Сборник.Том 7

— Эугения, мы всё проверили. Уверяю тебя, они в полном порядке. И не забывай, что я тоже пойду — в таком же комбинезоне, как и Марлена.

Инсигна лихорадочно искала повод, чтобы задержать их.

— Ну хорошо, а если вдруг понадобится… — И она многозначительно махнула рукой.

— По нужде? Ты про это? Можно, только не слишком удобно. Но об этом не должно быть и речи. Мы должны выдержать несколько часов. К тому же далеко мы не пойдём — чтобы при необходимости можно было немедленно вернуться. Ну, нам пора. Погода хорошая — следует воспользоваться случаем. Эй, Марлена, дай-ка я помогу тебе застегнуть.

— Похоже, у тебя прекрасное настроение, — раздраженно бросила Инсигна.

— А почему бы и нет? Сказать по правде, я с удовольствием пройдусь. Под Куполом иногда кажется, что сидишь в тюрьме. Быть может, если бы мы время от времени предпринимали такие вылазки, люди выдерживали бы здесь гораздо дольше. Ага, Марлена, осталось только надеть шлем.

Марлена заколебалась.

— Минутку, дядя Сивер. — Она направилась к матери, протянув руку, такую толстую в комбинезоне.

Инсигна с отчаянием смотрела на дочь.

— Мама, — сказала Марлена, — ещё раз прошу, успокойся, пожалуйста. Я люблю тебя и не стала бы затевать этого ради собственного удовольствия. Я делаю так потому, что уверена — всё будет в порядке. Держу пари, тебе хочется влезть в э-комбинезон и самой приглядывать за мной. Только не нужно этого делать.

— Почему, Марлена? Если с тобой что-нибудь случится, а я не смогу помочь — ведь я никогда себе этого не прощу.

— Со мной ничего не случится, но даже если бы и случилось — что ты сможешь сделать? К тому же ты гак страшишься Эритро, что, боюсь, лихоманка прицепится скорее к тебе. Что тогда будем делать?

— Эугения, она права, — вмешался Генарр. — Я буду рядом с ней. А тебе лучше остаться и постараться успокоиться. Все э-комбинезоны радиофицированы. Мы с Марленой сможем переговариваться между собой и с Куполом. Обещаю тебе: если она поведёт себя не так, как надо, — я сразу же приведу её назад.

Качая головой, Инсигна обреченно следила, как шлем закрыл сначала голову Марлены, а потом и Генарра. Они подошли к главному воздушному шлюзу Купола, и Инсигна проводила их взглядом. Процедуру эту она знала наизусть — как и положено поселенке.

Хитроумно организованное управление перепадом давления обеспечивало воздухообмен только в одном направлении — из Купола в атмосферу Эритро. За ходом процесса следил компьютер: возможность проникновения воздуха в обратном направлении таким образом была исключена.

Когда открылась внутренняя дверь, Генарр шагнул в шлюз и поманил за собой Марлену. Она вошла, и дверь закрылась за нею. В груди Инсигны что-то оборвалось. Она впилась взглядом в приборы — по их показаниям она знала, когда отвалилась наружная дверь, когда она медленно вернулась на место. Ожил голоэкран — и перед Инсигной появились две фигуры в костюмах, стоявшие на бесплодной почве Эритро.

Один из инженеров передал Инсигне маленький наушник, она вставила его в правое ухо. Под подбородком был такой же крохотный микрофон. В ухе её раздался голос:

— Включаю радиоконтакт…

И тут же Инсигна услышала знакомый голос Марлены:

— Мама, ты меня слышишь?

— Да, дорогая, — ответила Эугения и сама не узнала своего голоса.

— Мы вышли, здесь просто великолепно! Прекраснее и быть не может.

— Да, дорогая, — упавшим голосом сказала Инсигна, не зная, увидит ли родную дочь в здравом уме и памяти.

57

Сивер Генарр с облегчением ступил на поверхность Эритро. За спиной его уходила вверх стена Купола, но Генарр даже не оглянулся, чтобы сразу насладиться ароматом этого мира.

Ароматом… Это слово не имело никакого смысла здесь, на поверхности Эритро. За надёжной стенкой шлема Генарр дышал воздухом, очищенным и обработанным внутри Купола. И запаха планеты чувствовать не мог.

