Страница 129 из 133
Во Владимире Залесском, говорит летописец, иконы подвиглись по стенам, и паникадила со свечами поколебались. Люди изумились «мняхутся тако, яко голова обои шла коего их».
«То же братья, говорит новгородский летописец, не на добро, но на зло, грех деля наших, Бог нам знамения кажет, да быхом ся покаяли от грех наших. Колику Бог, прибавляет он, наведе на ны смерть той весны, да то мы видяще, не разумехом своея погибели, но скорейши быхом на зло», — и предлагает описание страшного голода в Новгороде, и следовавшего за ним мора.
На Воздвиженье мороз избил весь хлеб, и он вздорожал еще больше прежнего. Хлеб продавался по 8 кун, кадь ржи по 2 гривны, а на дворах по 25, пшеница по 40 гривен, пшено по 30, овес по 13. Жители расходились по чужим сторонам.
За голодом следовал мор. Трупы валялись по всем улицам, Архиепископ Спиридон построил скудельницу в яме, на Прусской улице, и приставил к ней мужа благого и смиренного Станилу, веля свозить сюда на конях мертвецов со всего города. В короткое время навезено было 3030.
Следующая весна была еще тяжелее зимы: голод свирепствовал страшно не только в Новгороде, но и по всей стране. Жители употребляли в пищу мох, желуди, сосну, ильмовый лист, кору липовую, нечистых животных, — доходило до человекоубийства. Таких злодеев сжигали, осекали, вешали. Отцы и матери отдавали детей гостям из хлеба в одерень. Иные злые люди зажигали дома, где предполагалась рожь. Мертвецы на улицах, на торгу, по мосту, лежали непогребенными, псами пожираемые; поставлена была другая скудельница, на поле, в конце Чудинцовой улицы, третья на Колени, за Рожеством, и те наполнились скоро.
Случился еще пожар большой: погорел весь конец Славенский до конца Холма, кроме церквей. Город был уже при конце. Но Бог умилостивился, немцы прибежали с житом и мукой, и город ожил.
После первых слухов татары двигались медленно: только в 1232 году подошли они к Волге, и, не доходя до Великого города Болгарского (на левой стороне Волги, Казанской губернии, в Спасском уезде), остановились зимовать. Здесь почему-то кочевали они больше трех лет, и уже в 1236 году взяли древнюю столицу Болгар, ограбили и сожгли.
На следующую зиму они появились в Рязанских пределах, подойдя лесами с восточной стороны, и остановились станом в Онузе (?), которую взяли и сожгли.
Их было множество, без числа, говорит современный русский летописец, а арабский описывает так их нашествие: земля стонала, звери безумели, испуганные птицы падали мертвые.
Рязанский князь Юрий Игоревич при первых слухах оповестил родных и соседних князей. В родственный Чернигов и ближний Владимир отправлены послы за помощью.
В стольном городе Рязани успели собраться только ближние князья: брат Олег Красный, племянники Олег и Роман Ингваревичи, Всеволод Михайлович пронский, один из князей муромских.
Татары прислали к ним послов, двух мужей и жену чародейку, требуя себе десятины во всем: и в князьях, и в людях, и в конях, — десятое в белых, десятое в вороных, десятое в бурых, десятое в рыжих, десятое в пегих.
Князья отвечали смело: «Не будет нас, тогда возьмете все».
Послы препровождены были к великому князю Георгию Всеволодовичу во Владимир.
На предложение татар: «Мирися с нами», он отвечал: «Брань славная лучше мира постыдного», и начал военные приготовления, а рязанской просьбы не уважил, рать не прислал и сам не пришел, «хотя особь брань сотворити».
Из Чернигова еще не было слуха, и рязанские князья вынуждены были одни идти навстречу татарам к Воронежу, решась умереть, но не покоряться.
Преданье дополняет летопись известием, что, посоветовавшись между собой, они попытались умилостивить татарского хана богатыми дарами, с которыми был отряжен к нему сын старшего рязанского князя, Феодор. Батый принял дары благосклонно и потребовал у Феодора жены его, славной своей красотой, как дошла до него молва. Рязанский князь отворотился с негодованием, услышав требование, и тут же был умерщвлен; тело брошено зверям на растерзание.
