Страница 2 из 37
— Ну подожди теперь! — орали они. — Только попадись где-нибудь!
Сунув руки в карманы, Дундертак кинул презрительно:
— Мелюзга сопливая!
Что ж, он вполне мог позволить себе такое выражение, хоть и сам был от горшка два вершка.
— Тресковая башка! — отпарировали мальчишки, грозя кулаками.
— А вот и не тресковая! Щучья голова-то! Щуку не узнали! Эх вы, ерши пузатые, не соображаете даже, где треска, где щука!
— Ну попадись в другой раз!
Дундертак гордо выпятил грудь. Он торжествовал победу.
— А ну, давай! Хоть сейчас! Подойди только!..
Дундертак очень рано научился ходить на рыбачьей лодке и управляться с парусами. Семи лет он впервые отправился с лоцманом Сэвом в ближайший город Трусу.
Раз в неделю с острова, на котором жил Дундертак, в Трусу уходило несколько рыбачьих лодок. Бывало это по четвергам, в базарный день. Рыбаки ездили на базар продавать выловленную рыбу.
В такие дни на острове царило шумное оживление. С раннего утра все были на ногах. Уже часа в два ночи над хижинами рыбаков поднимались первые дымки, а через каких-нибудь полчаса мужчины были на берегу, снаряжая лодки в плавание.
На этот раз день выдался ясный, без ветерка. Все спешили, чтобы пораньше успеть на базар.
В те времена моторов еще и в помине не было, и рыбаки ходили под парусами. Но иногда ветер до того ленился, что не стоило труда ставить парус. А в город надо было попасть во что бы то ни стало. Стоял август, вода была совсем теплая, и как только воздух насыщался грозовыми разрядами, вся рыба, что выловили за неделю и держали в больших садках, дохла и всплывала брюхом кверху. В общем, хуже некуда.
Поэтому, когда из-за безветренной погоды нельзя было идти под парусами, ходили на веслах. Гребли без устали до самого города — до него считалось по воде без малого сорок километров.
Итак, рыбачьи лодки одна за одной отчаливали от острова. Лоцман Сэв тоже торопился. Он разместил в лодке ящики с рыбой, а под скамейку поставил большой кувшин. Уезжали на целый день, так что не мешало запастись водой — будет чем утолить жажду в полдень, когда солнце печет в самую голову.
Дундертак уже сидел на корме. Сэв перелез в лодку, уселся поудобнее и взялся за весла.
— Ну, а теперь посмотрим, — сказал он, окинув испытующим взглядом остальные лодки.
— Что — посмотрим? — спросил Дундертак. Он всегда отличался любопытством.
Сэв приналег на весла.
— Посмотрим, кто у нас лучший гребец, — сказал он. — Кто первый доберется до базара, тот первый все и продаст. Мотай, брат, на ус.
Дундертак поглядел вокруг. Лодка за лодкой отчаливали от острова. А многие уже ушли далеко вперед. Всего лодок было не меньше дюжины. Всем им предстояло пройти сорок километров. И каждый хотел прийти первым, потому что каждый торопился на базар. Почти все везли продавать рыбу, некоторые — кур, цыплят или яйца.
Кто придет на базар первым, первым покончит со всеми делами.
Солнце поднималось все выше.
Сэв снял шапку. Лоб его блестел от пота.
Уключины трещали и скрипели. Гребцы, напрягая спины, глубоко погружали весла в воду.
Прошло немного времени, и лодка Сэва начала обходить другую лодку, отчалившую с острова раньше их.
— Ура! — закричал Дундертак. — Ты гребешь быстрее всех! Мы победим!
В лодке, которую они обогнали, сидели на веслах две женщины. Волосы у них были подвязаны косынками, рукава платьев закатаны выше локтей.
— Нашел чему радоваться, — заметил Сэв. — Ведь это Ида с Утвассена и ее дочка. А двум бабам и за одним мужиком не угнаться. Вот других догнать — еще придется попотеть.
— А почему у них в лодке нет мужчины, чтобы грести? — спросил Дундертак. Он отличался любопытством, но не отличался особым умом.
— Видишь ли, был и у них, само собой, мужик. Но лет четырнадцать назад одной осенней ночкой не стало Калле с Утвассена.
— Не стало?
Дундертак ничего не понимал.
— Ну да! Калле с Утвассена попал в шторм. Это было в норд-ост. Его лодку перевернуло. Неделю спустя старик Сильвер наткнулся на нее. Она валялась на песке килем кверху.
— А этот Калле с Утвассена, он один был в лодке?
— Конечно. Так он и сгинул навек. А вдова осталась без гроша в кармане.
— А потом что?
