Скованный ночью

Я не чувствовал, что эта заминка была вызвана страхом перед неведомым. Скорее всего пес просто потерял след.

Я посмотрел на часы. Каждая слабо мерцавшая секунда означала не только уходящее время, но и убывание жизненных сил Джимми Уинга. Почти наверняка похищенный не для того, чтобы получить выкуп, он должен был удовлетворить чьи-то темные желания – возможно, столь дикарские, что о них нельзя было подумать без содрогания.

Я ждал, пытаясь бороться со своим чересчур развитым воображением, но когда Орсон, уверенность которого в том, что предмет наших поисков находится внутри, ничуть не выросла, в конце концов снова повернул к двери, я решил действовать. Фортуна любит смелых. Впрочем, как и Смерть.

Левой рукой я потянулся к заткнутому за пояс фонарику. Затем крадучись подошел к двери, перешагнул порог и быстро скользнул налево, одновременно включив фонарик и бросив его на пол в примитивной и, возможно, дурацкой попытке отвлечь внимание стрелка.

Однако выстрела не последовало. Когда фонарик остановился, на складе было тихо, как на мертвой планете, лишенной атмосферы. Я попытался вздохнуть и с удивлением обнаружил, что мне это удалось.

Я поднял фонарик. Большую часть склада составляло помещение такой длины, что луч не достигал его противоположной стены. Да что там противоположной: он не преодолевал и половины расстояния, отделявшего меня от куда более близких смежных стен.

Тени, изгнанные лучом фонарика, тут же возвращались на место и становились еще более густыми и черными. Что ж, спасибо и на том, что среди них не было тени моего предполагаемого соперника.

Орсон, скорее смущенный, чем что-то подозревающий, ступил в освещенное пространство, после недолгой заминки презрительно фыркнул и направился к двери.

И вдруг царившую на складе тишину разорвало глухое «бам-м». Зловещее эхо отразилось от холодных стен пещерообразного помещения и висело в воздухе до тех пор, пока звук не стих и не стал напоминать жужжание июньских москитов.

Я выключил фонарик.

Орсон тут же вернулся и потерся боком о мою ногу.

Я хотел сдвинуться с места.

Но понятия не имел, куда идти.

Должно быть, Джимми был где-то рядом, все еще живой, потому что похититель пока не добрался до черного алтаря, на котором собирался совершить ритуальное заклание агнца. Джимми, маленький, испуганный и одинокий. Его отец был мертв – так же, как и мой. А мать умрет с горя, если я не сумею ей помочь.

Терпение. Одно из величайших достоинств, которому господь учит нас, отказываясь появляться в этом мире. Терпение.

Мы с Орсоном долго стояли и тревожно вслушивались в безмолвие, наставшее после того, как затихло эхо. Но едва я подумал, что услышанный нами звук может не иметь никакого значения, как раздался гневный и низкий мужской голос, такой же приглушенный, каким был донесшийся до нас звон. Голос был один. Не беседа. Монолог. Кто-то говорил сам с собой… или с маленьким испуганным пленником, который не смел отвечать. Я не разбирал слов, но голос был грубым и хриплым, как у сказочного тролля.

Он не приближался и не удалялся, но было ясно, что человек находится не в этом помещении. Я не успел определить, откуда доносятся хриплые слова, как тролль замолчал. Форт-Уиверн был закрыт всего лишь девятнадцать месяцев назад, поэтому у меня не было времени изучить каждый его уголок так же тщательно, как укромные места Мунлайт-Бея. До сих пор мои поиски проходили в более таинственных частях базы, где я видел зрелища странные и интригующие. Об этом складе я знал только то, что он ничем не отличается от других; три этажа в высоту, потолок со стропилами и четыре отсека – главный, в котором мы находились сейчас, кабинет в дальнем правом углу, еще один такой же в левом и чердак над обоими. Я был уверен, что внезапный звон и голос донеслись не оттуда.

Я повернулся вокруг своей оси, раздосадованный непроницаемой тьмой. Она была такой же безжалостной и беспощадной, как черная пелена, которая окутает меня в тот день, когда накапливающийся свет посеет в моих глазах семена опухоли.