Молодая жена, услышав о его гибели, кинулась из высокого терема на берегу Осетра, с младенцем на руках, которого звали Иоанном постником, и заразилась, т. е., убилась до смерти, отчего ближняя церковь получила название Николы Заразского или Зарайского. (Тело убитого князя после принесено было и погребено, вместе с телами его жены и сына. В Зарайске показывают еще до сих пор три креста, поставленные, говорят, первоначально над их могилами. Подле построена была церковь во имя Св. Иоанна Предтечи).
Татары двинулись к Воронежу, где стояли русские князья, и вступили с ними в бой. Сеча была злая. Кровь потекла по полю, как новая река. От стремительного натиска бесчисленных татарских полчищ наши рати устоять не могли. Разбитые, они вынуждены были уступить, и князья спаслись бегством, каждый в свой город. Один из них, Феодор Красный, изнемогающий от ран, еле живой, был взять в плен и приведен к Батыю, которому понравился. Батый обещал ему помилование, если он обратится «на их прелесть». Он не соглашался. Батый, рассерженный, «дохну огнем от мерзкаго сердца своего», говорит летопись, и несчастный был изрезан ножами до полусмерти.
Татары устремились вперед, опустошая огнем и мечом Рязанскую землю, «грады разбивающе и жгуще, люди ськуще и пленующе». Так были разорены до основания: Пронск, Белгород, Ижеславль, Борисоглебск, и имена их с тех пор не слышатся в летописях, кроме Пронска. Арабские современные писатели выражаются очень живо о городах, опустошенных татарами, что они исчезали, как будто и не красовались вчера.
16 декабря обступили татары стольный город Рязань. Князья затворились, решившись защищаться до последней капли крови. Пять дней продолжалась осада. Граждане отчаянно оборонялись, стояли по стенам не сменяясь, между тем как нападавшие обновлялись беспрестанно свежими силами. Каждый день падало множество, но никто не думал о сдаче. На шестой день подступили татары с огнем, с пороками, или стенобитными орудиями, и лестницами, и 21 декабря город был взят, и, по разграблении, сожжен. Все жители, попадавшиеся под руку, были перебиты без милости, одни расстреляны стрелами, другие посечены мечами, потоплены в реке, женщины на улицах подвергались поруганиям, дети бросаемы были в огонь, и не осталось в городе никого из живых, говорить летопись: некому было стонать и плакать, некому скорбеть о погибших, родителям о детях, детям о родителях, братьям о братьях — все вместе лежали мертвые.
Из князей остался один Роман Ингваревич, который успел убежать и поведать во Владимире великому князю о гибели Рязани.
Татары пошли вперед, не останавливаясь, на Владимир. Вдруг сзади, когда они уже выходили из пределов Рязанских, говорит древнее сказание, показались рязанские воины и ворвались в их становище. Татары всполошились, не понимая, откуда взялись они: не мертвые ли, павшие в Рязани, встали и прискакали мстить за смерть свою. Неизвестные воители рубили направо и налево изумленных, оторопевших варваров. Притупленные мечи они бросали и хватали другие из рук поверженных на землю татар. Во всех станах произошло страшное смятение. Пятерых из воителей удалось, наконец, схватить, и они приведены были в ставку Батыя. «Кто вы такие?» спросил их удивленный хан. «Мы слуги великого князя Ингваря Ингваревича, от полка боярина Евпатия Коловрата, посланы тебя, великого царя, почтити и честно проводити, да не подиви, царю, что не успеваем наливать чаш на великую силу Татарскую».
Шурин Батыев, Таврул, вызвался идти на Евпатия, взял с собой сильные полки и обещал привести его живого. Он бросился на витязя, но тот, исполин силой, рассек его на две части до седла. Татары навели на Евпатия, как на крепость, множество саней со стенобитными орудиями, окружили его, и, наконец, одолели. Товарищи его были убиты. Мертвый принесен был к Батыю вместе с остальными воинами, которые были взяты в плен. Батый похвалил мужество и отпустил их на волю, отдав им тело погибшего вождя.
Каким же образом случилося это нападение?