Страница 3 из 30
Мужчина защёлкнул портфель.
Гожба продолжил: — Я помню, до полдвенадцатого, до двенадцати мы сидели. Все разговоры только о войне шли. Ну как в воздухе висит. Приехал домой. Утро. А мы выпили, надо бы с похмелья.
Василий снова приоткрыл портфель.
Руслан вытащил оттуда бутыль, выдернул пробку, понюхал:
— Чего ты пьёшь… Муть грузинскую…
— Какая муть?! — завёлся Василий. — Это с винного завода! Я там работал!
— Вот именно, что работал, — засмеялся Гожба. — Ты скажи, сколько абхазов у вас на заводе?
— Человек двадцать, остальные грузины…
— И я о том же! Я эту бормотуху не пью, — бросил бутыль на газон. Из бутыли полилось вино. И продолжил: — Снова думаю: «Если будет машина, поеду в Сухуми». За день до этого я работал там в архиве. «Поеду в архив. Там немножко осталось». Очень интересные документы копировать нужно было. И — раз! — машина останавливается. Я открываю дверь. Водитель: «Я этого фраера не пойму, — чью-то маму ругает. — Что он затеял, что он хочет?» Я сам водителя не пойму. Восемь часов утра было. А оказывается, танки уже шли.
— Какие танки?! — вырвалось у Наташи.
— Ай, девочка! — покачал головой Руслан и продолжил: — А тут пока ничего. И всю дорогу только о войне. Смотрю, и людей в Сухуми нет. А обычно — народу! Одна женщина пробежала… Поднялся наверх в архив, там сидит очкарик. Это десять минут десятого. А война уже идёт! И вдруг пожилой мужчина, ему под семьдесят, врывается: «Вы абхазцы? Духом крепкие?» Я: «А что случилось?» Он: «Позвони в Министерство внутренних дел». Я звоню в министерство: «Какова ситуация на границе? Что происходит?» Ведь чувствовали что-то.
«Нет, — говорят. — Всё нормально».
— Врут! — выругался Василий, поправив матерчатый чехольчик на топорике.
— Как будто не знают, — глянул на абхаза Гожба. — Дружок прибегает. Он служил в полку, наш полк единственный абхазский. Оружие у него под курткой: «По-моему, что-то случилось». Я снова набираю номер телефона. Мне: «Всё нормально…» А дед: «Я проскочу, посмотрю». В машину быстро. Я снова звоню: «Люди приходят. Какие-то тревожные. По-моему, нападение произошло».
Они: «Ничего не знаем. Всё спокойно. Если что, мы позвоним. Пароль «Голубой орёл». Но на всякий случай поднимите человек сто пятьдесят». И тут люди: «Да на Красном мосту бой идёт!» Это в Сухуми, — повернулся к Наташе. — Для несведущих…
— Вы думаете, я не знаю, где Красный мост? — удивилась Наташа.
Гожба, не отвечая: — Я вышел. А там полк, человек сто пятьдесят. Кинулся туда. А мне: «Руслан, не бойся, уже подтянулись». Я посмотрел на часы: «Время есть у вас?» — «Да, нормально. Там уже ребята подброшены». Я: «Немедленно документы выносить. Эвакуируем». В общем, на трёх машинах. Мы забросили документы, я сказал адрес, куда доставить: в Гудауту и в Афон. Потому что там можно было сохранить.
— Молодец, вывез, — слышались слова одобрения.
Гожба: — И сразу же бросился в полк. Смотрю, там тревога, бегают. Мне гранату дали, — показал на пояс. — Парень суёт ещё гранаты: «На, возьми». Я их потом раздал… Подумал: «А что я без ствола буду делать?» А потом: «В Гудауте надо поискать». И тут автобус, и мне говорят: «Поедем в Гудауту, и там останешься». Сели мы в автобус.
Из города выезжаем. А уже часа четыре. Товарищ мой, он был хорошо подготовленный, попался. Я ему: «Ну что там?» Он: «Вы пока не нужны… Там без оружия нечего делать… Наши танк взяли». — «Как?!» — «Голыми руками отбили танк…» Мы на капоте от радости бутылку выпили. Первый танк — голыми руками!
— У нас танк! — воодушевились притихшие слушатели.
Руслан, смеясь: — Танк слегка подбили, а гоги от страха выскочили и побежали… И БМП в тылу противника взяли. И тут же по ним начали колошматить. Ну, выпили за первый танк… — За первый танк! — в руках Василия хлопнула пробкой другая бутылка.
