Страница 130 из 133
Рязанский боярин, Евпатий Коловрат, был послан при слухах о татарском нашествии в Чернигов за помощью. Услышав там, что татары уже появились в пределах Рязанских, он поспешил с князем на родину, которую нашел совершенно опустошенной; собрал, сколько мог, дружины, тысячу семьсот человек, которых «Бог соблюде», и погнался вслед за татарами, решив испить мертвую чашу заодно со своими государями, и испил ее до дна, совершив и исполнив со славой великодушное свое намерение.
Поздно понял великий князь суздальский свое положение и увидел свою ошибку. Он отрядил старших сыновей, незадолго обвенчанных, — Всеволода, с бывшими наготове воинами, к Коломне, навстречу татарам, а другого — Владимира — в Москву.
Под Коломной произошло сражение. Татары окружили суздальцев со всех сторон, по своему обычаю. Наши бились крепко, но напрасны были все усилия. Множество везде одолевало. Татары приперли русских к надолбам. Тут пал воевода Еремей Глебович, рязанский князь Роман Ингваревич, и много других мужей добрых. Враги опять остались победителями. Всеволод с малой дружиной бежал во Владимир. Татары двинулись к Москве.
Москва, городок, только что начинавший возникать среди лесов, ее окружавших, не могла противиться долго. Ее защищал другой сын великого князя, Владимир Юрьевич. Он взят был в плен. Воевода Филипп Нянька был убит. Жители истреблены. Имущество пограблено. Татары повернули к Владимиру.
Великий князь уехал перед тем с племянниками на Волгу собирать рать для сильнейшего отпора врагам. Он предполагал, кажется, что враги не могут еще так скоро угрожать его столице, и что он успеет заблаговременно вернуться с новыми, свежими полками. Он мог думать, по крайней мере, что крепкий город во всяком случае продержится до его прибытия. Вместо себя он отрядил двух сыновей, Всеволода и Мстислава, к которым воеводой был приставлен Петр Ослядюкович, — но он ошибся в своих расчетах. Татары не шли, а летели, как птицы, и между тем, как Георгий расположился станом еще по реке Сити, впадающей в Мологу, ожидая своих братьев с полками, 3 февраля, во вторник, прежде мясопуста за неделю, появились они перед Владимиром и тьмами тем окружили его со всех сторон.
Владимирцы затворились накрепко в городе с молодыми князьями. Татары хотели уклониться от боя и потребовали сдачи. Владимирцы отказались отворить Золотые ворота.[39]
Епископ Митрофан увещевал народ: «Чада, не убоимся смерти, не приимем себе во ум сего тленного и скороминующего житья, но о том не скороминующем житье попечемся, еже со ангелы жити. Поручник я вам, аще и град наш пленше копием возьмут, и смерти нас предадут, получим венцы нетленные на том свете от Христа Бога». «О сем же словеси слышавше все, замечает летописец, начаша крепко боротися». Татары подъехали к Золотым воротам, имея при себе плененного в Москве княжича, Владимира Юрьевича, и спросили о великом князе, тут ли он в городе. Владимирцы вместо ответа пустили в них по стреле. Татары ответили тем же, пустив также по стреле на город и на Золотые ворота, и потом закричали: «Не стреляйте!» Наши остановились. Тогда татары подошли ближе к Золотым воротам и выставили перед ними Владимира. «Узнаете вы своего княжича?» спрашивали они осажденных. На несчастном не было лица, бледный и худой, он едва мог держаться на ногах. Всеволод и Мстислав, стоявшие на Золотых вратах,[40] узнали брата и залились слезами, бояре и граждане с ними, смотря на Владимира, в руках у лютых врагов. «Ударим, воскликнули пылкие молодые князья, обращаясь к дружине и воеводе, ударим, лучше умереть за святую Богородицу и в правую веру, неже воли быти поганых». Воевода не согласился.
Татары объехали город и потом расположились станом перед Золотыми воротами, «яко зреемо», то есть, на виду у жителей, приготовляясь на Студеной горе к приступу.
Один отряд ходил, между тем, к Суздалю — город взят и сожжен, княжий двор, монастырь Св. Димитрия, церковь святой Богородицы, ограблены, жители перебиты, другие отведены в плен. Оставшиеся в живых, нагие и босые, беспокровные, должны были погибать от стужи. (Уцелел только, говорит предание, девичий монастырь, скрытый чудом из виду татар, — тот, где иноческое борение проходила страдально Евфросиния, дочь будущего мученика, святого Михаила черниговского).
