Стальные когти

— Бойцы «Вотана»! Товарищи! Я счастлив, что мне выпала возможность поговорить сегодня с вами. В то же время я опечален при виде того, как сильно поредели ваши ряды. Но такова суровая привилегия вашего батальона, которая является следствием того, что ваш батальон всегда находится на самом острие всех сражений за народ, родину и фюрера! Однако понесенные вами жертвы, товарищи, отнюдь не напрасны! Как вы знаете, мы отбрасываем большевистского зверя назад — последовательно и неукоснительно. Мы побеждаем — и это очевидно! В настоящее время вы, находясь на острие главного удара немецких войск, удостоены исключительно важной чести — нанести советскому зверю смертельный удар.

Гиммлер сделал драматическую паузу. Его лицо покрылось болезненным румянцем.

— Самое позднее через сорок восемь часов вы достигнете четвертого — и самого главного — рубежа обороны русских под Курском. Здесь у врага будет лишь один выбор — или обороняться до последнего, или же бросить оружие и бежать. Согласно данным нашей разведки, русские будут стоять на этом рубеже до последнего. Вам выпадет честь нанести по ним первый — и самый важный — удар.

Гиммлер замолчал, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Прибывший вместе с ним коренастый мужчина в военном френче откровенно зевнул. При этом он даже не удосужился прикрыть свой рот ладонью. «Интересно, кто это такой? — подумал фон Доденбург. — Чтобы сметь так открыто демонстрировать свое неуважение к Гиммлеру, надо самому быть очень крупной шишкой. Кто же это может быть?»

— Товарищи, я не имею права поделиться с вами деталями всего, что мне известно. Как вы сами прекрасно понимаете, все это — совершенно секретная информация. Однако я могу сообщить вам следующее: битва, в которой вам доведется участвовать спустя сорок восемь часов, станет крупнейшим танковым сражением в истории человечества. И те из вас, кому будет суждено участвовать в ней и выжить, будут потом вспоминать о ней как о главном событии во всей своей жизни. — Гиммлер улыбнулся хищной улыбкой. — А теперь, товарищи, прежде чем я и партайгеноссе Борман[41] попрощаемся с вами, мы хотели бы попросить вас разделить с нами скромную солдатскую трапезу.

Когда армейские повара принялись расставлять миски с гороховым супом и сосисками на столах, установленных позади того места, где выстроился батальон, Гейер шагнул к Гиммлеру и Борману и во всю силу своих легких прокричал:

— Зиг хайль!

Стервятник был настолько польщен только что присвоенным ему новым воинским званием, что совершенно позабыл в этот момент свое собственное цинично-насмешливое отношение к помпезным ритуалам и церемониям, введенным в Германии национал-социалистами.

— Зиг хайль!!! — слитно повторили вслед за Стервятником несколько сотен здоровых глоток. В этом громоподобном крике можно было явственно различить неподдельный энтузиазм и веру — те самые чувства, следы которых фон Доденбург тщетно пытался отыскать в себе и окружающих на протяжении вот уже многих последних месяцев. Но теперь они неожиданно вернулись. Раскрасневшийся Куно неожиданно почувствовал, как его снова наполнила былая уверенность. Все сомнения, которые успел посеять в его душе Шульце, сразу отпали. Они должны одолеть русских. И они обязательно это сделают!

— Зиг хайль! — кричал Куно. Его глаза блестели фанатичным блеском. — Зиг хайль!

Гауптшарфюреру Метцгеру было поручено отобрать из числа бойцов батальона тех, кому можно было поручить обслуживать стол рейхсфюрера СС во время обеда. Непосредственно руководить этой импровизированной группой официантов должен был обершарфюрер Шульце — единственный унтер-фюрер из состава «Вотана», награжденный Рыцарским крестом.

Вызвав к себе перспективных кандидатов, Метцгер принялся просматривать их одного за другим.

— Произнеси-ка эту фразу, парень: «Можно предложить Вам соль, рейхсфюрер?» — обратился он к рослому новобранцу родом из Румынии.

Парень повторил за ним сказанные слова, но его немецкий был так плох, что Метцгер побагровел.

— Нет, ты совершенно не годишься! — заорал он. — На каком немецком ты вообще разговариваешь? Ты что, думаешь, наш батальон — это что-то вроде вонючего Иностранного легиона[42]?

