Король и Шут

Фрэд, поежившись, вновь стал ныть.

— А я вам обязательно нужен? У меня ноги промокли, я заболеть могу и умереть. Кто тогда про ваши подвиги писать будет? Может, я пойду?

— Хватит гундеть уже, — прикрикнул на него мастер. — Всю дорогу конючишь, как дите сопливое. Прав наш шут, надо было музыкантов сюда брать, с ними веселее, чем с тобой, да и истории у них знатные выходят, не в пример твоим, хочешь обижайся, хочешь нет. Они про наш поход песню сложат и поедут с ней по свету, прославлять нас будут!

Писарь хмыкнул и вновь ступил в лужу.

— Смотри, как бы им не пришлось эпитафию тебе сочинять. Тоже мне, герой какой выискался. Слушай историю про одного мужика… Так вот, не знаю, что там у него стряслось, не придумал еще, но однажды пришел он к морю, утопиться хотел. Смотрит в воду, а отражения нет. Упал он на колени и глядит с причала. Рядом тихо лодка покачивается на волнах, а по глади круги расходятся. Все в воде отражается: и луна, и звезды, и облака, а его нет. Тут из глубины высунулась рука, схватила беднягу за рубаху и потянула вниз. И голос из ниоткуда: мол, раз ты жить не хочешь, то я займу твое место. Долго боролся мужик с неведомым врагом, едва не утонул, но кое-как выбрался назад на причал. С тех самых пор стал бояться воды и зеркал. Вдруг, опять нечистый дух с ним местами поменяться захочет. А топиться бедолага передумал.

Мастер вздохнул.

— И к чему ты все это рассказал?

— Жить хочу!

— Еще раз говорю, не важный из тебя сочинитель. Ты свои истории музыкантам расскажи. Они их до ума доведут, а ты лучше летописями занимайся. Сказки — это не твое.

— Твое, можно подумать! — обиделся Фрэд. — Всякую ерунду собираешь, которой никто никогда пользоваться не будет.

— Чтобы ты понимал! — взъелся изобретатель.

— Вы заткнетесь когда-нибудь?! — не выдержал Прохор. — Идите молча. Орете на весь Кромстен!

Тем временем гроза расходилась. Ветер усилил свои порывы и все настойчивее толкал в спину и заворачивал полы плащей вокруг ног. Дождь лил уже сплошной стеной, видимость ухудшалась с каждой минутой. Уже стало слышно, как море бросало свои могучие волны на берег, а те с шумом разбивались о каменную пристань. Жилой район города остался позади, теперь потянулись ряды торговых лавок и складских помещений, где когда-то рыбаки сваливали свой улов. Но теперь закрома пустовали, и все из-за проклятого тумана, что наступает на город в полночь.

Шут посмотрел на часы — до начала странного явления оставались считанные минуты. Городской массив остался за спиной путников, а перед ними раскинулась взволнованная непогодой стихия моря. Фрэд остановился на краю пустующего причала, что врезался в воду на добрых два десятка шагов, поежился от принизывающего до костей холода и посмотрел назад.

— Этот город мрачен до безобразия. Не хотел бы я тут жить.

— Сомневаюсь, что есть более унылое место, — согласился с ним изобретатель, приложивший ладонь ко лбу и высматривающий свои воздушный шар, что болтался в воздухе в половине версты от этого места, но не был виден из-за стены дождя. — А я еще и зонт забыл. Все вы — давай быстрее, давай быстрее! Это я вас ждал, между прочим, копуши. Тьфу!

— Ага, тебя унесло бы вместе с ним, подняло бы ветром — и поминай, как звали, — усмехнулся писарь, но тут же нахмурился вновь.

— Скоро прилив, — шут встал рядом с друзьями и откинул назад капюшон. Холодные струи потекли по волосам и лицу Прохора. Он полной грудью вдохнул солоноватый воздух и голосом, полным решимости, произнес. — Началось!

Даниэль и Фрэд посмотрели вдаль. Со стороны горизонта на них надвигалось огромное белесое облако. Оно неслось с невероятной скоростью, нагоняя ужас, заставляя волосы вставать дыбом, а кожу покрываться мурашками. Громовые раскаты и сполохи молний, вылетающие из свинцовых туч, делали картину еще ужаснее. Подобный пейзаж достоин кисти королевского художника, как сказал бы шут, будь ситуация иная, но в этот раз он промолчал.

— О… е… а..! — выдавил мастер, а писарь, стучавший зубами, толи от холода, толи от страха, мгновенно перестал.

