Страница 6 из 10
Она была похожа на пажа из книжек о королях и принцессах.
Все трое были в одинаковых, переливающихся разноцветными блёстками купальниках.
Сверху спустилась верёвочная лестница. Эва подошла к ней, взмахнула рукой и начала быстро подниматься туда, под самый купол. За ней пошли её партнёры.
Потом они стали раскачиваться на трапециях.
Всё шире, шире. Прожекторы метались за ними.
Эва казалась стремительной звёздочкой — такой же яркой и далёкой.
Вдруг она отпустила трапецию, изогнувшись, пролетела по воздуху как птица и в последний миг, когда, казалось, она должна была неизбежно упасть и разбиться, её подхватил за руки один из мужчин, и они стали на узенькую площадку, улыбающиеся, с протянутыми к зрителям руками.
Весь цирк облегчённо вздохнул, а Витька утёр пот со лба.
«Хоть бы скорее кончилось, хоть бы скорее», — подумал он.
Но это было только начало. Эва перелетала из рук в руки, легко и свободно переворачивалась в воздухе, будто играла.
И всегда попадала с поразительной точностью туда, где её ждали надёжные, цепкие руки партнёров.
Потом музыка умолкла, тревожно зарокотал барабан, и все люди притихли и насторожились.
Было тихо-тихо. Только скрипели трапеции да рокотал барабан.
Эва раскачивалась так, что прожекторы не поспевали за нею. Она вырывалась за границу света, исчезала в темноте и снова появлялась стремительная, как снаряд. Последний раз метнулась она кверху и отпустила трапецию. Она сжалась в упругий блестящий комок, несколько раз крутнулась в воздухе и резко остановилась уже на площадке, между двумя мужчинами.
— Опля! — раздался её голос.
Сразу же вспыхнул свет и загремела музыка.
Цирк грохнул такими овациями, что, казалось, ещё немножко — и брезентовый шатёр развалится.
Люди вскакивали, кричали. Витька орал во всё горло.
Он колотил ладонями по спине сидящего впереди дядьку, а тот ничего не замечал и тоже кричал.
Потом Витька опустился на скамейку, счастливый и такой усталый, будто это он выступал сейчас, а не Эва.
Объявили антракт. Народ повалил на улицу, а Витька, расталкивая всех, стремительно выскочил на манеж, пулей пролетел мимо удивлённых униформистов и вбежал за кулисы.
Эва сидела на каком-то ярком ящике, устало опустив руки, бледная и маленькая.
Вокруг неё толпился народ. Все что-то говорили, хвалили её, а она смущённо улыбалась и тревожно искала кого-то глазами. Эва увидела Витьку и поднялась. Артисты, озабоченные своими выступлениями, скоро разошлись, и они остались одни.
Витька робко подошёл и сказал:
— Эва, ты… ты такая… лучше всех. А я дурак.
Эва улыбнулась и осторожно дотронулась пальцем до Витькивого синяка.
Ловля раков
Начались каникулы. Одноклассники все разъехались. Кто куда. Витька остался в городе. Бабушка ворчала:
— Оболтус ты, Витька. Вон посмотри на Эву. Работает девчонка такую страшенную работу, а как учится! У неё-то небось троек в табеле нету. А у тебя? Смотреть тошно.
— А что? Подумаешь — три трояка! Экая важность, — оправдывался Витька.
А Ян говорил:
— Ничего, Витька, поправишь. Башка твоя варит. Ты ведь не дурак? Вот и Тим говорит — не дурак. Правда, Тим?
Тим урчал и кивал головой. Добрый человек Ян. И Тим добрый.
Витька стал в цирке совсем своим человеком.
Сенечка Куров, самый серьёзный человек среди артистов, который умел делать всё что угодно, учил Витьку показывать фокусы.
Даже смешно, как всё оказывалось просто, когда знаешь секрет. Ну, просто курам на смех. А народ смотрит и удивляется, — думает, чудо. Да и Витька раньше так думал. Конечно, Сенечка показывал ему самые простые фокусы.
Рано-рано утром Витька уже был у фургона Кличисов. Тут как тут.
— Эва, твой бессонный рыцарь пришёл. Пора вставать! — весело кричал Карл Хансович.
Витька сперва немножко боялся его, но потом привык.
Карл Хансович был человек весёлый и насмешливый. Иной раз так подковырнёт — хоть плачь.
Но Витька не обижался. Он знал: это не со зла.
Эва выбегала заспанная, со следом подушки на щеке.
