Сборник.Том 3

В общем-то Глэдия осталась довольна поездкой, но ещё больше радовалась возвращению на Аврору и решила, что больше путешествовать не будет, разве что в случае крайней необходимости. Подумать только, это было по меньшей мере сто десять лет назад!

Какое-то время она боялась, что муж захочет ещё куда-нибудь поехать, но он ни разу не заговорил об этом. Видимо, он пришёл к тому же решению и, возможно, тоже боялся, что ей захочется путешествовать.

В этом не было ничего необычного. Аврориане — да и вообще космониты — слыли домоседами.

Их планеты, их дома были такими уютными. В конце концов, что может быть лучше, когда всё за вас делают ваши роботы, которые понимают каждый ваш жест, и вам даже не надо вслух выражать свои желания.

Она поежилась. Что имел в виду Д. Ж., когда говорил об упадке роботизированного общества?

Однако она всё-таки вернулась в космос и на земном космическом корабле.

Она мало что видела на нём, но то, что видела, ей страшно не понравилось. Тут, кажется, ничего не было, кроме прямых линий, острых углов и гладких поверхностей. «Лишнее», видимо, исключалось, словно всё было подчинено одной функциональности. Хотя она и не знала назначения того или иного предмета на корабле, она чувствовала, что это вещь необходимая: ничто не могло вмешиваться в кратчайшее расстояние между двумя точками.

Все аврорианское и вообще космонитское было многослойным. В основе лежала функциональность и только она — что, впрочем, не относилось к предметам чисто декоративным, — дальше находилось то, что ласкало глаз и чувства, а над всем этим — нечто удовлетворявшее душу. И это было гораздо лучше! Космониты просто не смогли бы жить в унылой Вселенной, где не было бы простора для творчества. Разве это плохо? Неужели будущее принадлежит строгой геометрии? Или поселенцы просто ещё не научились радоваться жизни?

Но если в жизни так много радости, то почему же ей, Глэдии, так мало досталось?

Оказалось, что на корабле ей делать ровным счётом нечего. И она принялась размышлять и отвечать себе на вопросы. А всё этот Д. Ж., этот варвар, потомок Элайджа со своими рассуждениями о гибели Внешних миров. Ведь даже за то короткое время, что он провёл на Авроре, он мог бы убедиться, что планета здравствует и процветает.

Чтобы отвлечься от своих мыслей, Глэдия стала смотреть голофильмы, которыми её снабдили. Без особого интереса она следила за стремительно изменяющимися событиями — все фильмы были приключенческими. Герои почти не разговаривали друг с другом, и не о чём было подумать и нечему радоваться. Очень похоже на всё, что делают поселенцы.

Д. Ж. вошёл, когда Глэдия смотрела очередной вестерн. Его приход не был для неё неожиданностью: роботы предупредили её и, будь хозяйка не в настроении, не пустили бы гостя. С ним вместе вошёл Дэниел.

— Ну, как вы тут? — спросил Д. Ж.

Глэдия дотронулась до кнопки, и изображение исчезло.

— Не выключайте, я посмотрю вместе с вами.

— Необязательно. С меня хватит.

— Вам тут удобно?

— Не очень. Я… одна.

— Простите, но и я был один на Авроре. Моим людям не разрешили высадиться со мной.

— И теперь вы взяли реванш?

— Вовсе нет. Во-первых, я позволил вам взять с собой двух роботов. Во-вторых, дело не во мне, а в моём экипаже. Они не любят космонитов и роботов. Но почему вы недовольны? Ведь, сидя здесь, вы можете не бояться инфекции.

— Я уже слишком стара, чтобы бояться инфекции. Я думаю, что прожила уже достаточно долго. К тому же у меня есть перчатки, носовые фильтры и, если понадобится, маска. Да и вы вряд ли захотите прикоснуться ко мне.

— И никто другой не захочет, — сказал он неожиданно жёстко и коснулся рукой какого-то предмета на правом бедре.

Глэдия проследила за его движением:

— Что это?

Д. Ж. улыбнулся.

— Оружие. — И он вытащил его за рукоятку.

Прямо в лицо Глэдии смотрел тонкий цилиндр сантиметров пятнадцати длиной. В нём не было никакого отверстия.

— Это убивает?