В субботу мясопустную отряд вернулся к Владимиру. Приготовления к приступу кончились, и татары начали ставить леса и пороки от утра до вечера, а на ночь огородили тыном весь город. Поутру, когда совсем рассвело, князья и граждане увидели, что городу спасения нет при таких средствах осады, и что он будет взят непременно. Оставалось только приготовляться к смерти. Супруга великого князя, с дочерью, с молодыми женами своих сыновей и внучатами ушли во храм Пресвятой Богородицы, приобщились там Святых тайн и приняли ангельский образ от рук епископа Митрофана. За ними последовали много бояр и людей, — старики, женщины и дети.
Князья Всеволод и Мстислав отошли к старому городу, который был окружен валом так же, как и средний.
Все ждали со страхом и трепетом своей погибели, предаваясь в волю Божию.
По заутрени в неделю мясопустную, 7 февраля, на память святого мученика Феодора Стратилата, татары бросились на стены и ворвались в город, через стену от Золотых ворот у Св. Спаса, — место это приметно до сих пор, — с севера от Лыбеди к Орининым воротам и к Межным от Клязьмы (к Волжским). До обеда весь новый город был занят и зажжен. Татары отбили церковные двери в соборе Божией Матери. Семейство великокняжеское с ближними людьми укрылось на палатях. Злодеи ободрали все иконы, захватили все драгоценности, сосуды, кресты, оклады, ризы, порты древних князей, что вешали себе на память. Узнав, что великая княгиня, со снохами и внучатами, находится на палатях, татары звали их сойти, обещая помиловать. Никто не послушался. Тогда они натаскали леса в церковь, наклали вороха около церкви и зажгли. Дым и смрад распространился повсюду. Люди задыхались. Епископ Митрофан, объятый пламенем, благословил погибающих и воскликнул: «Господи, Боже сил, седяй на херувимех, простри руку Твою невидимую, и прими с миром души раб Твоих!»
Владимирский собор Успения, славный памятник князя Андрея Боголюбского, на крутом берегу Клязьмы, сохранился почти совершенно до нашего времени. Целы еще приснопамятные палати, где избранные русские люди, в минуту общей гибели, положили живот свой, покоряясь безропотно воле Божьей с верой и любовью. Место свято есть!
Молодые князья, Всеволод и Мстислав, были настигнуты за городом и убиты вместе с прочими, искавшими спасения в бегстве. Там же погибли Пахомий, архимандрит Рождественского монастыря, игумены Успенский и Спасский. О пленном Владимире нет известий: вероятно, он подвергся той же участи.
Из Владимира татары рассыпались отрядами к Ростову, Ярославлю, Городцу, и пошли по Волге, даже до Галича, другие пошли на Переяславль, ограбили и разорили Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь, где был убит сын Ярослава, племянник великого князя, — вплоть до Торжка. Нет почти места в Суздальской земле, где бы они не побывали; городов взято 14, кроме слобод и погостов, в продолжение одного месяца февраля. Ростовская область была разорена также. Единственное убежище для народа были леса.
«Такими дремучими лесами была покрыта эта страна, говорят современные арабские летописцы, что в них и змее не было прохода. Татары должны были в иных местах прорубать себе дорогу, и они прорубали такую, чтобы четырем телегам можно было проехать рядом».
А великий князь Георгий еще стоял станом на Сити, вместе со своими племянниками, ожидая братьев, Ярослава и Святослава, с их дружинами.
Вдруг приходит к нему роковая весть: Владимир взят, церковь соборная разорена, жена твоя, княгиня, с детьми и снохами, огнем скончалися, сыновья убиты, люди погибли, — на тебя идут!
«Господи! возопил несчастный гласом велем, из глубины сердца, обливаясь слезами. Так ли судил Ты? Буди воля Твоя святая! Готов умереть и я: одному что делать мне на этом свете?»
39
К воротам с обеих сторон присыпан был вал, частично сохранившийся до настоящего времени. Сообщения другого не было.
40
Дверь к накатнику над нижней аркой сохранилась доныне.