Ребята Скобского дворца

— Тутошний.

Он смотрел на бравого Царя как зачарованный.

— Ходы-выходы все знаешь? — Царь указал на Смольный.

— Еще бы не знать. А ты откуда?

— С Гавани я. Из Скобского дворца. Р-революционное поручение имею, — и показал записку. — Покажешь, как пролезть туда?

— Могу, — похвалился мальчишка. Солдатская шинель, сапоги и «Георгий» делали свое дело. Все-таки, пытливо разглядывая скобарей, он осведомился: — Буржуев среди вас нет?

— Все свои, — успокоил его Царь.

Новый знакомый Царя закоулками провел скобарей к монастырю, и, свернув в сторону, они попали к одноэтажному флигелю с деревянным забором.

— Здесь я живу, — объяснил мальчишка, открывая калитку.

Был он словоохотлив и услужлив и внешним видом очень напоминал покойного Кузьку Жучка.

Залаяла было собака, но юный хозяин, громко прикрикнув, утихомирил пса.

— Без моего разрешения загрызет, — сообщил он скобарям и отодвинул доску в заборе. — Попадете на аллейку, шагайте прямо.

Поблагодарив за услугу, скобари смело последовали по указанному направлению и легко проникли за ограду к зданию Смольного.

— Наш брат, мальчишки, всегда больше всех знают, — хвалился Царь дорогой. — Я его давно заприметил. Смотрю, то он там, то здесь. Душевный парень...

У главного входа в Смольный при свете костра виднелся высеченный из камня императорский герб — двуглавый орел с позолоченными коронами.

— Сохранился еще, — удивился Серега Копейка.

Но Царь не обратил никакого внимания на самодержавного орла, соображая, что же делать. Возникло новое непредвиденное препятствие.

У внутреннего входа тоже стояли часовые и снова проверяли пропуска. Возле толпились, кричали и спорили еще больше, чем снаружи. По обеим сторонам входа чернели пулеметы со снятыми чехлами, свисали ленты с патронами.

Потолкавшись возле часовых, ребята отошли в сторону.

— Теперь мы как в мышеловке, — пожаловался окончательно упавший духом Цветок.

— Обратно-то всегда пройдем, — успокоил его Копейка.

Побывали ребята и на площади, где на изрытом колесами и истоптанном тысячами ног газоне тоже сверкали костры и грелся народ, а рядом стояли автомашины, нетерпеливо пофыркивали привязанные к деревьям оседланные лошади, чернели зачехленные орудия. Погревшись у костра, ребята снова вернулись к главному входу. И тут скобарям опять повезло.

Большая толпа, сгрудившаяся у входа, вдруг решительно подалась вперед, оттеснив охрану, и шумной лавиной ворвалась в здание Смольного. В этом людском потоке оказались и скобари с Царем.

Рядом с Ванюшкой торопливо протискивался вперед пожилой человек в темном драповом пальто с плисовым воротником, в старой измятой кепке, с перевязанной платком опухшей щекой. Обращаясь к ребятам и задорно поблескивая прищуренными глазами, он весело произнес:

— Наша взяла! Теперь не остановят...

Было что-то знакомое в голосе говорившего, в его прищуренных улыбчивых глазах. Царь и Ванюшка одновременно взглянули на говорившего, вспоминая, что где-то они его раньше видели.

— А вы, молодые люди, по каким делам? — поинтересовался он, двигаясь в общем потоке.

— Мы тоже... за власть Советов, — ответил Ванюшка.

— Свергаем Временное... — добавил Цветок.

— Вот как? — с веселым удивлением приподнял тот брови.

Только значительно позже Царь и Ванюшка узнали, что в эту же самую ночь в общей суматохе и сутолоке, воспользовавшись растерянностью охраны, тоже без пропуска прошел в Смольный загримированный и переодетый Владимир Ильич Ленин, вождь революции.

Длинные сводчатые коридоры Смольного кишели людьми. В непрерывном гуле голосов, лязге оружия, тяжелом топоте рабочих ботинок и солдатских сапог нельзя было что-либо понять. В многочисленные двери входили и выходили солдаты, рабочие, матросы, оживленно жестикулируя, догоняя ушедших и снова возвращаясь.

