Страница 37 из 75
Лес внизу начал медленно редеть, появились холмы, которые были усеяны камнями, а потом и те сменились скалами, покрытыми редкими, маленькими деревцами. Нагромождения камней, больших и малых, будто в огромной каменоломне потрудились великаны.
И вдруг, скалы оборвались. Кончились огромным обрывом, за которым расстилалась водная гладь. Пространство серо-синей воды, бескрайнее и мерно дышащее, гонящее волны в сторону скал и вспенивая их при ударе о камень.
Михаличев завис на месте, наслаждаясь видом моря. А что это было море, сомневаться не приходилось. Какая-то мысль шевельнулась, пощекотала и ускользнула, не дав зацепить, загарпунить себя. А ведь дельная была мысль! Вот только про что? Что-то важное, нужное, ценное. Что?
Серёга силился вспомнить, что же такого нужного напоминало ему море? Скалы, море, прибой, а вон внизу песчаный пляж, а от него пологий подъём вверх. Что же для него важного во всём этом? Что?
Серёга ещё какое-то время наслаждался видом моря, а потом развернулся, и, взмахнув руками, медленно полетел в сторону леса. Что-то тянуло его туда, и с каждым мгновеньем тяга усиливалась. А ещё ему вновь захотелось есть. Голод проснулся, и с новой силой терзал его.
— Всё будет хорошо, Серёжа, — голос бабы Нади убаюкивал. — Теперь всё уже будет хорошо. Ты сильный, ты сможешь….
— Что смогу, баб Надь? — спрашивал Серёга.
— Всё будет хорошо, ты только береги себя. — Голос удалялся, будто тая. — Ты береги себя, будь умницей…. Я тебя ждать буду…. Здесь….
Солнце успело подняться и зайти ровно шесть раз. Шеремет не отходил от Камня, подле которого лежала на настеленном лапнике, баба Надя. Одной рукой держалась за камень, будто боясь, что он исчезнет, а другой сжимала деревянный амулет, с вложенным в него камнем.
Камень в деревянной, резной оправе, до этого светившийся и испускавший лучики белёсого света из-под пальцев старушки, теперь потускнел. Шеремет увидев это, погнал в очередной раз Марину к своему дому, за водой.
Как только баба Надя открыла глаза, Шеремет приподнял ей голову и поднёс к губам деревянный ковшик с водой. Старушка пила медленно и мелкими глотками. Глаза запали, лицо осунулось, а сама она казалось, весит всего килограмм двадцать.
— О-о-о-х! — выдохнула баба Надя и отвела слабой рукой ковшик. — Помоги мне встать, Шеремет.
Шеремет взял подмышки старушку и поднял её и держал не отпуская, пока та не кивнула, что может сама стоять.
— Дай ещё попить, — попросила она, и Шеремет протянул ковшик.
— Ну, что там с парнем, Надя? — спросил знахарь старушку, когда та напилась и отдала ковшик.
— Не получится его вернуть, Шеремет. Его там какой-то зверь задрал, еле вытащила его из лап Мары. Сделала всё, что б он жил. Но сюда он не вернётся, слишком далеко ушёл.
— Как не вернётся?
— А вот так, истает на Камне и всё. Ещё пару дней пролежит и истает. — Баба Надя подошла к Камню и посмотрела на Серёгу. Его тело действительно как будто истаяло, потеряло краски, словно сотканное из серых нитей. — Если выживет в том мире, то ему придётся пройти длинный путь. А если пройдёт весь путь, то придёт сам, нужно только подождать.
— Так он что же…, - Шеремет очертил в воздухе круг.
— Да, как и его прапрадед Савостя-Шатун, — подтвердила бабка Надя. — Пока он не истаял совсем, иди Шеремет в дом, собери в какой-нибудь мешок вещей дельных. Обувь, штаны, куртку какую, нож, топор. Сам знаешь, что мужику нужнее. И сюда неси, да поживее, Шеремет.
Дед Шеремет кивнул, окликнул Марину и поспешил к дому. В голове не укладывалось, что он натворил дел, опростоволосился, как пацан какой. Марина молча шла позади, ступая след в след Шеремету, а потом спросила:
— А он правда истает?
— Правда, дочка, правда, — кивнул на ходу Шеремет. — Если уж Надя сказала, то так и будет. Её Сила во сто крат больше моей, она слов попусту не говорит. Не доглядел я за парнем, обалдуй старый! Это ж надо было так промахнуться!
