Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 9

— На то я и дьякон в Семеновке, чтобы щука не дремала! — проговорил дьякон и на этот раз уже не шепотом, а басом и захохотал во все горло.

Всполошились утки, закричали цапли, засвистали кулички, зашлепала в лодке щука, и в одну минуту все встрепенулось, проснулось и испугалось этого громкого хохота среди могильной тишины.

— Штука дельная ввалилась! — продолжал дьякон и, сняв с остроги рыбу, свернул ей голову и положил в лодку. — Ну, вы теперь так и держите все прямо!

Не успели проплыть мы и пяти саженей, как дьякон снова махнул острогой и вытащил линя. Охота становилась интересною, рыба попадалась поминутно, и дьякон редкий раз делал промахи. Он даже, желая щегольнуть искусством, выхватил рака, но в лодку его не положил, а, взяв за клешню, отбросил далеко, так далеко, что даже не слышно было, как шлепнулся он в воду. Мы все еще отдалялись от того места, с которого начали охоту, и, судя по времени, отъехали от него по крайней мере версты две. Было уже десять часов вечера, и надо было подумать о возвращении домой, но дьякон до того увлекся удачей, что даже забыл и думать об этом.

— Что вы! Господь с вами, с этих пор-то! Охота только что начинается, а вы домой! — говорил он. — Катайте, катайте налево…

Я катал веслом, а дьякон острогой и все лещей вытаскивал. Мы попали на такое место, где, кроме лещей, не было никакой рыбы, как будто оно исключительно принадлежало им, введено было им во владение, и никакая другая рыба не смела появиться в их царстве. Важно насупившись, стояли они и как будто нарочно подставляли свои жирные черные спины под зубья остроги. Даже мелкая рыбешка, до тех пор целой кучей следившая за лодкой, отстала и не смела проникнуть в этот захваченный лещами участок.

— Это — Харитонов затон, — говорил дьякон.

— Вы почему знаете?

— А потому, что лещ один.

— А затон этот далеко от нашей пристани?

— С четверть версты, не больше.

— Стало быть, мы уж назад повернули.

— Эко спохватились! давным-давно!

Прошло еще с час, и лодка наша была почти полна рыбой. Мы порешили ехать домой или, лучше сказать, к тому месту, где ждал нас Карп с лошадью. Закурив папиросы, мы поехали быстро, но камыши беспрестанно загораживали нам путь; приходилось их объезжать, вследствие чего плавание наше значительно замедлялось. Громаднейшие стаи уток с криком и шумом поднимались из камышей и производили в воздухе хаос. Подул ветерок, начал накрапывать дождик. Прошло еще с полчаса, а мы все еще блуждали по камышам, словно по какому-нибудь парку, дорожки которого, разбегаясь в разные стороны, то выходили на открытую поляну, то снова поворачивали назад и вели бог знает куда.

— Уж так ли мы едем? — спросил я. — Не плутаем ли?

— Ну вот, лтлично!

— Что-то долго…

— Да ведь если б мы прямо ехали, а то вишь как колесим!

— А скоро доедем?

Дьякон пригнулся и внимательно посмотрел на дно.

— Сейчас, — проговорил он.

— Почему же это?

— Дно песчаное, вот почему.

— Так что ж?

— А то, что мы плывем теперь к Гришовскому займищу. Вертите вправо, и сейчас пристань.

Я повернул, но пристани все не было. Между тем ветер усиливался; тучи становились все чернее и спускались все ниже и ниже, так что зарево разведенного огня начало их освещать, и они, как облака дыма, неслись над нами. Камыш начал покачиваться… Прошло еще минут десять, а пристани все нет.

— Право, не плутаем ли, отче? — спросил я.

— Да нет же! Слава богу, не в первый раз… Поди, озеро-то это я знаю вдоль и поперек.

— Да ведь ничего не видно.

— Постойте! — проговорил дьякон. И, став на ноги, он приложил обе ладони ко рту и закричал страшнейшим басом:

— Ка-а-а-арп!

Но, вместо Карпа, откликнулась стая гусей, с шумом поднявшаяся из камышей.

— Карп! — продолжал кричать дьякон.

Я остановил лодку.

— Ка-а-арп! Черт! откликнись.

Но Карп не откликался.

— Ка-а-а-арп! дьявол! Где ты? Провалился, что ли?





И действительно, Карп, должно быть, провалился, потому что отклика не было и только один свист крыльев наполнял воздух.

