Страница 5 из 188
— Осталось ещё немало планет, миллионы. А если земляне могут это сделать…
— Они-то, конечно, могут, — с неожиданным пылом сказал Мандамус. — Это стоит жизней — но что им жизнь? Какие-то десятилетия, и только, — а землян миллиарды. Если в процессе колонизации погибнет миллион — кто это заметит, для кого это важно?
— Я уверена, что для них важно.
— Вздор! Наша жизнь долгая, следовательно, более ценная, и мы, естественно, больше дорожим ею.
— Поэтому мы и сидим здесь и ничего не делаем, а только злимся на земных поселенцев за то, что они рискуют жизнями и в конце концов, похоже, станут частью Галактики.
Глэдия не была на стороне переселенцев, но ей хотелось противоречить Мандамусу, и она не могла удержаться, хотя чувствовала, что её слова могут быть расценены как убеждения. К тому же в последние годы она слышала подобные речи от Фастольфа.
По сигналу Глэдии быстро убрали со стола. Завтрак мог бы продолжаться, но разговор и настроение стали совершенно неподходящими для цивилизованного принятия пищи.
Они вернулись в гостиную. Роботы Мандамуса так же, как Дэниел и Жискар, последовали за хозяевами и заняли свои ниши. Мандамус не обращал никакого внимания на Жискара. «Да и с чего бы?» — подумала Глэдия. Жискар был старомодным, примитивным и совершенно не выдерживал сравнения с прекрасными образцами Мандамуса.
Она села и скрестила ноги, прекрасно зная, что они сохранили девичью стройность.
— Могу ли я узнать причину вашего желания видеть меня, доктор Мандамус? — спросила она.
Она не хотела откладывать дело в долгий ящик.
— У меня дурная привычка после еды жевать лекарственную резинку для улучшения пищеварения. Вы не возражаете?
— Я думаю, это будет отвлекать, — ответила Глэдия.
А про себя подумала: «Пусть терпит неудобство. Кроме того, в его возрасте нет нужды улучшать пищеварение».
Мандамус сунул пакетик обратно в нагрудный карман, не выказав разочарования.
— Я спросила, доктор Мандамус, о причине вашего желания видеть меня.
— У меня их две, леди Глэдия. Одна личная, другая — государственная. Вы позволите начать с личной?
— Откровенно говоря, доктор Мандамус, я не могу себе представить, какие личные дела могут быть между нами. Вы работаете в Роботехническом институте, не так ли?
— Да.
— И близки с Амадейро, как я слышала?
— Я имею честь работать с доктором Амадейро, — ответил он.
«Он платит мне той же монетой, — подумала Глэдия. — Но я не приму её».
— Я встретилась с Амадейро случайно два столетия назад, и эта встреча была крайне неприятной. С тех пор я не имела с ним никакого контакта. Я не стала бы встречаться и с вами, его коллегой, но меня убедили, что наша встреча может оказаться важной. Не перейти ли нам теперь к государственному делу?
Мандамус опустил глаза; на его щеках вспыхнул слабый румянец, может быть, от смущения.
— Тогда позвольте мне представиться заново: я Левулар Мандамус, ваш потомок в пятом поколении. Я прапрапра-правнук Сантирикса и Глэдии Гремионис. Значит, вы моя прапрапрапрабабушка.
Глэдия быстро заморгала, стараясь не показать, что её словно громом поразило.
Ну что ж, у неё были потомки, и почему бы этому человеку не быть одним из них?
— Вы в этом уверены?
— Полностью. Я провёл генеалогическое расследование. В ближайшие годы я намерен иметь детей, так что у меня всё равно потребуют такого рода данные. Если вас интересует, схема между нами — М-Ж-Ж-М.
— То есть вы сын сына дочери дочери моего сына?
— Да.
О дальнейших подробностях Глэдия не спрашивала.
У неё были сын и дочь. Она была хорошей матерью, но дети повзрослели и стали вести независимую жизнь. Что касается потомков сына и дочери, то она, как принято у космонитов, никогда о них не спрашивала. Даже встречая кого-нибудь из них, она как истинная космонитка была к ним безразлична. Поразмыслив, она успокоилась.
— Прекрасно. Вы мой потомок в пятом поколении. Если это и есть то личное дело, о котором вы желали говорить, то оно не имеет никакой важности.
— Согласен. Мне хотелось бы поговорить не о генеалогии, а о том, что лежит в её основании. Видите ли, доктор Амадейро, как я подозреваю, знает о наших родственных связях.
