Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 96 из 102



Еще через двадцать минут пришло сразу два сообщения. Первое: все девять замеченных парашютистов мертвы. У восьмерых — огнестрельные ранения от оружия калибра 5,45 и 9 миллиметров. Девятый разбился о землю. На нем обнаружена сумка-баул с двумя миллионами долларов в стодолларовых купюрах. Котов и полковник многозначительно переглянулись.

— Отправь им по факсу фотографии террористов, Зиновий, — скомандовал Котов. — Живенько. Пусть посмотрят.

Капитан козырнул и, подхватив досье, направился к компьютерщикам. Вернулся он минут через десять. Шумно свалил папки на стол, постучал по ним указательным пальцем.

— Двое из девяти десантировавшихся у нас не числятся. Вероятно, это летчики. Остальные: Белоснежка, Шептун, Ватикан, Близнец, Бегемот и Крекер. Разбившийся террорист — Рощенков.

— Это точно? — прищурился Котов.

— Точнее не бывает. У него стропы запутались.

Капитан положил на стол мутноватую фотографию: Рощенков в морге, окровавленный, изломанный. Правая нога вывернута под неестественным углом. Левая сторона лица превратилась в черное, изуродованное месиво, но правая уцелела. Сомнений быть не могло.

— Жаль. — Котов кинул снимок к остальным бумагам. — Я-то надеялся, что мы ошиблись… Значит, остались четверо: Чубчик, Папаша Сильвер, Тель и Пастух. Ошиблись мы с «костяком».

Второе сообщение оказалось более обескураживающим. Террористы все-таки похитили три камня из коллекции Алмазного фонда, подменив их довольно качественными фианитовыми подделками, правда, более крупными по размеру. Охрана пересчитала камни, количество сошлось. Позже, когда алмазы стали упаковывать, возникла путаница. Пока вызвали экспертов, пока те прибыли, пока проверили камни, было упущено время. «Причем, — оговорился эксперт, — украдены не самые дорогие образцы, хотя фальшивки имитируют очень ценные камни. Суммарная стоимость похищенного не перекроет даже пятой части выплаченной террористам суммы».

— Теперь понятно, почему у Рощенкова было два, а не четыре миллиона. Он взял и камни, и деньги, — сказал Котов. — Не пойму только, зачем Рощенкову вообще понадобились алмазы? Деньги же им платили и так.

Беклемешев пожал плечами:

— Может быть, Рощенков с самого начала рассчитывал именно на камни? Выкуп же требовался для того, чтобы оплатить работу команды. По-моему, вполне логично.

— А какой в этом смысл? — поинтересовался полковник. — Почему бы Рощенкову сразу не взять деньги?

— Алмазы легче. Их проще спрятать. К тому же купюры все-таки могли быть помечены, а камни — нет. Вероятно, служба безопасности появилась раньше, чем они предполагали. Скажем, один из террористов, в задачу которого входило убедиться, что все сотрудники группы сопровождения мертвы, спустился в тоннель. Удостоверившись, что опасности нет, он подал сигнал остальным, а тут откуда ни возьмись парни из службы безопасности. Произошла перестрелка. Поняв, что замысел раскрыт и сейчас прибудет подкрепление, террористы взяли первые попавшиеся камни, приблизительно подходящие по размеру и поторопились скрыться. Им ведь без разницы: «Орлов», «Великий почин», «Мария» или «Шах». Этим ребятам, видать, невдомек, что камень может быть лишь чуть крупнее, а стоить на порядок, а то и на два дороже. Тут приходится учитывать кучу разных вещей. А Рощенков, посмотрев на алмазы, сообразил, что овчинка не стоила выделки, и решил взять деньгами. Так сказать, компенсировать собственные затраты.

Котов, наблюдавший за работой телефонистов, вздохнул:

— Как бы там ни было, теперь мы вряд ли узнаем правду. Рощенков, он же Хорь, мертв, как и остальные члены группы. Кроме них, истины не знал никто. — Он посмотрел на Беклемешева. — Что у нас с номерами?

— Обзвонили почти половину. Но тут ребята привезли списки еще из двух компаний, слава богу, последних.

— Сколько абонентов?

— В первой почти тысяча. Девятьсот девяносто семь. Во второй — полторы.

— Итого?

— Без малого двенадцать тысяч.

