Страница 74 из 76
Однако сквозь сжатые зубы она уверенно проговорила:
—Мы — в Йоркшире. — Но сцена не переменилась.
Левая рука Уилла сжала руку Гэйнор, а правая потянулась за спрятанным ножом. Харбик, стоящий рядом с ними, больше не выглядел образцовым дворецким: его короткие ноги искривились дугой, волосы завились кольцами вокруг витых рогов. Лицо его лоснилось от радостного предвкушения.
Морлохи подкрадывались все ближе.
—Выбирай, Фернанда, — сказал Эзмордис. Мысли со скоростью света проносились у нее в голове, промелькнуло все, чему она училась у огня заклинаний, у Кэйрекандала, у Моргас. Разум отказывался ей помочь, она истощила свой Дар, ей нечем было сражаться…
«Я не знаю, что делать…»
И тут вдруг она поняла. Оставался один шанс. Одно движение.
Она сказала:
—Я должна подчиниться, — и, как бы в раздумье, вытянула руку.
Доктор Лэй, сам, не его хозяин, ответил жестом смертного. Пальцы коснулись ее пальцев. Маленькая кисть руки Ферн была сжата костлявой серой рукой — но это она вцепилась в его руку, сжала его пальцы и стала вытягивать из него его силу, его Дар.
…Ферн видела — Кэйрекандал так заимствовал силу Элаймонд, так Моргас питалась силой Древа. Сжав его руку, она вытягивала его энергию, наполняя ею свое тело, свой дух. Так отчаянный вздох оживляет тонущего человека…
Но энергия, которая вливалась в нее, не была энергией Джерролда Лэя. Это была сила Эзмордиса…
Внутри Ферн неслась быстрая, черная волна, и Ферн чувствовала, как ее поднимает на гребень этой волны, как она растет, увеличивается, а морлохи вместе с усыхающим миром превращаются в цепочку муравьев. Эзмордис (даже он!) был поражен, и его тело провисло и съежилось, он завизжал от ярости, но визг внезапно прекратился. Морлохи, освободившиеся от запрета, бросились на свои жертвы — в закатных лучах солнца блеснул черный нож Уилла — Харбик присел, поджав козлиные ноги, и прыгнул. Но сзади, пронзив его насквозь, в его спину впилось копье. Гэйнор закричала:
—Ферн! Помоги нам!
Ферн старалась прийти в себя, доктор Лэй уже не действовал на нее, из ее руки с треском вылетел поток света, и ближайший морлох рухнул, как подожженная муха. В это мгновение комната и долина поменялись местами, стены закрыли солнце, и мертвые тела оказались на ковре и на диване. Живыми в комнате были Ферн, Гэйнор, Уилл, валяющийся на полу Джерролд Лэй и Брэйдачин, который вытирал занавеской копье.
—Быстро! — задыхаясь, скомандовала Ферн. — Окно! Он в любую минуту может очнуться…
Они взобрались на подоконник и спрыгнули, земля была очень близко. После сияния Эзмодела темнота ослепила их, но они все–таки побежали, следуя за гоблином, который прекрасно видел в темноте. Они бежали к воротам. Над ними клубились облака и сверкали звезды. У Ферн не было сил ни поблагодарить Брэйдачина, ни отругать его за то, что он ее ослушался; она чувствовала, как энергия покидает ее, как отяжелели ноги. По боку бил мешок с головой, она надеялась, что от этих ударов голова не слишком пострадает. Ворота приближались, но Ферн уже слышала громоподобный голос Эзмордиса, который созывал все свои оставшиеся в живых создания для погони. Тени в саду ожили, из земли, из травы высунулись тысячи лап…
Слишком поздно. Беглецы проскочили в ворота, выбежали на дорогу, и ворота Дрэйкмайр Холла со звоном захлопнулись за ними.
Они не смогут пересечь границу, — с облегчением проговорила Ферн, притягивая к себе брата. — Нам нужно добраться до машины. Сюда.
Слушай, — Уилл задыхался, — там дракон, проклятый дракон, — в пещере, под подвалом. Если Лэй выпустит его, мы не успеем даже помолиться.
Да, он выпустит его, — сказала Ферн. — Бежим.
Ты ранена. — Гэйнор обняла Ферн.
Это просто синяк. — Ферн постаралась улыбнуться. Уже была видна машина. — Я постараюсь… сколько понадобится… Вы садитесь в машину. А мне кое–что еще нужно сделать. Если я проиграю — удирайте со всех ног,
Мы не можем оставить тебя…
Меня защитит Дар, — слукавила Ферн, подталкивая их к машине. — Брэидачин!
