Страница 7 из 77
Посовещавшись, мальчики единодушно решили обследовать остров. Они вытащили шлюпку на берег и, оставив ее в укромное месте, между корнями ольхи, углубились в лес. Скоро они вышли к красному домику, в котором жил Флинта. За домиком виднелся двор с сетями и ульями, картофельными грядками и разросшимися кустами крыжовника, к которым вела аккуратная тропинка. В окне, украшенном оленьим мхом, то и дело мелькало бледное красивое лицо девушки — она раскатывала тесто. Это была Вильхельмина, внучка Флинты. Стараясь остаться незамеченными, мальчики тихо прокрались мимо и снова нырнули в чащу.
Лес стал огромным и таинственным. Они шли, боясь отстать друг от друга, и говорили шепотом, словно их кто-то мог услышать в этом прохладном ароматном полумраке. В поисках следов они разглядывали красивые звездочки пышного медвежьего мха, сухой хрустящий олений мох, похожий на запорошенный инеем карликовый лес. Под ногами затрещал покрытый серым косматым лишайником гнилой скелет дерева и превратился в хитрую ловушку. Мальчикам чудилось, что за каждым зеленоватым, поблескивающим смолой еловым стволом их подкарауливает сосед Альфред, с матросским ножом в руке, готовый в любой момент ударить им. Георг крепко сжимал срезанную им можжевеловую палку и шел, крадучись, словно индеец на военной тропе. Ах, как хотелось ему сейчас встретить быка! Он даже представил его, разъяренного, с налитыми кровью глазами и фыркающими ноздрями. А он, Георг, легкий и удачливый, выжидает тот счастливый момент, чтобы ринуться на быка и нанести ему оглушительный удар в голову в тот самый миг, когда он собирался поддеть кричащего от страха Эрика на рога…
Лес стал редеть и вскоре вывел к подножью мшистой каменной гряды. Подъем был такой крутой и каменистый, что когда мальчики достигли вершины, они сильно запыхались. Отсюда, высоко над макушками елей, открывался величественный вид на залитые солнцем фьорды и пролив, а рядом поднималась фундаментная стена старой меларенской крепости, сложенная из гранитных блоков.
— А вот и наш тайный лагерь, — сообщил Фабиан так, будто всегда знал про эту крепость.
— И здесь мы спрячем свои сокровища, — таинственным голосом добавил возбужденный Эрик.
Георг тут же перелез через стену. Внутри каменного квадрата росла мягкая, манящая отдохнуть трава и невысокая рябина поднималась вровень со стеною. В одном углу камни были черны от сажи костра. Фабиан, спрыгнувший вниз вслед за Георгом, указал, многозначительно свистнув, на плоский камень, на котором было выбито сердце, пронзенное стрелой, а под ним буквы А и В.
«Альфред и Вильхельмина» — догадались мальчики, и сразу старый замковый двор превратился для них в загадочное место любовных свиданий и мрачных интриг… Мальчишки словно прикоснулись к чужой тайне и, почувствовав себя неловко, поспешили назад.
Теперь они обследовали местность с особой тщательностью. У подножья разрушенной крепостной стены, обращенной к острову, они увидели небольшую зеленую прогалину — жалкие остатки когда-то роскошного монастырского сада. На этой мертвой каменистой земле даже хилые фруктовые деревья с серебристо-серыми кривыми узловатыми стволами и редкими цветами показались мальчишкам настоящим чудом. Они вдруг ощутимо почувствовали на себе дыхание далекой старины, и когда Георг, случайно оступившись, вдруг ударился ногой о сломанный замшелый каменный крест на забытой старой могиле, его охватил леденящий и сладостный ужас. Он даже не почувствовал боли и, весь во власти нахлынувших чувств, прихрамывая, последовал за товарищами.
Вскоре они попали в пустынный парк с высокими лиственными деревьями, полузаросшими дорожками и залитыми солнцем пригорками, где среди прошлогодней листвы сияли звездочки первоцвета и подснежников.
На маленькой полянке, окаймленной подстриженными липами и чахлыми тополями, посреди нежно-зеленого травяного ковра, усеянного множеством красивых цветов, названия которых Георг не знал, стоял восьмигранный желтый павильон с замшелой кирпичной крышей и флюгером, похожим на язык дракона.