Его охватило ощущение странного счастья. Под ногами похрустывали камешки: поверхность Эритро была покрыта гравием. Между частицами гравия было то, что Генарр назвал про себя почвой. Конечно же, вода и воздух давно разрушили первородные скалы на поверхности планеты, да и вездесущие прокариоты во всём своем несчётном множестве миллиарды лет усердно трудились над ними.

Почва пружинила под ногами. Вчера весь день шёл дождь — мелкий, моросящий, такой, каким он мог быть только здесь, на Эритро.

Почва до сих пор была влажной, и Генарр представлял себе частички почвы — крошечные песчинки, частички суглинка и глины, покрытые водяной пленкой. В этой пленке блаженствовали прокариоты, нежились в лучах Немезиды, строили сложные протеины из простых. Тем временем другие прокариоты, нечувствительные к свету своего солнца, поглощали энергию, заключенную в многочисленных останках маленьких клеток, триллионами и триллионами погибавших ежесекундно повсюду.

Марлена стояла рядом и смотрела.

— Не смотри на Немезиду, Марлена, — негромко сказал Генарр.

Голос Марлены раздался прямо в его ухе. В нём не чувствовалось ни страха, ни неуверенности. Наоборот, её голос был полон тихой радости.

— Я смотрю на облака, дядя Сивер.

Генарр, щурясь, взглянул в тёмное небо и увидел зеленовато-желтые облака, которые закрывали Немезиду и рассеивали оранжевое сияние.

Вокруг царил покой: ни звука, ни шороха. Ничто не чирикало, не визжало, не ревело, не стрекотало, не ворчало и не скрипело. Не было листьев, чтобы шелестеть, насекомых — чтобы жужжать. Во время редкой здесь грозы можно было услышать раскаты грома, да ветер, случалось, вздыхал среди валунов. Но в спокойный и ясный день вокруг царило безмолвие.

Генарр заговорил, чтобы убедиться, что он не оглох, что кругом действительно так тихо. Впрочем, сомневаться вряд ли стоило — ведь он слышал в скафандре собственное дыхание.

— С тобой всё в порядке, Марлена?

— Просто великолепно. Ой, а вон ручей! — И она косолапо побежала в своем неуклюжем э-комбинезоне.

— Осторожнее, Марлена, не поскользнись, — сказал Генарр.

— Я буду внимательной.

Ее голос отчетливо звучал в наушниках Сивера, а сама она была уже далеко.

Внезапно в ухе Генарра взорвался голос Эугении Инсигны:

— Сивер, почему Марлена бегает? — Она немедленно добавила: — Марлена, почему ты бежишь?

Ответа не последовало. Пришлось отозваться Сиверу:

— Эугения, она хочет взглянуть на какой-то ручеек.

— С ней всё в порядке?

— Конечно. Здесь просто невероятно красиво. Когда привыкаешь, начинаешь даже забывать, что вокруг ни былинки… Как на абстрактной картине.

— Сивер, мне не до искусства. Не отпускай её от себя.

— Не беспокойся. Мы с ней поддерживаем постоянную связь. Вот сейчас она слышит, что мы с тобой говорим, но не отвечает — не хочет, чтобы ей мешали. Эугения, расслабься. Марлена просто наслаждается. Не порти ей удовольствие.

Генарр действительно был убеждён, что Марлене приятно. Почему-то он и сам был доволен.

Марлена бежала вдоль ручья, вверх по течению. Генарр неторопливо следовал за ней. Пусть себе радуется, думал он.

Купол стоял на небольшом возвышении, и повсюду вокруг него змеились неторопливые ручейки, километрах в тридцати отсюда сливавшиеся в довольно большую реку, которая, в свою очередь, впадала в море.

Ручьи были, конечно, здешней достопримечательностью. Они обеспечивали Купол водой. Прежде чем использовать, в ней уничтожали прокариотов. Когда Купол строили, некоторые биологи возражали против уничтожения прокариотов… Экая нелепость! Эти маленькие искорки жизни изобилуют повсюду, ничто не мешает им размножаться, чтобы скомпенсировать любые утраты, а значит, и обеззараживание воды не могло повредить здешней жизни как таковой. Но потом началась лихоманка, у поселенцев появилась враждебность к Эритро, и о судьбе прокариотов в Куполе беспокоиться перестали.

Конечно, теперь, когда лихоманка уже не казалась такой опасной, гуманные — или биогуманные — чувства могли пробудиться снова. В принципе, Генарр тоже не стал бы возражать — но где тогда брать воду для Купола?