Внезапно в помещении раздался звук, намного более громкий, чем первый. То был скрежет металла о металл, которому ответило эхо, напоминавшее отдаленную канонаду. На этот раз я ощутил сотрясение цементного пола. Это означало, что источник звука находится ниже главного помещения склада.

Под некоторыми зданиями базы лежали тайные царства, видимо, не известные подавляющему большинству военных, которые занимались здесь своим достойным уважения делом. В цокольных этажах существовали некогда тщательно замаскированные двери, соединявшие здание с подвалами, более глубокими погребами и тайными помещениями, врытыми еще глубже. Многие из этих подземных тайников были связаны с другими, разбросанными по всей базе, с помощью лестниц, лифтов и коридоров, которые было невозможно обнаружить, пока команда ликвидаторов не вывезла отсюда всю мебель и оборудование.

Впрочем, даже после того, как ликвидаторы ободрали стены Форт-Уиверна, я сделал свои лучшие открытия лишь благодаря помощи приятеля из семейства собачьих. Его умение улавливать малейшие запахи, просачивающиеся из потайных комнат сквозь трещины, так же впечатляет, как умение Орсона кататься на серфе, и лишь немногим уступает его умению при случае выпросить вторую миску пива у друзей, которые, подобно мне, прекрасно знают, что эту порцию ему уже не одолеть.

Несомненно, на огромной базе оставалось еще множество тайников, ждавших своего часа; но как ни интересовали меня их поиски, временами я воздерживался от этого. Если я проводил в темных подземельях Форт-Уиверна слишком много времени, на меня начинала давить их зловещая атмосфера. Я видел достаточно и понимал, что эти подземелья были местом проведения сомнительных секретных исследований, что здесь осуществлялись тайно финансируемые научные проекты, часть которых была столь экзотичной, что по оставшимся здесь загадочным предметам можно было только смутно догадываться об их цели.

Однако неуютными подземелья Форт-Уиверна делало вовсе не это. Куда более неприятным было ощущение – интуитивное, но достаточно сильное, – что по крайней мере часть происходившего здесь была не просто благонамеренной глупостью высшего порядка и не наукой, находящейся на службе у чокнутых политиков, но чистым и откровенным злом. После пары ночей, проведенных в здешних подвалах, у меня сложилось убеждение, что это зло вырвалось из могил наружу и кое-кто из его носителей еще бродит по местным закоулкам и ждет встречи с живыми. Так что на поверхность меня гнал вовсе не страх. Скорее ощущение морального удушья. Как будто слишком долгое пребывание в этом темном царстве могло наложить неизгладимую печать на мою душу.

Я не ожидал, что эти обычные склады также связаны с подземельями гоблинов. Впрочем, в Форт-Уиверне ничто не было таким простым, каким казалось на первый взгляд.

Я снова зажег фонарик, имея основания считать, что похититель – если это действительно был он – находится не на этом этаже.

Казалось странным, что психопат притащил ребенка сюда, а не в более укромное место, где он мог бы без всяких помех удовлетворить свои извращенные желания. С другой стороны, Уиверн был не менее загадочным и не менее притягательным местом, чем Стоунхендж, великие пирамиды Гизы и руины столицы древних майя Чичен-Ицы. Конечно, его злобный магнетизм должен был привлекать отщепенца, который, как чаще всего бывает в таких случаях, испытывал наслаждение, не просто издеваясь над невинными жертвами, а мучая их и в конце концов зверски убивая. Эти странные места обладали для него тем же мрачным обаянием, что и поруганная церковь или заброшенный дом на окраине города, где пятьдесят лет назад сумасшедший зарубил топором всю свою семью.

Впрочем, вполне возможно, что этот похититель вовсе не сумасшедший, не извращенец, а человек, осуществляющий в районе продолжавшего тайно функционировать Уиверна странную, но вполне официальную миссию. Эта база, даже разрушенная, была инкубатором параноиков.