Щит дьявола

— Ты понадобишься мне сейчас для одного дела, — произнес Куно. Он повернулся и окинул взглядом вход в канализационный тоннель, теперь дочерна обожженный пламенем американского огнемета. — Когда я крикну: «Огонь», начинай стрелять. Причем целься в противоположную от себя стену. Нам надо попытаться стрелять так, чтобы наши выстрелы срикошетировали вверх, прямо в них, понимаешь? Это наш единственный шанс. Только так мы сможем помешать им уничтожить наших ребят и дать им добраться хотя бы до следующего поворота коллектора. Мы должны задержать их здесь, пока наши ребята не окажутся в безопасности, ясно?

Шварц выхватил свой «вальтер». Уцелевшие эсэсовцы с безумными лицами барахтались в потоке зловонной жижи, с трудом продвигаясь вперед метр за метром.

— Огонь! — бешено крикнул фон Доденбург.

Он и штурмбаннфюрер Шварц выстрелили одновременно. Под сводами коллектора выстрелы из пистолетов прозвучали точно орудийные раскаты. Семимиллиметровые пули ударились в кирпичную обшивку канализационного лаза как раз в районе решетки. От кирпича во все стороны полетела крошка. И фон Доденбург услышал, как голос американского солдата прокричал в панике:

— Быстрей убирайся оттуда, Джо! Проклятые крауты пошли в контратаку!

Они услышали, как Джо со звоном бросил свой огнемет прямо на мостовую и отбежал в сторону. Это и было то, что требовалось фон Доденбургу.

— Вперед, вперед, ребята! — заорал штандартенфюрер, пряча пистолет с опустевшим магазином обратно в кобуру. — Давайте побыстрее выберемся отсюда, парни! Вперед, Шварц!

Прекрасно понимая, что американцам потребуется буквально несколько секунд для того, чтобы превозмочь свою первоначальную растерянность и панику и ответить на их выпад, эсэсовцы торопливо засеменили вперед сквозь зловеще хлюпающую под ногами зловонную жижу.

Американцы преследовали их на всем пути обратно. Периодически канализационные решетки на их пути откидывались, и злые голоса американских солдат предлагали им сдаться, прежде чем на их головы обрушатся новые кары. Они не сдавались, и кары тут же начинались. Фосфорные гранаты наполняли тоннель канализационного коллектора зловещим белым огнем и дымом. Американцы подавали в коллектор слезоточивый газ, который, пусть и не убивал их, но заставлял рыдать, словно детей. Американцы также бросали в канализационные люки 25-фунтовые мешки со взрывчаткой, которые взрывались в узком пространстве подземного тоннеля, точно небольшие вулканы. И все-таки процессия похожих на призраки уцелевших эсэсовцев медленно продолжала свой путь к своим. Люди с обожженными лицами и мундирами слепо брели по канализационной жиже вслед за неутомимым господином Герхардтом.

Больше всего самого фон Доденбурга доставал слезоточивый газ. От него веки штандартенфюрера страшно распухли, а глаза превратились в узкие щелочки. Он мог смотреть на окружающий мир лишь сквозь них. Глазные яблоки, казалось, были засыпаны изнутри песком. Куно постоянно моргал, и это причиняло ему дикую боль. Его мутило, голова бесконтрольно покачивалась из стороны в сторону, точно у пьяного. Ноги фон Доденбурга потеряли всякую чувствительность — они были словно сделаны из какого-то желе. Время от времени кто-то из эсэсовцев, не выдерживая, оступался и падал прямо в зловонную жижу. Только отчаянные скоординированные усилия их более крепких товарищей, которые вытаскивали своих сослуживцев из вонючей массы фекалий, не давали тем захлебнуться и погибнуть.

Время от времени Матц хриплым голосом выкрикивал девиз боевой группы СС «Вотан»: «Идти вперед или сдохнуть!». Он звучал под сводами канализационного тоннеля, как мрачное напоминание. И фон Доденбург, которому приходилось постоянно бороться с собой, чтобы не лишиться сознания, осознавал в отдельные моменты просветления, насколько справедлив был этот девиз. И продолжал из последних сил брести вперед. Они должны были выйти на поверхность… они обязательно должны были достичь ее!