— Непременно спит, дьявол! — проворчал дьякон и снова принялся всматриваться в дно.

— Вертите назад, — крикнул он немного погодя.

— Зачем назад?

— Вертите.

— Куда же мы приплывем?

— Да вертите, знай. Видите, здесь глубь какая; мы опять по руслу реки плывем! Видите, вода назад течет, значит и нам надо назад.

— Так ли?

—- Господи боже мой! — рассердился дьякон. — Неужто я не знаю!

— Не лучше ли нам к Макарову плыть, да там на мельнице у Чесалкина переночевать.

— Вот это хорошо! Отсюда до Макарова, вы знаете, сколько будет?

— Не знаю.

— Ну то-то же и есть!.. Отсюда до Макарова верст семь будет.

— Так где же мы?

— Вертите назад — вот и все!

Я повернул, и на этот раз дьякон уже не спускал глаз со дна. Мы переплыли глубокое место и снова выехали на мелкое. Вдруг дьякон махнул рукой, засуетился, схватил острогу и прошептал: «Сом!»

Я остановил лодку, дьякон приподнялся на ноги, пригнулся, навел острогу, размахнулся, ткнул острогой в воду, но острога вдруг переломилась, дьякон потерял равновесие, лодка перекувырнулась, горевшее смолье зашипело, и мы очутились по пояс в воде. Огонь погас, мрак окутал нас со всех сторон.

— Сом! — проговорил дьякон, но тут уж было не до сома. Я ухватил опрокинувшуюся лодку, как-то нечаянно наткнулся на весло, которое тоже забрал, и решительно не знал, что мне делать.

— Где мы? — спросил я.

— В воде!

— Да где, на каком месте?

— А дьявол знает, где! — проговорил дьякон каким-то могильным голосом. — В этакую темень, прости господи, разве увидишь что-нибудь. Давайте-ка спичку, надо огонь развести.

— Спичкй-то в кармане, а карман в воде.

— Теперь и рыбу-то всю растеряешь! — и он начал водить руками по воде, стараясь отыскать наловленную рыбу, но ее не было… Вдруг раздался колокол. Мы притихли. Удар в колокол повторился и как будто в нескольких шагах от нас.

— Это в Макарове, — проговорил дьякон. — Колокол макаровский!

Действительно, колокол был макаровский!

— Ну что же теперь делать? — спросил я.

Но дьякон, вместо ответа, схватил лодку, опрокинул ее на воду, выплескал всю воду, схватил меня в охапку, посадил в лодку, приказал перегнуться направо, а сам с левой стороны влез в лодку, уселся на корму и, взяв весло, так начал грести, что лодка мчалась как стрела. Минут через пять в темноте заблестел огонек, сначала маленький, как булавочная головка, а по мере приближения к нему все увеличивавшийся. Зачернели какие-то строения, послышался шум падающей воды, стук колес… Мелькнуло мимо какое-то громадное дерево, другое, третье, послышался лай собак, и лодка наша, вылетев до половины на берег, врезалась в песчаную отмель.

Мы были на мельнице купца Чесалкина.

— Ну что? — спросил я дьякона. — Сколько верст до Макарова?

Но дьякон не отвечал. Он вытащил на берег лодку, пощупал, не осталось ли хоть сколько-нибудь рыбы и, убедившись, что в лодке рыбы не было, молча зашагал на светившийся из окна огонек. Я пошел за ним. Немного погодя мы были у Чесалкина.

— Господи Иисусе Христе! — воскликнул, крестясь, Чесалкин, встретивший нас в прихожей со свечой в руке и смотря на наши жалкие фигуры. — Истинный бог, мать пресвятая богородица, не узнал! Что это? Откуда вы?

— Из воды! — ответил я.

Чесалкин только голову опустил, схватив себя за бороду.

В прихожей в одну минуту образовалась лужа воды. Дьякон был зол. Молча уселся он на коник, повел кругом глазами и, увидав на вешалке мерлушчатый халат и стоявшие в углу резиновые калоши, принялся стаскивать с себя сапоги, брюки, полукафтанье, рубашку и, оказавшись совершенно голым, надел халат и калоши, а затем принялся выжимать свою одежду. Немного погодя и я очутился в купеческом платье, а наше было отправлено в кухню для просушки.

— Пожалуйте! пожалуйте! — говорил между тем Чесалкин, приглашая жестом руки войти в залу, освещенную керосиновой лампой. — Чайку не прикажете ли, а покамест водочки — согреться. Истинный бог, это очень пользительно!