совет в пять часов утра! Надеюсь, впрочем, что я прихватил все необходимое. — Оглядев кислые физиономии, молчаливо советовавшие ему замолкнуть, Бранбо плюхнулся в кресло и пожал плечами. — Если вы осмелились начать совет без меня, извольте прерваться, когда я все-таки пришел! — заявил он, задрав нос.

Валентин улыбнулся. Бранбо начинал ему нравиться.

— Хаям, — Талион будто и бы не заметил вторжения Бранбо. — Мне странно слышать твои слова! Разве не в союзе с Георгом и Детмаром, о котором Хозяин говорил многие недели, заключался план завершения великой Битвы?

— А вот и нет! — торжествующе возразил Хаям. — Союз с Избранными?! Хозяин слишком хорошо понимал, что такой союз невозможен. Избранные не нуждаются в союзе со смертными! Нет, план, который Хозяин открыл мне вчера после ужина — открыл, чтобы я внимательнее отнесся к мелким событиям, которые в противном случае вряд ли заметил бы, — заключался совсем в другом. — Хаям обвел собравшихся взглядом, добившись полного внимания. — Великий Черный понял, что Габриэлю в любом случае суждено предстать перед судом Георга и Детмара. Хозяин решил сделать так, чтобы их встреча окончилась битвой, а битва — гибелью всех трех сыновей Тьмы!

— Так оно и будет! — Воскликнула Нинель, подаваясь вперед. Валентин посмотрел на нее, увидев будто в первый раз. Что делает с женщинами смена одежды! В открытом жемчужного цвета платье, с поднятой лифом грудью Нинель выглядела придворной красавицей. Валентин с некоторым опозданием прислушался к ее словам. — Трое Избранных сойдутся в битве посреди Ампера. Тучи пыли затмят солнце, земля содрогнется и извергнет потоки огня. — Глаза Нинель почти закатились, она говорила монотонным, потусторонним голосом. — В этой битве не будет победителей. Три бесплотных тела взовьются к облакам, собравшимся над полем брани, и алое солнце проводит их в последний путь. А потом огромная волна встанет из-за горизонта, и вся Фарингия до самых Симанских гор скроется под водой. С беззвучным грохотом, который некому будет слышать, провалится под землю Деттерский хребет, и в этой бездне найдет свой конец горный замок Великого Черного со всеми его обитателями…

— Когда? Когда это случится? — перебил Нинель Бранбо. — Понятно, что сегодня днем, но в котором часу?

— Солнце едва начнет клониться к закату, — ответила Нинель, постепенно приходя в себя. — Талион, Макс! Я не хочу умирать!

— К закату, — пробурчал Бранбо. — Семь часов осталось, нипочем не успеть. И хозяин туда же: все бы с Избранными драться, нет, об имуществе подумать…

— Бранбо, — обратился к нему Талион. — Поясни нам, о каком имуществе ты говоришь. Наверняка не все знают, какие именно указания ты получил вчера от Великого Черного.

— А всем и незачем их знать, — буркнул Бранбо. — Все в замке принадлежит Хозяину, а я поставлен следить, чтобы на складах был порядок! Но разве можно успеть все переписать, упаковать и вывезти меньше чем за день?! Да если бы я вчера знал, что замок уже в полдень под землю провалится, я бы даже и не начинал! Собрал бы первую сотню, и дело с концом. Вот тоже, маги, сначала триста лет копят, а потом вожжа под хвост попадет — и гори оно все синим пламенем…

— Хозяин сказал тебе подготовить склады к вывозу? — уточнил Максим. — И это произошло вчера?

— Разумеется, вчера! — раздраженно ответил Бранбо. — Сколько можно повторять: иначе бы я все успел. Все впопыхах, никакого порядка… — Он покосился на Валентина. — Может, хоть при новом хозяине лучше станет?

— Похоже, Хозяин предвидел гибель замка, — заметил Мануэль. Валентин посмотрел на него — надо же, все еще здесь, а у меня было впечатление, что он давно вышел. До чего неприметный человек! — И что самое странное, Великий Черный принял это как должное.

Нинель закрыла лицо руками и заплакала. Валентин тоже почувствовал себя не в своей тарелке. Ну, блин, Не-Джо он и есть Не-Джо! Да за такие штучки убить мало! Не зря на него всем сектором охотились, вон чего удумал! Стравить трех тальменов, как в Гельвеции! И ведь знал, паскуда, что дело Т-бурей кончится, а все равно не отступился, даже замок свой не пожалел.

Нет, вовремя я его монеткой-то. Валентин перевел дух: слава богу, Не-Джо мертв. Сражения с затоплениями отменяются.

— Фалер, — Талион вопросительно посмотрел на Валентина. — Ты был в Гельвеции, когда там сошлись в бою трое Избранных, и один из них был убит. Мы знаем, что вслед за тем Гельвеция оказалась разрушена, но никто из нас не видел этого своими глазами. — Талион сделал паузу, а Валентин ни с того ни с сего подумал, мол, такие консультации я даю только за серебряные монеты. — Правда ли, что битва Избранных между собой всегда вызывает столь ужасные последствия?

Т-бурю она вызывает, подумал Валентин, помрачнев. Как нам в Эбо просто — сказал Т-буря, шесть баллов, — и все ясно. А тут — ну как объяснить?

— Правда, — сказал он вслух, мысленно переносясь на несколько лет назад, на центральную площадь Гельвеции, где он, еще мало кому известный факир, готовился к исполнению популярного в те времена фокуса «Сквозь стену». Добротная стена из гранитных глыб, скрепленных известью на яичных желтках, возвышалась перед ним, толпа шумела и отпускала шуточки, не пройдет мол, застрянет. Валентин немного нервничал, как всегда при публичном выступлении, и постоянно озирался по сторонам. Это его и спасло.

Увидев на широкой и пустой — весь народ толпился на площади — улице двух всадников, Валентин сразу почувствовал неладное. Это шестое чувство ни разу его не подводило; не слыша больше насмешливых криков толпы, он активировал Обруч и прыгнул на след чужих сознаний, только что пронесшихся через перекресток. В прямой видимости талисман работал надежно, не прошло и тридцати секунд, как Валентин стал одним из всадников, и чуть не упал от переполнивших его чувств. Всадником оказался Георг, и его буквально трясло от ненависти. Вместе с Детмаром он ехал на смертный бой с Избранным Алефом, недавно воцарившимся в Лигии. Валентина поразили чувства Георга — гадливое отвращение к Алефу, с которым он даже знаком не был, и знание своей абсолютной правоты. Тогда впервые Валентин понял, что значит — быть тальменом, и именно тогда он испугался по-настоящему. Тальмен Георг был воплощением смерти; он знал только одно наказание для провинившихся подданных, а подданными считал всех без исключения обитателей Панги.