— Здравствуй, засоня, айда купаться, — говорил Витька. И они бежали на речку.
Однажды Витька взял Эву с собой раков ловить. Он шёл вдоль берега и запускал руки под камни. Раков не было.
— Куда ж они подевались, черти? — ворчал Витька.
— Их, наверное, здесь и нету. А может быть, у них собрание. Или все в цирк пошли, — смеялась Эва. — Витька, а у раков есть цирк?
— Конечно есть. Как же без цирка? — говорил Витька. — Вот бы отыскать его!
Вдруг он нащупал сразу двух раков. Он отдёрнул руку. Потом нашёл их снова, решительно взял за спинки и швырнул на берег, к ногам Эвы.
И тут случилось удивительное. Эва отпрыгнула и так завизжала, что Витька вздрогнул. Он выпрямился, уставился на Эву и изумлённо подумал:
«Боится! Раков испугалась. Под куполом не боится, а раков испугалась. Ну и чудеса!»
А Эва стояла, прижав к щекам ладони, и кричала тоненьким голосочком:
— Ой, ой, они шевелятся! Витька, они шевелятся! Скорей убери их, убери!
Витька так хохотал, что свалился в воду.
Он посадил себе на ладони зеленовато-серого усатого рака и долго уговаривал Эву дотронуться до него. Эва тоже смеялась, но рака трогать не стала.
— Вот смешная, — сердился Витька, — боится, как девчонка.
— А кто же я? — тихо спросила Эва.
Витька растерялся, бросил рака и смущённо пробормотал:
— Ну, ты… какая ж ты девчонка… ты — Эва.
Кор-де-парель
В цирке появилась новая артистка. И всем она сразу понравилась. Никак не мог Витька этого понять. Будто все ослепли. Даже Эва.
Только и слышишь целый день: «Ах, Аллочка! Ах, какая она красивая! Какая она стройная! Как она естественно держится!» От этих «ахов» Витьке тошно становилось. Невзлюбил он её, и всё тут. Красивая! Это надо же! Нос обляпан веснушками. Рот до ушей. Ходит с прищуренными глазами, длинная, как верста. А на голове не понять что — какая-то рыжая куча.
А Сенечка Куров ну просто совсем с ума сошёл — так и вьётся вокруг неё, так и вьётся. Прямо наизнанку выворачивается. Как скажет ей что-нибудь, так она аж присядет от хохота, все зубы наружу. И фокусам Сенечка Витьку перестал учить. Некогда ему теперь. Ну, никак Витьке этого не понять. Он пожаловался Яну. Но Ян как-то непонятно хмыкнул и сказал:
— Ничего ты ещё не понимаешь, Витька. Маленький ты ещё. Она красивая. И артистка — во! — Ян поднял большой палец. — Я знаю.
Вот и Ян туда же — хвалит. Фамилия её — Бурадо. Но Витька разнюхал, что никакая она не Бурадо, а просто Бурдюкова. Номера её Витька ещё не видел, но и номер тоже с вывертом, с каким-то непонятным названием — кор-де-парель.
Вообще-то, честно говоря, Витьке было бы наплевать и на Бурадо-Бурдюкову и на всякие кор-де-парели, если бы она держала язык за зубами. А то сама-то намного ли старше Эвы и Витьки — год назад цирковое училище окончила, а воображает, как будто ей сто лет.
Про Витьку сказала Сенечке Курову: «Какой смешной надутый мальчик». А Сенечка, тоже хорош гусь, что-то шепнул ей, показав глазами на Эву, и оба заулыбались.
Но самое ужасное Витька услышал во время Эвиного номера. Весь цирк, как всегда, волновался, замирал в опасных местах, радовался, когда Эву подхватывали партнёры, одна Бурадо-Бурдюкова сидела спокойная, как деревянный идол, и непонятно улыбалась. После номера сказала своей соседке: «Работа чистенькая, но очень уж всё традиционно. Поисков не видно. Это ничего: девчонка-то совсем ещё маленькая — детский сад какой-то. А работает неплохо. Даже удивительно».
Витька взвился, будто его укололи. Он даже не стал разбираться, какие слова были сказаны. Одно то, что какая-то неизвестная Бурдюкова посмела говорить в таком снисходительном тоне об Эве, о его Эве, привело Витьку в ярость. Но… что поделаешь?! Не драться же с ней.
«Ну, погоди, — думал он, — погоди же! Я тебе покажу, ты у меня узнаешь, фифа! Свистеть-то я умею. Пусть из цирка выведут, но я тебе покажу «детский сад»!»