Ребята Скобского дворца

К своему удивлению, в шумной чайной «Огонек» Типка увидел других хозяев. Вместо Николая Петровича на кухне за буфетом отпускал закуски и обеды высокий и тощий мужчина в светлой рубашке и в жилетке. А в зале за чайным буфетом стоял вместо Дерюгина тоже высокий, но более полный человек. Оба хозяина были похожи друг на друга, видно братья. Не спеша Царь подставил под кран кипящего куба свой чайник, искоса поглядывая на нового хозяина и жалея прежнего. Он любил шутки Ванюшкиного деда.

Царь протянул хозяину три копейки.

— Мало, — сказал тот и взял с Царя пятачок.

Неожиданно за кипятком примчался... Ванюшка.

— Как же это так? — спросил шепотом Царь.

Ванюшка виновато пожал плечами, словно оправдываясь.

Нужно же было так случиться, что на кухне с чайником в руках в этот момент появилась Фроська.

Вышли из кухни чайной втроем. Фроська шла посредине, ребята по краям, как солдаты в строю, все с чайниками. Фроська попеременно заговаривала то с одним, то с другим. На дворе они еще постояли, пока не спохватились, что кипяток остывает.

Царю надо было идти в другой подъезд.

— До свиданьица! — вежливо попрощалась она.

Царь что-то в ответ буркнул и заспешил к себе.

«Попрощается она со мной или нет?» — думал Ванюшка, подымаясь вместе с Фроськой по лестнице. На площадке третьего этажа он остановился у своей двери.

— Спокойной ночки! — дружелюбно произнесла Фроська, поднимаясь выше.

Ванюшка облегченно вздохнул, думая, однако, что лучше: «Спокойной ночки!» или «До свиданьица!».

Дома после долгого размышления он все же решил, что Фроська сама назначает Царю свидание, и расстроился.

Царь тоже вернулся домой в приподнятом настроении. В комнате сидел с газетой в руках Максимов.

— Ну вот, наш фельдмаршал нас чайком напоит! — пошутил он, потом спросил: — Ленина видел?

— К-как же, — отозвался Царь, ставя чайник с кипятком на клеенку стола.

— Не сожжешь? — Володя переставил чайник на пол.

Быстро приготовил он ужин, сполоснул чашки. Все в руках Володи кипело, а с губ не сходила улыбка.

Шел у взрослых разговор про заводские дела, про Ленина, про Временное правительство.

— Все впереди, — задумчиво говорил Максимов, сняв свои очки и платком протирая стеклышки. — Революция только еще начинается...

Поужинав, Максимой стал собираться на работу в ночную смену.

Уходя, он напомнил Володе:

— Не забудь, завтра в шесть тридцать. На втором этаже. Знаешь, где наши собираются?

— Явлюсь точно, как часы, — пообещал Володя и тут же неуверенно добавил: — Не рановато ли? Не подготовлен я еще.

Максимов усмехнулся.

— Жизнь подготовит. С Лениным теперь все закипит. Ты, фельдмаршал, носа не вешай, — посоветовал он задумавшемуся Типке. — Победа будет на нашей стороне.

Порывшись в кошельке, протянул Царю красненькую десятирублевую ассигнацию.

— На мелкие расходы, пока сам не станешь зарабатывать, — предупредил он. — Но только не курить!

Царь вспыхнул.

— Я теперь не курю, — пробормотал он. — Д-деньги у меня есть... солдатские...

Максимов ушел.

— Вот, Антип Царев, какие дела-то, — задумчиво говорил Володя, расхаживая по комнате с потухшей трубочкой в зубах. — В партию меня принимают. Павел Сергеевич поручительство дает.

— В какую партию? — поинтересовался Царь, зная, что в Петрограде появилось много партий.

Володя строго поглядел на него.

— Известное дело, в нашу, пролетарскую. Партию большевиков. Рабочая социал-демократическая партия. Понял?

Типка утвердительно кивнул головой.

— А что ты понял? — снова строго переспросил Володя. — Отвечай.

Царь смутился, не зная, как ответить. И тут он вспомнил про встречу Ленина на площади Финляндского вокзала. Ленин тоже говорил про рабочий класс, пролетариат, революцию.

Усмехнувшись. Типка смело взглянул Володе в глаза:

— Ленин состоит в вашей партии.