— А сколько из них уже отработали?

— Семь с половиной.

— Подключай резерв. Времени в обрез.

— Понял. — Беклемешев пошел к оператору-связисту.

Полковник проводил его взглядом и сказал тихо, чтобы расслышал только собеседник:

— Знаешь, о чем я беспокоюсь, майор?

— Знаю, — ответил Котов. — Сам думаю о том же. Если мы ошиблись, то для нас будет лучше дружно преставиться, когда сработают эти чертовы фугасы. Но менять что-либо поздно. Мы все же попытались хоть что-то сделать. — Он подумал, затем решительно направился к «штабному» столу. — Товарищ командующий, необходимо обзвонить посольства, предупредить об эвакуации.



— Разве вы собрали не все телефонные номера, майор? — В голосе начальника штаба послышалось недовольство.

— Все. Но это не может служить стопроцентной гарантией отключения фугасов. Нам нельзя рисковать. Лучше перестраховаться.

— Это плохо, майор. — Командующий нахмурился. Ему явно не улыбалась перспектива объясняться с секретарями посольств. — Вы полагаете, нужно сказать им о ядерных минах?

— Пока нет. — Котов временами поражался ограниченности этого человека. — Достаточно упомянуть о возможном теракте и о мощных зарядах взрывчатки. Скажите, что местонахождение бомб уже установлено и ведутся работы по обезвреживанию. Эвакуация — всего лишь мера предосторожности.

— А если… Если фугасы все-таки сработают?

— Тогда объяснения придется давать в любом случае, но на другом уровне.

— Хорошо, — вздохнул командующий. — Вам как оперативному работнику виднее, насколько реальна угроза. И я по вашему настоянию это сделаю.

«Он еще способен думать о том, как бы прикрыть свою задницу», — подумал не без легкого восхищения Котов.

03.01

За час до объявленных террористами взрывов началась эвакуация «Останкино». Люди спускались на первый этаж, где их разбивали на группы. У ворот выстроились армейские грузовики с крытыми кузовами. Из Москвы уходили войска. Ревущие сотнями двигателей километровые колонны ползли по улицам, словно гигантские змеи. Лучи мощных фар кромсали ночной город, как слоеный пирог, на тысячи частей. Москва выглядела вымершей. Черные окна, черные дома, черные улицы. БТРы, катящиеся к окраинам, придавали городу футуристически мрачный, испуганный и одновременно безучастный вид. Москва напоминала огромную декорацию к фильму-антиутопии, иллюстрацию к кабаковскому «Невозвращенцу».

Вереница бронемашин тянулась мимо «Останкино» по улице Королева. Грузовики с сидящими в кузовах сотрудниками телецентра вливались в состав колонны, становясь частью механизированного организма, и исчезали в ночи.

Стоящий на крыльце полковник орал кому-то из водителей:

— …и сразу назад. Понял? Пулей! Здесь еще восемьдесят человек! Чтобы через полчаса вернулись! Как, как, хренак!!! Сам думай, как!

Котов наблюдал за эвакуацией в окно. За спиной его трещали, вращаясь, телефонные диски, клацали сухо клавиши кнопочных аппаратов, шуршали по бумаге маркеры.

— Десять тысяч, — сообщил Беклемешев. — Минут через сорок закончим.

— Хорошо. Эвакуировали всех?

— Тут такое дело, Саш. Эта репортерша, Вероника, и ее оператор отказались ехать.

— Что значит — отказались? — Котов продолжал наблюдать за отъезжающими машинами.

— Говорят, ты разрешил.

— Они тебе скажут… Давай их сюда.

Майор отвернулся от окна. Члены штаба по чрезвычайной ситуации уже уехали. Осталась только аппаратура. Такая же мертвая и безжизненная, как город. Светилась огнями лишь многоканальная АТС. Несмотря на то, что в зале находились семьдесят солдат, создавалось ощущение всеобщего запустения. Котов смотрел на идущую к нему троицу — Беклемешева, Веронику и Мишу — и ловил себя на мысли, что они кажутся ему похожими на бедуинов, бредущих через пустыню.

— Вот, Саш.

Котов устало взглянул на девушку:

— В чем дело? Вы же слышали, объявлена общая эвакуация.

— Но вы-то остались, — дерзко возразила она.

— Мы заканчиваем обзвон.