Мальчики постояли возле лип, огляделись. Вокруг не было ни души, но с залитой солнцем лужайки непрерывно доносилось сильное жужжание, а над павильоном, окруженном желтыми соломенными пирамидками, дрожало охристое облако.
Георг с Фабианом незаметно выбрались на лужайку и увидели, что над каждым цветком тучей вьются пчелы. Рой этих насекомых черной пеленой повис в воздухе. Боясь привлечь к себе их внимание, мальчики крадучись двинулись дальше. Но сделали лишь несколько шагов и остановились, не в силах выдержать этого сумасшедшего жужжания и мелькания. Одна, видимо, очень кровожадная пчела ужалила Фабиана в скулу, и он, вскрикнув от боли й зажав щеку рукой, хотел было убежать, но тут из павильона вышел высокий худой человек в грязной шафранно-желтой пижаме, красных сафьяновых шлепанцах и с раскрытой книгой в руках. У него было иссера-бледное лицо с большим крючковатым носом и невыразительными голубыми глазами навыкате. Он вплотную подошел к мальчикам и, дыша на них сильным перегаром, потряс кулаком.
— Сию же минуту убирайся прочь, — закричал он на Фабиана, — не то я натравлю на тебя своих собак!
Перепуганный Фабиан отпрянул в сторону, а пчеловод весьма дружелюбно и торжественно обратился к Георгу:
— Берегись черномазого, мой юный друг, он нападет на тебя сзади и, если ты не будешь остерегаться, убьет.
Под взглядом этих немигающих глаз Георг застыл на месте. Его словно загипнотизировали. Человек в шафранно-желтой пижаме положил руку ему на плечо и повел его через жужжащее облако пчел в павильон. Там стояли незастеленная кровать, над которой висела полка, до отказа заставленная книгами, и заваленный всякой всячиной стол. На кровати лежали две собаки, встретившие появление Георга рычанием, по полу прыгал ручной вороненок, а стол украшали голый мраморный старикашка и бюст красивого улыбающегося дяденьки, которого Георг сразу узнал. Это был Эмануэль Сведенборг[32] — о нем рассказывали в школе на уроках истории. Георг стоял на пороге, с опаской поглядывая на собак и круживших по комнате пчел.
— Не трусь, — улыбнулся пчеловод Георгу. — Собаки тебя не тронут. И ульев бояться нечего. Пчелы жалят только злых людей, вроде того черномазого. Теперь это точно доказано. Я еще раз смог в этом убедиться. Исключительно интересно!
Пчеловод взял с полки книгу и, поплевав на большой палец, стал листать ее.
— Это книга о душе, — пояснил пчеловод. — Написал ее великий философ по имени Платон[33]. Здесь есть одно исключительно интересное место. Погоди-ка, вот оно, вот оно! Послушай теперь, что говорит Сократ[34] о переселении душ, — пчеловод чуть ли не носом заводил по строчкам: «Те, кто стремились иметь обычные гражданские добродетели, именуемые разумом и справедливостью, превратятся после смерти в такие ручные и общественные существа, как муравьи и пчелы».
— Я дословно привел то, что написано в книге, — оторвал восторженный взор от книги пчеловод. — Следовательно, пчелы были раньше людьми. Я тысячу раз спорил об этом со своим кузеном. Это просто-напросто порядочные и разумные существа и, если они жалят кого-нибудь, стало быть это подлый жулик. Ведь это же совершенно очевидно, не правда ли?
Георг ровным счетом ничего не понимал и растерянно мял в руках шапку.
— Я знаю, что на это можно возразить, — продолжал пчеловод оживленно. — Процент особей мужского и женского пола у людей иной, чем в улье. Но это легко объяснимо, ибо изменение пола после смерти вовсе не исключено, а скорее даже весьма вероятно.
— Да, конечно… — промямлил Георг, которому уж, во всяком случае, было нечего возразить.
Пчеловод не унимался:
—. Остается открытым вопрос о пчелиных матках. Должен признаться, что не знаю об этом ничего определенного. Но возможно, люди, которые при жизни были стерильными, после смерти превращаются в пчелиных маток и дают тысячное потомство… Например, в юности у меня была тетка по имени Юллан…
32
Шведский философ (1688–1772).
33
Древнегреческий философ-идеал ист (472–347 до н. э.), от которого идет линия идеализма в истории философии.
34
Древнегреческий философ (470–399 до н. э.), воплощение мудрости для последующих поколений.