Наконец эсэсовцы наткнулись на последнюю на их пути подземную баррикаду, специально сооруженную американцами из мотков колючей проволоки, на которые янки нацепили пустые консервные банки. Очевидно, враги полагали, что немцы заденут эти банки, и их звон предупредит их о появлении эсэсовцев. Шварц и Матц полезли наверх, к канализационной решетке, и, убедившись, что возле нее никого нет, стали дежурить там с оружием наизготовку, пока остальные бойцы внизу продирались сквозь колючую проволоку с консервными банками. Когда вся группа благополучно прошла заграждение, так и не спугнув американцев, Шварц с Матцем спустились вниз и присоединились к остальным.

Вскоре поток нечистот стал более жидким. Воздух над головами эсэсовцев стал чуть-чуть чище. Фон Доденбург яростно потряс головой. Песок, который, казалось, набился в его глазницы, теперь куда-то исчез. Держась за руки, точно дети во время игр в детском саду, немцы продолжили свой путь сквозь мрак и вонь коллектора, следуя за господином Герхардтом. И вдруг на них откуда-то сверху упал сноп света. Эсэсовцы замерли. Их сердца отчаянно заколотились.

— Это они! — прокричал незнакомый голос по-немецки. Фон Доденбург почувствовал невольную слабость в коленях. Наконец-то они дошли до своих!

Сверху к ним спустили самодельную деревянную лестницу. Задыхаясь, плача, цепляясь за перекладины лестницы неестественно грязными пальцами, они принялись взбираться вверх. Здесь стоял передовой немецкий пост.

Когда эсэсовцы поднялись на поверхность, дежурившие на посту немецкие солдаты в ужасе и отвращении отшатнулись от них.

— Эй, вы, расступитесь… дайте им пройти, этим разгребателям дерьма! — скомандовал незнакомый офицер.

Несмотря на безграничную усталость, счастливая улыбка на миг озарила лицо фон Доденбурга. Им все-таки удалось сделать это!

Глава пятая

Рассвет наступал медленно и словно нехотя, точно само солнце стремилось максимально оттянуть тот момент, когда надо будет осветить ужасные остатки города, разрушенного почти до основания. Среди руин, в которые превратились когда-то великолепные дома, окаймлявшие бульвары Аахена, высились голые стволы некогда величественных деревьев, даривших людям свою тень. Теперь все их листья и сучья были срезаны беспощадным огнем артиллерии, и деревья торчали из земли, точно уродливые зубочистки. Тут и там валялись сгоревшие остовы машин, которые либо были поражены снарядами, либо сами напоролись на мины. И повсюду виднелись остатки брошенного ненужного военного снаряжения, как немецкого, так и американского, — сломанные ружья, иссеченные осколками противогазы, пустые снарядные ящики, магазины и пулеметные ленты, сплющенные стальные шлемы. Один американский солдат, оттолкнувший ногой валявшийся прямо на дороге ботинок, с ужасом обнаружил, что в него по-прежнему заключен остаток оторванной взрывом человеческой ступни.

Ровно в семь часов тридцать минут утра началась мощная артподготовка. Самоходные 155-миллиметровые американские гаубицы принялись практически в упор расстреливать все еще контролировавшиеся немцами кварталы Аахена. Дома затряслись от разрывов гигантских снарядов, точно корабли во время качки.

— Потушить сигареты! — приказал американский офицер.

Пехотинцы торопливо затянулись в последний раз и растоптали окурки.

— Стройся!

Солдаты начали строиться. Но, по мнению новоиспеченного мастер-сержанта, который всего лишь неделю назад был простым капралом[58], они двигались чересчур медленно, и он прорычал:

— Вы что, не слышали приказ майора? А ну-ка, поживее! Двигайте поршнями! Строиться, быстро!

Пехотинцы выстроились, образовав готовые к бою шеренги.

Ровно в восемь часов утра артподготовка прекратилась. Офицеры задули в свои свистки. Разбитый на походные колонны 26-й пехотный полк под командованием полковника Зейтца пошел в наступление на Аахен. Передовые колонны двигались вперед неравномерно — то вырываясь вперед, то отставая, периодически натыкаясь на завалы и обломки разрушенных зданий, превратившиеся в труднопроходимые баррикады.

58

То есть «перепрыгнул» сразу через три звания. — Прим. ред