— Да? И каким же образом?
— Я думаю, он справляется о происхождении всех тех, кто поступает на работу в Институт.
— А зачем?
— Чтобы точно знать о том, что он отыскал в моём случае. Он человек недоверчивый.
— Не понимаю. Если вы мой потомок, почему его это касается больше, чем меня?
Мандамус задумчиво потёр подбородок.
— Его неприязнь к вам ничуть не меньше, чем ваша к нему, мадам Глэдия. Если вы готовы были отказать мне во встрече из-за него, то он тоже готов отказать мне в повышении из-за вас. Было бы немногим хуже, если бы я оказался потомком Фастольфа.
Глэдия напряженно выпрямилась; ноздри её раздулись.
— Так чего же вы ожидаете от меня? — резко спросила она. — Я не могу заявить, что вы не мой потомок. Не объявить ли мне по гипервидению, что вы мне безразличны и я отрекаюсь от вас? Удовлетворит ли это вашего Амадейро? Если да, то должна предупредить вас, что я этого не сделаю. Для этого человека я не сделаю ничего. Если он уволит вас и испортит вам карьеру из-за вашего происхождения, это заставит вас впредь сотрудничать с более здравомыслящей и менее злобной особой.
— Он не уволит меня, мадам Глэдия. Я слишком ценен для него, простите за нескромность. Но я надеюсь когда-нибудь сменить его на посту главы Института, а этого, я уверен, он не допустит, пока подозревает, что я происхожу из худшего рода, чем ваш.
— Он считает, что бедняга Сантирикс хуже меня?
— Отнюдь нет. — Мандамус покраснел и сглотнул, но голос его остался ровным и спокойным: — Я не хочу показаться невежливым, мадам, но я обязан для себя самого узнать правду.
— Какую правду?
— Я ваш потомок в пятом поколении. Это явствует из генеалогических записей. Но может ли быть, что я потомок в пятом поколении не Сантирикса Гремиониса, а землянина Элайджа Бейли?
Глэдия вскочила, как марионетка, которую дёрнули за ниточки. Она даже не осознала, что встала.
Трижды за последние двенадцать часов упоминалось имя этого давно ушедшего землянина, и каждый раз различными индивидуумами.
— Что вы имеете в виду? — сказала она не своим голосом.
Мандамус тоже встал и сделал шаг назад.
— Мне кажется, это достаточно просто. Не является ли рождение вашего сына, моего прапрапрапрадеда результатом вашей сексуальной связи с землянином Элайджем Бейли? Был ли Элайдж Бейли отцом вашего сына? Я не знаю, как проще объяснить.
— Как вы смеете делать такие намеки и даже думать об этом?
— Смею, потому что от этого зависит моя карьера. Если вы скажете «да», то моя профессиональная жизнь, вероятно, будет разрушена. Я хочу услышать «нет», однако несказанное «нет» не принесет мне ничего хорошего. Я должен в соответствующее время явиться к доктору Амадейро и доказать ему, что его недовольство по поводу моего происхождения может быть связано только с вами. Мне ясно, что его антипатия к вам и к доктору Фастольфу — сущий пустяк, вообще ничто по сравнению с ненавистью к землянину Элайджу Бейли. Дело даже не в том, что землянин — существо маложивущее, хотя мысль об унаследовании варварских генов могла бы страшно расстроить меня. Если бы я представил доказательства, что происхожу от землянина, но не от Элайджа Бейли, доктор Амадейро мог бы с этим смириться, но одна мысль об Элайдже Бейли приводит его в бешенство — уж не знаю почему.
Снова и снова повторенное, это имя оживило Элайджа Бейли в сознании Глэдии. Взволнованно дыша, она погрузилась в лучшие воспоминания своей жизни.
— Я знаю, почему, — наконец сказала она. — Потому что Элайдж, против которого было всё, вся Аврора, сумел уничтожить Амадейро как раз в тот момент, когда тот считал, что успех уже у него в руках. Элайдж сделал это благодаря своему мужеству и уму. Амадейро обнаружил, что землянин, которого он презирал, превосходит его во всём, его, мелочного ненавистника. Элайдж умер более ста шестидесяти лет назад, а Амадейро всё ещё не может забыть, не может простить, не может преодолеть ненависти к мертвому человеку. Я тоже не прощу Амадейро и не перестану ненавидеть его. И хотела бы, чтобы это отравляло каждую минуту его жизни.