— Согласен, — поддержал их Прохор. — Душераздирающее зрелище. Поднимай свой шар и держись поблизости. Как только облако накроет береговую линию, я покажу этому духу, кто тут главный!

— Ты спятил?! — воскликнул Даниэль, скидывая капюшон и подставляя голову небесным потокам. — Мы даже не знаем, с чем имеем дело! Безумец!

— Во-во, — поддакнул Фрэд.

Прохор только отмахнулся и показал рукой на берег.

— Председатель артели все приготовил, — писарь и мастер проследили за рукой и увидели несколько десятков плотов, что покачивались тут же, с установленными на них навесами, под которыми возвышались кучи поленьев и лапника. — Все просмолено на совесть. Полыхнет так, что мало не покажется. Такого жара никакой дух не выдержит, а я ему еще подбавлю сапогом под зад. Ступай, мастер, и будь наготове. И помни, никакой самодеятельности. Просто будь рядом, мало ли что. А ты, Фрэд, встань подальше, чтоб не задело, и записывай. Если я сгину, подвиг мой в хронике твоей…

Волна ударила о причал и окатила друзей, прервав пламенную речь шута.

— Безумец! — повторил изобретатель и со всех ног припустил к воздушному шару.

Писарь прошептал какую-то молитву и поспешил скрыться в ночи, оставив Прохора на пирсе одного. Туман, тем времен, приблизился на длину полета арбалетного болта и продолжал наступать. Раскаты грома усилились, молнии сверкали все чаще, освещая вздымающиеся волны. Воздух наполнился невообразимыми жуткими криками и гулкими ударами, напоминающими набат, которые ветер разносил по округе. Казалось, вот-вот, и наступит конец всему живому и не живому в этом мире. Шут стянул плащ и отбросил в сторону, затем спрыгнул в воду, погрузившись в пену по пояс. Борясь с набегающими волнами, он добрался до плотов и, достав из куртки огниво, один за другим запалил плоты. Береговая линия вспыхнула, и тут же со стороны города раздался вздох удивления, заставивший Прохора обернуться и всмотреться во мрак, что начало разгонять пламя плавучих костров. Шагах в пятистах от кромки воды собрались чуть ли не все жители Кромстена, чтобы увидеть или победу над злом, или поражение героя. В любом случае, им терять нечего, а темы для разговоров и сплетен хватит на месяц, а то и больше.

Уже промокший до нитки, но абсолютно не чувствующий холода, Прохор забрался обратно на пирс и встал лицом к морю, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Спустя секунду белое облако скрыло его от глаз полуночных зевак.

Воздух дрожал от напряжения. Гром и молнии, звон и жуткий рев заставляли жителей Кромстена вздрагивать и жаться друг к другу. Туман, поглотивший храброго шута, окрасился оранжевым цветом, который дарили языки пламени, что полыхали в утробе белой мглы. Словно в театре теней зрители схватки могли наблюдать, как нечто огромное подбиралось к берегу, размахивая множеством конечностей и злобно рыча, а против этого чудовища пытался выстоять крохотный человек, чей силуэт метался из стороны в сторону. И над всем этим безобразием, борясь с сильными порывами ветра и лавируя между сполохами молний, болтался воздушный шар изобретателя. Сам мастер, надев очки, изо всех сил крутил воротки, стараясь удержать пузырь на месте, и всматривался в туман, периодически протирая запотевающие окуляры. От раскаленной до кросна печи шел шипящий пар.

А на берегу народ, как мог, помогал шуту забороть неведомую силу, что ворвалась в этот мир: люди кряхтели и размахивали руками, будто сами пошли в рукопашную, и приговаривали:

— Так ему!

— Наподдай супостату!

— Получи, упырина!

Писарь, пытаясь накрыть плащом свою книгу, скрупулезно записывал все, до последней мелочи. Он даже стал задумываться, почему Даниэль называет его бездарным? Вроде здорово получается. Неужели и в правду завидует?!

Постепенно шум, шедший из глубины странного марева начал стихать, силуэты двух врагов слились воедино и стали уменьшаться в размерах, впрочем, как и само облако. Фрэд, увидев это, выронил перо и медленно пошел в сторону берега, прикрывая лицо ладонью. Ветер сек лицо до боли, но писарь упрямо шел вперед. Когда сил сопротивляться стихии не осталось, он упал на живот и пополз по причалу, одной рукой придерживаясь за полусгнившие доски деревянного настила, чтоб его не смыло водой, а другой держа свою книгу летописи. Его дрожащие губы шептали слова, обращенные к тому, кто жил где-то за пределами этого мира.