Ай?
Позаботься о них, и спасибо тебе.
Ага.
Ферн ступила обратно на дорогу, собрав свои последние силы. Она стала глубоко дышать, и ночь вливалась в нее, как эликсир жизни. Уилл, Гэйнор и Брэидачин остались у машины. Уилл взял ключи и отпер двери, но, не сговариваясь, никто из них не сделал ни одного движения, чтобы сесть в автомобиль. Брэидачин держал копье наготове, упершись тупым его концом в землю. Они видели, как в двадцати ярдах от них за воротами появился доктор Лэй. Эзмодел представлял собой сгусток тени, но теперь Джерролд Лэй светился флюоресцирующим светом, как будто свечение, наполняющее его глаза, после вторжения Эзмордиса заразило его кожу, волосы и даже одежду. Ферн показалось, что он не идет, а скользит над землей. Он прошел мимо ворот и оказался на середине дороги.
—Ты думала, что граница может меня удержать? — сказал он, и Гэйнор вздрогнула, потому что, хотя он говорил очень мягко, голос, казалось, раздавался совсем рядом. — Аура! Нет таких ворот, через которые ты могла бы сбежать от меня. Ты умно поступила, Фернанда, слишком умно. Украсть силу у бессмертного, стащить мой дух, как кошелек из кармана, — это грех, и грех должен быть немедленно наказан. У тебя больше не осталось выбора, ни одного шанса. Ты и твои приятели — обречены.
Брэйдачин поднял копье, но Ферн молчала. В тишине ночи сердце ее стучало, как большой барабан.
Что ты ощутишь, — насмехался Эзмордис, — если попробуешь — только на несколько секунд, — какова сила, которая могла бы быть твоею на всю жизнь? Разве не сладко оседлать тьму, коснуться божества? А затем, раскаявшись, умереть с тем, что вся горечь поражения останется с тобой на веки вечные?
Мне не в чем раскаиваться! — твердо ответила Ферн, и голос ее был ясен, ясен и холоден по сравнению с его шепотом.
Ты раскаешься! — возразил Эзмордис, и теперь его голос гремел в предвкушении триумфа. — Ты думаешь, что морлохи — это мои единственные слуги? Беги, Фернанда, или я призову того, для которого твой Дар ничего не значит. Беги, пока можешь!
Он поднял руку, и из его глотки вырвался гул, которого ни одно человеческое горло не смогло бы издать, — это был грохот рушащихся гор, раненой земли. Энергия вырвалась из его пальцев и понеслась к дому, где, проникнув сквозь каменные стены, ворвалась в подвал. Окна разбились, пол вспучился, фундаменты закачались. Каминные трубы покосились и упали. Медленно–медленно две половины дома разошлись в стороны, увлекая за собой мебель, вазы, картины, смешивая все в груду обломков. В темноте рос мутный столб пыли.
—Время пришло! — крикнул Джерролд Лэй. — Поднимайся, Тинегрис! Вставай и иди ко мне!
Из глубины дома вырвалось красное пламя, осветив то, что осталось от комнат. В этот момент Ферн увидела мгновенно мелькнувшую стрелу огня.
Уилл сказал Гэйнор:
—Садись в машину.
Она открыла дверь, но осталась стоять на месте, как завороженная глядя на Дрэйкмайр Холл.
Упрямо, понимая, что все бесполезно, Брэйдачин поднял копье.
И тогда появился дракон.
Он вырвался из своей тюрьмы так, будто произошло извержение вулкана, он взмыл в небо, движимый только своим неистовством. Теперь это не была змееподобная рептилия, которую Ферн видела в огне заклинаний, это был мощный гигант. Он поднялся на высоту в два, в три, в четыре раза больше, чем высота дома, обрушив огромную груду каменных обломков, будто это были просто хлебные крошки. Раскрылись огромные крылья, их взмахи раздували пламя, охватившее нижний этаж дома, в большой пожар, развернувшийся хвост крушил остатки стен. Под чешуей изогнутой шеи и живота, как лава в вулкане, светилось пламя. Дракон был больше и ужаснее всего, что можно было себе представить, однако благоговение, вызываемое им, было сильнее ужаса, поэтому даже Гэйнор на мгновение почувствовала, что такое зрелище намного значительнее ее собственных мыслей о неминуемой смерти. Это была концентрация снов, ночных кошмаров и фантазий, и он был тут, он был реальным: его гнев заставлял пульсировать воздух, его красота, его ослепительность поглотила их сердца.