Стальные когти

За счет этого боевая группа «Вотан» быстро разрасталась, хотя Метцгер и жаловался, что она превращается в подобие какого-то чертового Иностранного легиона, укомплектованного к тому же тюремным отребьем. Действительно, теперь «Вотан» представлял собой совсем иную картину, нежели в 1939 году, когда состоял из молодых немцев энтузиастов, безоговорочно веривших в идеи национал-социализма. У тех, кто маршировал в рядах «Вотана» сейчас — у всех этих вчерашних заключенных, ветеранов-парашютистов, тирольских крестьян и остатков прежнего «Вотана», уцелевших в той мясорубке, в которую превратилась операция «Цитадель» на Восточном фронте, — уже не осталось никаких иллюзий, никаких убеждений и никакой веры ни во что, кроме как в самих себя и в свою боевую группу.

Когда однажды утром фон Доденбург направлялся с Гейером на учебные занятия, Стервятник, поглядывая на новобранцев «Вотана», проронил:

— Перефразируя одного британского генерала[47], который помог нашему соотечественнику маршалу Блюхеру выиграть битву при Ватерлоо, мой дорогой фон Доденбург, я могу сказать об этих парнях следующее: не знаю, сумеют ли они устрашить противника, но лично у меня душа уходит в пятки, когда я вижу их перед собой.

Фон Доденбург лишь натянуто улыбнулся. Ему и самому становилось немного не по себе рядом с этими отъявленным громилами. Но у них уже не было времени заниматься улучшением личного состава. Вскоре их группу перевели на положение боевой готовности, и обучение новобранцев вообще прекратилась. По приказу Стервятника те из состава группы, кто умел водить танки и имел представление о том, как стрелять из танковой пушки, были сконцентрированы в составе танкового батальона «Вотана». Тех же, кто не умел ничего, отправили в панцергренадерский батальон под командованием фон Доденбурга. Стервятник прокомментировал это так:

— Не беспокойтесь, фон Доденбург, в конце концов они сами всему Научатся. Те, кому посчастливится выжить, станут опытными и хорошо обученными бойцами; ну а те, кому придется сложить свои головы, послужат хорошим примером для всех остальных: глядя на них, другие поймут, что имеет смысл добросовестно проходить курс обучения, если хочешь служить в СС и при этом уцелеть.

Фон Доденбургу не оставалось ничего, кроме как согласиться с таким циничным подходом. Ситуация в Италии стала слишком напряженной, чтобы беспокоиться о такой мелочи, как обучение личного состава. Весь немецкий фронт мог рухнуть в любую минуту.

— Кроме того, — добавил оберфюрер Гейер, — каждый знает, что томми и ами не умеют воевать по-настоящему. Стоит только убить их офицеров — и солдаты в панике разбегутся. Они совершенно не способны проявлять личную инициативу.

Но, несмотря на все это, фон Доденбург тем не менее старался изо всех сил, чтобы его бойцы были полностью обеспечены всем необходимым вооружением и боеприпасами. Из-за этого он каждый раз возвращался к себе очень поздно, едва не падая от усталости. А когда он уставал так, что это не давало ему спать, то шел в один из офицерских борделей на улице Марио ди Фьори и напивался там до бесчувствия с одной из итальянских шлюх.

В тот день, когда Восьмая британская армия соединилась с американскими силами восточнее Эболи, чтобы нанести завершающий удар по Неаполю и овладеть городом, Стервятник срочно собрал боевую группу «Вотан» и объявил:

— Завтра утром мы вступим в бой с противником.

Фон Доденбург посмотрел на своих пехотинцев. Объявленная Стервятником новость, казалось, не произвела на них никакого впечатления. Правда, большинство из них все еще чувствовали тяжелое похмелье после ночи, проведенной в местных кабаках, а плохо говорившие по-немецки тирольцы, очевидно, просто не поняли слов оберфюрера, произнесенных с сильным прусским акцентом.

«Но даже если они и поняли, что он сказал, — подумал про себя Куно, — пройдет еще целых полчаса, прежде чем слова Стервятника по-настоящему дойдут до их задубевших горных мозгов».

Гейер, стоявший на ящике из-под снарядов в центре небольшой площади, которую окаймляли со всех сторон живописные старые итальянские здания, поправил свой монокль и провозгласил:

— Сейчас мы будем собирать вещи и паковать все необходимое нам оружие и снаряжение. Весь остаток дня я отдаю в ваше полное распоряжение. Равно как и ночь. — Он ухмыльнулся, но никто опять не среагировал на его слова.