По истоптанному тысячами ног паркетному полу везли станковые пулеметы на колесиках, несли груды винтовок, патронные ленты, пачки листовок. Тут же, в коридорах, прислонившись к стенам, сидели и лежали люди в солдатских шинелях и рабочих куртках. Некоторые, видимо не в силах преодолеть охватившую усталость, уже спали.

Наконец ребята разыскали комнату № 117. Но Максимова там не оказалось.

— А зачем он вам? — отрывисто спросил солдат, сидевший у жужжащего полевого телефонного аппарата. Воспаленными от бессонных ночей глазами он подозрительно глядел на ребят. — Вы сами-то как сюда попали?

Вперед вышел Царь. Его вид и «Георгий» на груди смягчили спрашивающего.

— Оставьте записку, передадим... — посоветовали Царю.

Но он упрямо твердил:

— Р-разыщем, — и снова пустился со своими друзьями по Смольному.

Ребята переходили из одного коридора в другой, подымаясь на верхние этажи и снова спускаясь вниз. Их останавливали, спрашивали. Не пустили в какой-то коридор, где стояли на охране двое красногвардейцев. Повернув в другую сторону, ребята попали в огромный, залитый огнями Колонный зал. Там собирались съезжавшиеся со всех концов страны делегаты Всероссийского съезда Советов.

Ребята загляделись на мраморные колонны, огромные хрустальные люстры.

— Всю бы жизнь здесь просидел, — вздохнул Цветок, ощупывая тяжелую бархатную драпировку.

Выйдя из белого мраморного зала, ребята снова гуськом поплелись по шумным, людным коридорам, пропахшим махорочным дымом, который сизыми клубами стелился по потолку. Впереди в шинели нараспашку, со сдвинутой набекрень фуражкой шел Царь, зорко глядя по сторонам. За ним шагали Ванюшка и Купчик, один в осеннем драповом пальто и в кепке, другой в меховом пиджаке и в круглой шапке, тоже глазея по сторонам. Замыкали шествие Цветок в своем неизменном кожушке и Копейка в потертой, изъеденной молью барашковой шапке пирожком.

И как это часто бывает, когда уже ребята потеряли всякую надежду встретить Максимова, он вдруг совершенно случайно столкнулся с ними в вестибюле.

— Огарки! Как вы сюда попали? — только и мог сказать Максимов, качая от удивления давно не стриженной головой и поднимая на лоб очки.

«Огарки» шумной гурьбой окружили его.

Быстро пробежав глазами записку от Акима, он скомкал ее, сунул в карман.

— Все уже сделано, — проговорил он больше для себя, чем для ребят. Расспросив про Акима, Максимов спохватился: — Вы, наверно, голодны, как церковные мыши?

Он повел ребят длинными коридорами куда-то еще ниже, в бывшую трапезную монастыря, а теперь столовую Смольного. Там тоже было шумно, стояли длинные очереди сперва за талонами, затем в раздаточную.

— Надо накормить хлопцев, — сказал Максимов, подойдя к столу, за которым выдавали талоны.

Взглянув из-за спины Максимова на человека, выдававшего талоны, Ванюшка раскрыл рот, и у него округлились глаза от удивления: это был бывший маркер чайной Терентий.

Терентий, узнав ребят, тоже изумился:

— Ивашка, и ты здесь?

— Уже давно, — сообщил Ванюшка, радуясь встрече.

«А ты давно здесь?» — хотел спросить Ванюшка, но не решился.

Получив талоны, ребята встали в очередь.

Минут через десять им налили по тарелке душистого мясного борща, на второе — гречневую кашу. Расплатившись за ребят. Максимов ушел.

С большим аппетитом они поужинали.

— Знатно, — похвалил Копейка, расстегнув ватный пиджак и поглаживая себя по животу.

— Чувствительно, — отозвался Цветок, облизывая ложку.

С таким же удовольствием они выпили по жестяной кружке полусладкого чая.

— Т-теперь можно и воевать, — подытожил Царь, раскрасневшись, распахивая свою шинель.

А Ванюшка никак не мог опомниться после встречи с Терентием. «Очевидно, Терентий был у большевиков большим человеком, раз ему доверили выдавать талончики», — думал Ванюшка. Неуемное любопытство Терентия в чайной, непонятные разговоры с посетителями, и игра на бильярде, и пропажа папирос у Михеля — все теперь предстало перед Ванюшкой в совершенно другом свете.