Зверь

— Вы можете считать как вам угодно, — отрубил Цербер. — Официальное заключение меня не волнует. В какой морг отвезли тело? — Эксперт назвал номер больницы. — Мне необходимо увидеть убитого.

— Зачем?

— Я должен убедиться, что это все не подстава.

— Вашего товарища опознали соседи, — сообщил эксперт.

— Мне плевать на соседей, — безразлично отмахнулся Цербер. — Я должен опознать его лично. Это входит в мои обязанности.

— Хорошо-хорошо, — согласился эксперт. — Поехали. Раз вы так настаиваете, устрою вам обширную экскурсию по больничному моргу.

— А Ярослав на даче, — приоткрыв дверь, заполошно выпалила в лицо Гектору дородная блондинка и скороговоркой, словно тот собирался уличить ее во лжи, повторила: — На даче, на даче.

Дверь захлопнулась.

— Да я верю, — пробормотал Гектор в утыканный золотыми гвоздиками дерматин и нажал на звонок еще раз.

Дверь снова открылась. Блондинка оказалась на редкость рубенсовской и заполняла собой едва ли не всю прихожую. Стояла она прочно и уверенно, как противотанковый дот. Гектору подумалось, что если бы и нашелся на свете отчаянный смельчак, решившийся ограбить квартиру адвоката, ему пришлось бы очень нелегко.

— На даче, — вновь возвестила женщина и попыталась захлопнуть дверь, но Гектор уже просунул в щель ногу.

Блондинка налегла всем весом, однако и Гектор налег с другой стороны, поскольку очень не хотел, чтобы его ногу расплющило, словно общепитовскую котлету.

— Ну полегче, полегче, — попросил он.

Женщина нажала сильнее, но Гектор не собирался сдаваться. Противостояние длилось с полминуты и здорово напоминало известную историю про двух баранов, встретившихся посреди моста. Первой уступила блондинка. Она ослабила натиск и, тяжело отдуваясь, заглянула в узкую, перечеркнутую изящной цепочкой щель.

— Вы все еще здесь? — поинтересовалась, словно визитер имел привычку внезапно растворяться в воздухе.

— Здесь, — разочаровал ее Гектор. — Все еще.

— И чего надо? — кинулась в штыковую блондинка.

— Чего-то надо, — отразил первый натиск противника гость. — Например, хотелось бы узнать, где конкретно находится дача Ярослава.

— Пятнадцать километров по Рублевке, — с вызовом сообщила блондинка.

Сказано это было таким тоном, что Гектор тут же понял: Рублевское шоссе давным-давно оккупировано врагами, и к Ярославу не прорваться даже при массированной поддержке авиации и артиллерии.

— А поконкретнее? — все же решился на подвиг он.

— Поконкретнее… поконкретнее… — проворчала женщина и задумалась, застыв, как в летаргии. На челе ее обозначились глубокие морщины, которые, судя по всему, должны были символизировать усиленную работу мысли. — В Ильинском, — наконец припомнила блондинка. — Ну, точно. Как я могла забыть?…

— И правда, — хмыкнул Гектор.

— Но теперь-то точно вспомнила. В Ильинском. — Женщина повспоминала еще несколько секунд и наконец выдала очередную порцию тайны: — Дом в конце Улицы, красный, кирпичный. С арочками и балконом. Три этажа. И флюгер там еще.

Гектор зазевался, неосмотрительно вытащил ногу из щели, и блондинка, воспользовавшись промахом противника, коварно захлопнула дверь. Щелкнул замок, гулко задвинулся засов.

— А флюгер какой? — спросил Гектор и вздохнул, представив, как «врагиня» зловредно похихикивает, потирая огромные, словно отвалы бульдозера, ладони. Досадила, мол, ближнему своему. — Флюгер-то какой?

Молчание. Мавр может уходить. Проще говоря: «пшел вон». Гектор и пошел. В смысле, «пшел». Честно повернулся и затопал к широкой, как Волга-река, лестнице. Шаги его тяжело, будто кегельбанные мячи, раскатывались по подъезду, умудряясь оставаться при этом удивительно жалкими. Парад побежденных.

Он успел спуститься на один пролет, когда наверху загремело, залязгало, заклацало, и «противотанковый дот» на прощание «выпалил» ему в спину:

— Лев! Флюгер — лев!