— Что там в кувшине, узнает горло! — занёс бутылку над собой.
«Надо же… Голыми руками», — на глаза Наташи наворачивались слёзы.
В Гудауте бурлила многотысячная толпа. Шла запись: «Где служил?» Человек во флоте служил. Другой — в пехоте. Разбрасывали по спискам. Кипела жизнь. Кого-то записывали, а тех, у кого имелось оружие, сразу отправляли: «Эй, с двустволкой! Полезай в кузов!» И он тотчас уезжал на передовую.
Приходили новости:
— Часть города в их руках, часть — у нас. Наших обстреливают. И бьют по отдыхающим. Ужас! Народу-то тьма.
Все знали, что в эту пору — разгар курортного сезона, и сухумские пляжи переполнены.
К Руслану обратился военный в форме майора:
— Будешь командиром роты.
Руслан:
— Вы что, обалдели? Я офицер, что ли? Я могу сам полезть, удавить, но команды отдавать…
Отдавать команды он не умел, не было этого в его натуре. Прошлое Руслана говорило не о порядке, а о вольности.
Но всё равно после неразберихи жизнь стала упорядочиваться. Формирование батальонов пошло не абы как, а грамотно: по специализации, сколько кого нужно в какую часть.
У кого был только нож, у кого — граната, у кого — ничего (эти оставались в резерве). Резервисты сидели на берегу моря и ели арбузы, ожидая команды.
Видели, как по горизонту в сторону Гагры прошли две баржи. Их сопровождал военный корабль. Чувствовали, что это не к добру, но поделать ничего не могли. В сторону Гагры шёл грузинский десант, они везли с собой бронетехнику.
Гожба заметался по берегу:
— Из чего бы ударить? А ударить было не из чего. Его граната не пролетела бы и полста метров.
В этот день записался в ополчение брат Наташи Анатолий.
— Ты куда попал? — спросила она брата.
— В разведвзвод… — А я пока сижу… То — медсёстры нужны, а как до дела, не берут…
Послышались команды:
— Построение!..
Люди с берега, с лужаек, с улиц потянулись к санаторию. Тысяч пять-шесть человек скопилось перед главным корпусом. На построении зачитали донесения с фронта. Они не радовали.
Кто-то рвался в бой, требовал послать на передовую.
— Долго будем трескать арбузы? — возмущался.
И вдруг поползло:
— Утром не расходитесь, Владислав будет выступать…
У каждого абхаза имя их лидера Владислава Ардзимбы вызывало только уважение.
Около восьми утра зазвучали команды:
— По-взвод-но!
— По-рот-но!
— Ба-таль-он! Ста-но-вись!
На площадке, на газонах перед главным корпусом санатория «Волга» толпились ополченцы. Различить, где какой батальон, где какая рота, не представлялось возможным. Округу не заполнило, а залило людское море. Здесь были и те, кто ещё не записался, кого не записали по возрасту, кого по инвалидности. Были старики, женщины. Гул стоял над головами.
Настроение людей менялось от какого-нибудь смешка, вроде «мы грузин подавим как мух!», до стоических мыслей: «Если останется один абхаз на всю Абхазию, дело абхазов не погибло!» Перед входом в санаторий в массе людей утопал грузовик. Вот в кузов машины взобрался подтянутый, крепкий шатен с широким, открытым лицом.
Скулы подчёркивали его горское происхождение, а высокий лоб — ум. По толпе пролетело: «Вла-ди-слав…» За ним в кузов взобрались ещё несколько человек в гражданской и в камуфляжной одежде.
Владислав оглядел людей долгим взглядом и поднял руку. Всё стихло.
— Абхазы! Уважаемый мой народ! — зазвучал его голос.
Видно было, как он волнуется, и вместе с тем — как твёрд.
— Вы знаете, что произошло. Грузинские танки утюжат улицы Сухуми. Абхазия снова в опасности, — проговорил он, вздёрнув голову. — У меня к вам единственный вопрос: будем воевать или нет? Я должен знать волю народа! Как вы скажете, так и будет. Я подчинюсь любому вашему решению… Казалось, его голос вылетел за пределы санатория и преодолел не одну сотню километров от Гагры до Очамчири, от Гудауты до перевалов Большого Кавказского хребта, отразился и разлетелся по Черноморью.
С эхом взметнулось над площадью: «А-ей! А-ей!» Кричали «да!» по-абхазски. «Хай ба щет!» — «будем воевать!» по-абхазски.