— Он, что, латентный медиум? — вновь спросила девушка.
— Слов-то набралась, латентный… — Шеремет мотнул головой. — Дар его сокрыт был до поры. А как домовята его затащил в немерь, дар его и раскрылся. А мы его на Камень ещё отнесли. Вот Камень-то и распорядился парнем.
Тем временем Шеремет и Марина вышли к дому.
— Дуй в дом, собери, вещи парня, обувь там. Аптечку не забудь. А я в сарай загляну.
— Хорошо, — кивнула Марина. Она видела Серёгу впервые, но какая-то искорка видимо проскочила между ними. Или ей показалось. Во всяком случае, ей он нравился, но показывать этого при старших было нельзя. Не поощрялось.
Мешок, обычный, джутовый, перевязанный старым шнурком, положили на камень, Серёге в ноги. Баба Надя сняла с шеи деревянный, резной амулет с камнем на кожаном шнурке и положила на грудь Серёге. Его тело окончательно пропало, истаяв, к вечеру, с последними лучами заходящего солнца. Мешок тоже пропал. Трое, баба Надя, дед Шеремет и Марина, постояли немного и отправились к дому. Уже на подходе к калитке, баба Надя увидела кота Тимофея. Он сидел под забором и увлечённо вылизывал причинное место.
— Вот результат доверия этим несносным животным! — баба Надя подошла к коту и схватила его за шкирку. — Ты его кормишь, поишь, ласкаешь, а когда решаешь доверить ему какое-то дело, он исполняет твой наказ только на половину, а потом принимается вылизывать свои причиндалы! Пойдём, Тимоша, я тебе перцем зад-то намажу, что б неповадно было!
Кот, до этого дёргавшийся и делавший попытки освободится, обвис и вылупил глаза.
— Мя-я-я-у! — протянул он.
— Ты каждый раз говоришь одно и тоже! Надоело! — баба Надя вытянула руку с котом вперёд и вошла в калитку.
Второе пришествие
На нос упала капля, скатилась по переносице, в правый глаз. Следом упала ещё одна и повторила путь первой. Серёга открыл глаза и тут же зажмурился, вода, попавшая в глаз, растеклась, щекоча. Проморгавшись, он наконец-то открыл глаза полностью и вдохнул. Закашлялся, какой-то сор попал в рот, сплюнул, вдохнул ещё и ещё. Дышать хотелось так, будто не дышал целую вечность.
Серый свет, пробивавшийся сверху, освещал глубокую яму, на дне которой лежал Михаличев. Он повернул голову направо, потом налево, приподнял и осмотрелся. Яма, глубокая такая, выстеленная какими-то ветками и сырой жухлой листвой. А верх перекрыт палками, которые тоже застелены ветками и листвой.
Серёга сел, посмотрел вверх, потряс головой.
— Что случилось-то? — спросил он сам у себя, но ответа не нашёл. — Что произошло, а? Интересно, где я есть? И есть ли я вообще? Что ж так всё болит-то, а?
Он приподнялся, оперевшись рукой о ветки, постоял несколько секунд в полусогнутом положении, а потом медленно завалился вперёд, упав на грудь и больно ударившись подбородком. Серёга пошарил руками и нашёл, то обо что приложился. Что-то знакомое на ощупь, почти забытое, но такое знакомое. Серёга перевернулся набок, приподнялся, одной рукой растирая ушибленный подбородок, а другой, подтягивая это что-то.
Света едва хватало, чтобы разглядеть свою руку, но Серега, ощупав находку, улыбнулся сам себе.
— Хе-хе, мешок! Ёлы-палы, мешок! — руки шарили по джутовой ткани, гладя его и теребя. — Картофельный мешок! Слава богу, я вернулся! Я проснулся!
«Наверное, меня дед Шеремет всё-таки выкинул из дома, куда-нибудь в канаву. Я, наверное, в коме был после выпитого, а дедок меня вынес в лес, вырыл канавку, скинул меня и мои вещички и…. — тут мысль Серёги забуксовала. — Интересно, почему Шеремет меня не прикопал, а просто заложил яму ветками? Может, у него сил не хватило»?
Серёга нашарил хохолок у мешка, шнурок, которым он был завязан и потянул. Шнурок развязался, Серёга сунул руку в мешок и первое, что попалось ему, было лезвие топора.
— Ах, ты! — Михаличев отдёрнул руку и тут же сунул палец, который обрезал, в рот. — Что за….