Пара других кандидатов была отвергнута из-за того, что они не были блондинами, — ведь всем было известно, что рейхсфюрер СС предпочитал видеть вокруг себя блондинов. Наконец, Мясник обратил внимание на высокого парня в конце выстроившейся перед ними шеренги кандидатов. Это был один из бывших танкистов из состава 8-й бронетанковой дивизии, накануне влившихся в ряды «Вотана».

Метцгер ткнул пальцем в его сторону:

— Ты подходишь! Только смени этот танкистский комбинезон. Ты же служишь теперь в СС, не стоит об этом забывать!

— Разве можно забыть о таком крупном событии в жизни, как зачисление в ряды СС, гауптшарфюрер? — лениво осклабился солдат. — Сегодня ты можешь разделить с рейхсфюрером гороховый суп и сосиски, а завтра тебя втиснут в деревянный гроб. Служа в СС, можно действительно наслаждаться жизнью!

— Прикуси-ка язычок, ты, сопляк! — угрожающе бросил Метцгер. Но сейчас у него совсем не было времени заниматься воспитанием новобранца. Главным в данный момент было как можно более срочно подготовить бойцов для обслуживания стола рейхсфюрера. К тому же Гиммлеру вдруг срочно потребовалась минеральная вода, а ее нигде не было. Метцгер торопливо повернулся к Шульце:

— Шульце, вот твои помощники! Проследи затем, чтобы руки у них были чисто вымыты. И чтобы под ногтями у них не чернела грязь, собранная со всех русских степей! Для очистки ногтей можешь использовать вот это!

Он швырнул Шульце русский штык-нож, которые повара «Вотана» использовали для разделки мяса, и побежал искать чистую питьевую воду, которую потребовал рейхсфюрер.

Шульце вручил штык ближайшему бойцу и проследил за тем, как тот вычищает себе грязь из-под ногтей. Затем он передал оружие другому. Наконец, очередь дошла до вчерашнего танкиста из состава 8-й бронетанковой дивизии.

— Ну что ж, парень, давай-ка проверим, в какой чистоте ты содержишь свои когти! — Шульце вручил бойцу штык и вдруг заметил, что на пальцах его левой руки выколоты какие-то буквы.

— M-A-R-C-H-E, — прочитал Шульце. — Marche? Что, черт побери, это означает?

Вместо ответа мужчина протянул ему правую руку. На каждом пальце его правой руки тоже были синей краской выколоты буквы — но уже другие.

— Вместе это читается так: «Marche ou creve», — произнес он после небольшой паузы. — Если ты не настолько культурный, как я, то я тебе объясню: в переводе с французского это означает: «Иди вперед или сдохни».

— Значит, ты служил в Иностранном легионе? — с внезапным интересом посмотрел на него Шульце.

— Да, — кивнул Хартманн. — В течение восьми лет. Когда в 1941 году в Северной Африке высадился ваш Африканский корпус, я дезертировал из Легиона и перешел на вашу сторону.

— Значит, ты был в Северной Африке… Ну, ну, — задумчиво произнес Шульце. — Думаю, мне найдется о чем побеседовать с тобой, парень.

— Готов побеседовать с тобой в любое время, обершарфюрер. Но только не рассчитывай, что я сразу же влюблюсь в тебя. Дело в том, что я оставил в Африке свою единственную настоящую любовь. — Новобранец с усмешкой смотрел на Шульце.

В ответ гамбуржец лишь сделал непристойный жест рукой. Но в его душе этот обмен колкостями совсем не оставил неприятный осадок. Скорее наоборот… В его голове уже начал постепенно складываться кое-какой смутный план.

Мартин Борман жадно накинулся на гороховый суп. Он ел так, словно не принимал пищу вот уже несколько дней. При этом партайгеноссе совершенно не обращал внимания ни на Гиммлера, ни на офицеров СС, которые сгрудились вокруг его стола.

Покончив с супом, Борман воткнул вилку в сосиску — и так и съел ее, прямо с вилки. При этом по его подбородку стекал жир. Он рыгнул, вытер подбородок и резко вклинился в общий разговор.

41

Мартин Борман — начальник Партийной канцелярии НСДАП, рейхсляйтер; к концу войны стал самым могущественным человеком Третьего рейха после Гитлера. — Прим. ред.

42

Иностранный легион (фр. Légion étrangère) — воинское подразделение, входящее в состав сухопутных войск Франции; комплектуется добровольцами (наемниками) из более чем 136 наций, которые подписали временный контракт. — Прим. ред.