— Ну что ж потом? Потом Ида с Утвассена сама стала кормиться, как могла. Ловила рыбу, завела птичник, на базар-то ведь надо что-нибудь таскать. Вот и ездит теперь каждый четверг, продает яйца и цыплят.
Дундертак обернулся и еще раз взглянул на двух женщин, сидевших в лодке, которую они только что обогнали.
— Вот каков у нас тут народ на острове! — заметил Сэв. — Держатся до последнего, рук никогда не опускают. Намотай, брат, на ус!
Высоко в небе парила на вздрагивающих крыльях какая-то птица: на головке черный капюшон, а грудка белоснежная.
Птица вертела головой то вправо, то влево, высматривая что-то черными зоркими глазками. Неожиданно она резко метнулась в сторону и, сложив крылья, упала головой вниз. Плюх! Словно брошенный с неба камень, птица врезалась в воду и исчезла в глубине.
— Морская ласточка, — объяснил Сэв. — Подожди, сейчас увидишь, чем она здесь занимается.
Вот над водой показалась черная головка, ласточка взмыла вверх и мгновение спустя была уже высоко в воздухе. В клюве она держала какую-то рыбешку. Еле заметное движение головой — и рыбешка, блеснув чешуей на солнце, исчезла у нее в горле.
— Ага, решила, значит, позавтракать, — заметил Сэв. — Ей-богу, хоть у нас и сети, и невода, и крючки, а мы и в подметки не годимся этим рыболовам!
Не успел он это сказать, как у них на глазах разыгралось интереснейшее зрелище.
Тяжело хлопая крыльями, с моря серой стаей налетели чайки. Словно огромная живая туча надвинулась на бедную ласточку. Чайки кричали и галдели — жадно, зло и угрожающе. Но кто из морских птиц может сравниться в полете с быстрой и гибкой ласточкой! Белой молнией врезалась она в серую массу трепыхавшихся крыльев. Ничего не вышло. Чаек было слишком много. Как ни ловко маневрировала ласточка в этой плотной массе, ей не удавалось отделаться от назойливых преследователей, злобно клевавших ее цепкими клювами.
Эта навязчивость все больше нервировала ласточку — она совсем растерялась. Так ей и не удалось сохранить для себя завтрак, за которым она с таким мастерством ныряла в море — ее просто-напросто вырвало рыбой.
Чайки с криком ринулись к воде. Теперь они дрались друг с другом, раздирая клювами подобранную добычу.
— Гляди-ка! Они вырвали у нее пищу прямо из глотки! Не лучше пиратов, черти! Самим охотиться кишка тонка — куда как лучше жить чужими объедками.
Солнце круто взбиралось все выше и выше.
Над заливами и бухтами сверкало августовское утро.
На лодках гребли с ожесточением, без передышки. С лиц гребцов ручьями струился пот. Мокрые рубашки прилипли к спинам.
Лодки вытянулись теперь в одну линию не меньше километра длиной. Это было настоящее состязание. И не было для мужчины большей чести, чем выйти из него победителем.
Весла поднимаются из воды, забрасываются назад, спины напрягаются:
— Раз…
Весла, погружаясь, разрезают воду, спины с силой распрямляются:
— Два…
Равномерно, безостановочно:
— Раз-два, раз-два, раз-два…
Поскрипывают уключины. Под тканью рубашек играют крепкие мускулы. Босые ноги крепко стоят на упорах.
— Раз-два, раз-два, раз-два…
Набирая скорость, лодки скользят по водной глади мимо маленьких зеленеющих островков. Нельзя отставать. Нельзя сдаться, нельзя признать себя побежденным:
— Раз-два, раз-два, раз-два…
Ого, вон и Большой Сундстрем! Большой Сундстрем — первый силач на острове. Ну и гребет же он — кажется, что лодка отделяется от воды и плывет по воздуху:
— Раз-два, раз-два, раз-два…
Держись, браток. Пусть льется пот. Поплюем на ладони. Возьмемся покрепче:
— Раз-два, раз-два, раз-два…
…Гребут рыбаки с самого дальнего острова на взморье. Пенится вода за кормой. Вздымаются и опускаются весла — будто бегут по морю гигантские длинноногие водяные пауки. Еще раннее утро, а тридцать километров уже позади. Остается еще десять. Они должны быть у пристани не позже того часа, когда дачники отправляются на первую утреннюю прогулку. У них нет времени, чтобы утереть пот с лица и полюбоваться волшебной игрой солнца на морской глади. Гребут без передышки. Пройден еще один залив, еще одна бухта осталась позади… Иногда лодки качает и подбрасывает шальная волна, что забредает в шхеры с Балтийского моря.