Снова хлопок, клацанье, лязг, а затем тишина-а-а… Только слышно, как лает собака во дворе да приглушенно мурлычет за стеной телевизор.

— Лев, стало быть, — пробормотал Гектор. — Сильный зверь.

Он вышел на улицу, постоял, поеживаясь и собираясь с мыслями. Ильинское? Ближний свет. Как добираться-то? Машину, что ли, угнать? Гектор покосился на стройную шеренгу, «ракушек», на стоящую чуть поодаль автовыставку и снова вздохнул. Нельзя. Поймают, как пить дать. С его-то везением? Запросто. Остается «свой ход». Абсолютно законная штука, зато чертовски медленная. Гектор достал из кармана деньги, пересчитал. Пятьсот тысяч. Получка позавчера была, слава Богу, и деньги не задержали. Значит, до «Молодежки», а там «левака» какого-нибудь поймаем. Заломит небось, хоть по Рублевке до Ильинского и ехать-то всего ничего. Плевать. Сегодня время дороже денег. Гектор потрусил к автобусной остановке.

Они встретились на Театральной площади, как и договаривались, ровно через полчаса. Цербер терпеть не мог опозданий, и Персу с Молчуном это было известно. Начальник службы безопасности взял фотографию Одинцова, всмотрелся в лицо, оценил:

— М-да… Впечатление, прямо скажем, то еще производит. — Он спрятал карточку во внутренний карман куртки и спокойно добавил: — Как только удостоверите личности Плутона и Диса, сразу позвоните мне. Немедленно.

— Хорошо, шеф, — серьезно ответил Перс. — А насчет «Вольво»?

— Это само собой, — ответил Цербер, забираясь в салон «шестерки». — Не сможете дотянуться до меня, звоните Аиду. Только сразу. Дело к вечеру, так что каждая минута на счету.

— Не дураки, — буркнул Молчун. — Сами понимаем.

— Вот и отлично, — сдержанно улыбнулся Цербер. — Удачи вам, парни.

Плутон жил в особнячке на Пехотной улице, и его труп отвезли в морг 152-й больницы. Сам морг, хрустяще-белое строение под озорно-зеленой крышей, притулился в глубине размокшего от дождя, обжитого воронами парка. Опознание заняло всего пару минут. Мнение Перса и Молчуна было твердым и единодушным: убитый — Плутон. Пока они осматривали тело, худосочный, безразличный ко всему очкарик-санитар, получивший от Перса хрустящую полусотенную купюру, терпеливо переминался с ноги на ногу.

— В официальном заключении причиной смерти значится острая почечная недостаточность, — констатировал он безразлично. — Признаков насилия никаких. Разве только пьян в стельку, но напиться-то можно и без посторонней помощи, верно?

Перс быстро взглянул на него, но не ответил. Молчун, внимательно осматривавший тело, хмыкнул:

— Грохнули.

— Несчастный случай, тут и думать нечего, — заявил санитар. — Ваш друг накирялся конкретно и уснул. Улегся неудачно или, может, повернулся так во сне, короче, полой пиджака или рукавом пережал себе руку у плеча. Проспал так часика три, потом неудобно стало, перевернулся, видать, на другой бок — и все. Прощай, мама.

— Что «все»? — поинтересовался зловеще-спокойно Перс. — Ты уж давай, дружок, подробнее.

— За два часа в мышцах начался клеточный распад. Продукты распада забили почки — а они у вашего приятеля, откровенно говоря, и без того говенные были, — ну и «аукнулся» дядя. Накрылся, как говорится, медным тазом. Называется эта штука «краш-синдром». После аварий разных да землетрясений половина смертей от него и случается.

— Ты в следующий раз выбирай выражения, — дружелюбно посоветовал санитару Перс, уходя. На губах его при этом застыла совершенно мертвая улыбка. — Вот жизнь… — сказал он раздумчиво, выходя на улицу. — Еще вчера был богатый человек, мог полгорода купить с потрохами, включая этого ср…го санитара, а сегодня очкарик спокойненько так рассуждает про его ливер и ухом не ведет. Вчера побоялся бы небось… Что за жизнь?

Когда они забирались в машину, Молчун пробурчал себе под нос:

— Херня это все, конечно, собачья, но сработано чисто. Профессионалы делали. С точки зрения следствия тут и правда не подкопаешься.

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Перс.