Она протянула руку к цилиндру. Д. Ж. быстро убрал оружие.

— Никогда не тянитесь к чужому оружию, миледи. Это не просто дурной тон — это хуже, потому что поселенцы привыкли быстро реагировать на такой жест, и вы можете пострадать.

Глэдия широко открыла глаза и убрала руки за спину.

— Не угрожайте, Диджи. Дэниел не имеет чувства юмора. На Авроре нет варваров, носящих оружие.

— А у нас нет роботов, которые защищали бы нас. Эта штука не убивает. В каком-то смысле он хуже. Она производит вибрацию, которая стимулирует нервные окончания, ответственные за чувство боли. Она наносит вред гораздо больший, чем вы можете себе представить. Никто добровольно не согласится испытать это второй раз, и те, кто носит такое оружие, редко применяют его. Мы называем его нейронным хлыстом.

— Отвратительно! У нас есть роботы, но они никогда не причиняют никому вреда, разве что в крайнем случае, и то минимальный.

Д. Ж. пожал плечами:

— Звучит весьма цивилизованно, но лучше немного боли — даже убийство, — чем духовное разложение, которому способствуют роботы. Кстати, нейронный хлыст не предназначен для убийства, а у вашего народа на космических кораблях есть оружие, которое несёт смерть и разрушение.

— Мы воевали на заре нашей истории, когда наследие Земли ещё жило в нас, но потом мы исправились.

— Вы пользовались этим оружием и на Земле, и после того, как исправились.

— Это… — начала Глэдия и замолчала.

Д. Ж. кивнул:

— Я знаю. Вы хотели сказать: «Это другое дело». Подумайте над этим, миледи, и не удивляйтесь, что моя команда не любит космонитов. И я не люблю. Но вы нужны мне, миледи, поэтому я смиряю свои эмоции.

— Чем я могу быть полезна вам?

— Вы солярианка.

— Вы настойчивый. Прошло более двух столетий. Я не знаю, какова теперь Солярия. Я ничего не знаю о ней. Каким был Бейлимир двести лет назад?

— Двести лет назад его не было, а Солярия была, и я надеюсь, что вы вспомните что-нибудь полезное.

Он встал, подчеркнуто вежливо поклонился и вышел.

15

Глэдия задумалась.

— А он не слишком вежлив, верно? — наконец сказала она.

— Мадам Глэдия, — ответил Дэниел, — поселенец явно нервничает. Он приближается к планете, где погибли два корабля и убиты их экипажи. Он и его экипаж здорово рискуют.

— Ты всегда защищаешь любое человеческое существо, Дэниел. Опасность существует и для меня, и я тоже не хотела бы попасть в переделку, но это же не заставляет меня грубить.

Дэниел не ответил.

— А может, и заставляет. Я была чуточку груба?

— Я думаю, поселенец не обиделся. Могу я посоветовать вам, мадам, приготовиться ко сну? Уже поздно.

— Ладно, я лягу, но вряд ли усну.

— Друг Жискар уверяет меня, что уснете, мадам, а он обычно не ошибается в таких вещах.

Глэдия в самом деле уснула.

16

Дэниел и Жискар стояли в темноте в каюте Глэдии.

— Она крепко спит, друг Жискар, ей нужен отдых. Впереди опасное путешествие. И мне кажется, друг Жискар, что она согласилась ехать под твоим влиянием. У тебя, наверное, были причины.

— Друг Дэниел, мы так мало знаем о природе кризиса, стоящего перед Галактикой, что просто не можем отказаться от действия, которое может расширить наши знания. Мы должны узнать, что происходит на Солярии, и единственный способ — устроить так, чтобы мадам Глэдия поехала туда. Что касается влияния, то это почти не требовало усилий. Несмотря на её заявление, она жаждала поехать туда. Её переполняло желание увидеть Солярию. Её мучает душевная боль, которая не прекратится, пока мадам не побывает там.

— Если ты говоришь, значит, так оно и есть, но меня это удивляет. Она часто давала понять, что была несчастной на Солярии, что полностью адаптировалась на Авроре и никогда не желала вернуться.

— Да, и это тоже. В её мозгу совершенно ясно существовали оба чувства. Я не раз наблюдал в человеческих мозгах одновременное существование двух противоположных эмоций.