Володя удовлетворенно похлопал Царя по спине:

— Вижу, силен ты, Антип Царев, в политике. Силен. Разбираешься. Я сам, брат, тоже только недавно уяснил разницу между беками и меками. Понимаешь? Между большевиками и меньшевиками. Одну твою неточность я исправлю. Ленин не просто состоит в нашей партии. Он организовал партию. Понял?

На этот раз Царь, не задумываясь, решительно мотнул головой. Он понял. Володя долго ходил по комнате, задумавшись.

— Скучаешь, буржуйка? — спросил он, глядя на висевшую на стене запыленную гармонь, и тронул мехи. — Теперь не до тебя. Пролетарскую революцию надо осуществлять. Поняла?

Царю понравился такой разговор Володи с гармонью.

— Слышишь? — в свою очередь, когда Володя вышел, обратился Царь к своей черной мохнатой папахе, висевшей в углу на колышке. — На войну мы с тобой больше не пойдем. Отвоевались. Так Ленин сказал. Поняла?

Оставался Царь еще прежним мальчишкой. Он еще бы поговорил, но вернулся Володя.

Когда легли спать, Царь, уже засыпая, подумал: «Надо поспрошать у Павла Сергеевича про тетку Иваниху. Он сведущий человек. Может, знает, где ее разыскать».

Володя Коршунов выполнил свое обещание — устроил Царя работать на кожевенный завод. Теперь утром, как только начинали гудеть гудки, они выходили из дому вместе. Володя шел в цех, а Царь в контору, где его, как бывшего фронтовика и георгиевского кавалера, определили рассыльным.

— Не замытарят тебя, Антип Царев, беготней-то? — заботливо осведомлялся Володя, видя, как Типка вихрем носится с этажа на этаж, из цеха в цех, выполняя какие-то задания начальства.

— Не-е... я привычный, — отвечал Царь, крайне довольный, что стал рабочим человеком.

Интересовался работой Царя и Максимов.

— На первых порах, фельдмаршал, удовлетворимся достигнутым, — говорил он Типке, — а в будущем будем думать, какую профессию тебе приобрести. — И тут же пояснил: — Рабочий человек без профессии все равно что голяк без рубашки. Жизнь, брат, трудная штука, ее нужно оседлать. Иначе она тебя сбросит, не поднимешься.

Максимов выбрал время, побывал в конторе кожевенного завода и предложил установить Типке, как подростку, сокращенный рабочий день.

— Настырный твой родственник, видно, что большевик, — с заметным уважением сообщил Типке табельщик.

Теперь Царь стал появляться на дворе Скобского дворца раньше гудка. От него крепко попахивало сырой кожей, а руки блестели от машинного масла: какая ни чистая была работа, а ухитрялся испачкаться.

— Отшабашил? — с уважением спрашивали друзья скобари.

Многие из них тоже мечтали работать.

Царь улыбался. Став рабочим, он приобрел и необходимую солидность, хотя по живости своего характера по-прежнему участвовал во всех ребячьих делах.

В эти солнечные весенние дни Петроград готовился впервые свободно встретить Первое мая. Стало известно, что в Петрограде состоится народная демонстрация.

Скобари тоже готовились. Мысль выйти на демонстрацию своей колонной, со своим знаменем и стягом первым высказал Сорога Копейка. С ним соглашались многие.

Когда Царь однажды появился на дворе, у забора возле дровяного склада кипело страстями шумное собрание скобарей. Присутствовали все, даже голопузые малыши.

— По гривеннику! — предлагал Копейка, потрясая своим картузом.

— Мало! — кричали ему, — Не хватит!

— Гужеедов пригласить! Они тоже в пай войдут! — надрывался Цветок, любивший, чтобы его голос звучал громче всех.

Царь молчаливо выслушал спорящих, достал из кармана гимнастерки рублевую бумажку, заработанную на заводе, и протянул Сереге.

— Вхожу в пай, — басовито заявил он.

— Видели? — восторженно закричал Копейка, потрясая рублем. — Кто следующий?

Поступок Царя заразил всех. Немедленно одни гонцы во главе с Цветком помчались к соседям-гужеедам, другие отправились по двору тормошить отстающих. На дворе и во всех многочисленных подъездах Скобского дворца только и слышалось одно слово: «складчина».