Краем глаза фон Доденбург увидел, как на площадь въехал небольшой желтый спортивный «фиат», в котором сидел лейтенант-итальянец — любовник Стервятника. Он помахал рукой оберфюреру; тот едва заметно покраснел и заговорил быстрее:

— В это время вы имеете право делать все, что хотите. Я ставлю лишь два условия. Во-первых, будьте осторожны, чтобы не подцепить никакой венерической болезни. Я буду рассматривать подобное заболевание как сознательно нанесенное самому себе ранение с целью добиться признания негодным к прохождению службы. А вы знаете, как по законам военного времени караются те, кто наносят себе такие раны. Во-вторых, вы обязаны прибыть в расположение части до шести ноль-ноль утра. — Он улыбнулся. — Итак, удачной охоты — и удачной стрельбы сегодня ночью. Разойдись!

Фон Доденбург быстро подошел к Стервятнику, чтобы выяснить, даст ли он ему какие-то поручения. Но у Гейера на это совершенно не было времени. Его глаза были прикованы к смазливому молодому итальянцу, который лениво развалился в своей броской спортивной машине.

— Меня ждет Лотарио, — произнес он слегка сдавленным голосом, — а времени так мало — так дьявольски мало. — Он быстро пошел к итальянцу, бросив через плечо: — Если у вас будут какие-то вопросы, фон Доденбург, обращайтесь к моему адъютанту Шварцу.

Фон Доденбург подошел к Шварцу. Но, заглянув в его глаза, он увидел там лишь сумасшедший блеск.

— Итак, Шварц… Если сам командир позволяет себе это, значит, то же самое можем позволить себе и мы. Как насчет того, чтобы выпить, а потом закатиться к девочкам на улице Марио ди Фьори?

— Все, что угодно, фон Доденбург! — Шварц похлопал рукой по кобуре. — Все, что угодно, пока мы вооружены. Ведь этим итальянцам доверять нельзя.

Фон Доденбург рассмеялся:

— Я всегда вооружен, Шварц, когда отправляюсь на улицу Марио ди Фьори, но немного по-другому.

По пути к своим квартирам, куда они поспешили, чтобы переодеться, офицеры встретили гауптштурмфюрера Метцгера. Он отдал им честь. Фон Доденбург заметил, что нагрудный карман Мясника топорщится от толстой пачки итальянских лир, на которые он собирался погулять в «веселом квартале».

— Разрешите сходить в увольнительную, господа офицеры? — пророкотал густым басом Метцгер.

Фон Доденбург взглянул на него с напускной строгостью.

— Сходить в увольнительную, Метцгер? Но хороший унтер-фюрер никогда не стремится отдыхать, особенно если служит в таком элитном подразделении, как «Вотан». Думаю, сегодня ты мог бы взять на себя руководство нашей канцелярией. В конце концов тебе и так крупно повезло — в отличие от остальных тебе не придется начиная с завтрашнего дня участвовать в активных боевых действиях из-за своего увечья. — Он показал на затянутую в перчатку руку Метцгера.

Метцгер вспыхнул, но ничего не сказал. Однако когда офицеры удалились, он разразился яростными ругательствами:

— Проклятые офицеры, срал я на все их племя! Кто они такие? Ублюдки, идиоты, надутые индюки, пригодные лишь для того, чтобы транжирить денежки! Дерьмо, а не люди!

В таком отвратительном настроении он ворвался в канцелярию «Вотана», чтобы задать писарям жару на весь этот длинный сентябрьский день.

Торговля живым товаром на улице Марио ди Фьори была в самом разгаре. Грудастые итальянские шлюхи, щеголявшие широкими бедрами и большими темными глазами, вместе со своими худощавыми сутенерами, одетыми в стандартные костюмы в полосочку, активно зазывали клиентов — мужчин в военной форме, которые, облизываясь, бродили взад-вперед по Марио ди Фьори в поисках развлечений. Перед борделями, которые были зарезервированы для нужд итальянской армии, выстраивались самые длинные очереди — здесь до сих пор сохранялись официальные низкие цены.

47

Гейер имеет в виду фельдмаршала Веллингтона. — Прим. ред.