Страница 3 из 9
– Гриш! – сказала я единственное, что пришло мне в голову. – Ну ты хоть соображаешь, что это… смешно?
Лучше бы я этого не говорила!
Он как-то разом съежился, сгорбился. Снял очки, протер их вновь, надел и сказал твердым голосом:
– Да. Смешно. Какие у тебя еще есть вопросы?
– Вопросов много. Но вряд ли ты в одиночку на них ответишь. Придется устроить экстренное собрание сотрудников и учинить им форменный допрос с пристрастием.
– А они приедут? – усомнился Гриша.
– Что значит «приедут»? – искренне удивилась я. – Это – приказ, который даже не подлежит обсуждению.
Пока Гриша обзванивал сотрудников, я стояла и смотрела в окно, в темноту, подступавшую к городу, охватывавшую его плотным кольцом; о эти тревожные московские мутно-серые сумерки, из-за которых в твоей душе начинает ворочаться смутное глухое беспокойство, и хочется куда-то бежать, что-то делать, и кажется, что ты что-то не успел или упустил и теперь вынужден смотреть, как твой поезд безвозвратно уходит от станции, а ты даже не имеешь возможности вскочить на подножку последнего уходящего вагона…
Время от времени Гриша вбегал в мой кабинет и докладывал о своих «успехах», я давала ему краткие наставления и продолжала смотреть в окно, словно видела что-то очень интересное, значительное. Я не строила никаких версий и вообще не думала о пропавшем ролике, словно бы это было не из ряда вон выходящее событие, чреватое полным крушением наших надежд и иллюзий, а вполне рядовое вроде внезапного заказа, свалившегося на нас как снег на голову.
– Ирочка! Сейчас она приедет! – сияя, сообщил Гриша. – Она дома. С теткой сидит. Уже выезжает.
– Значит, она не с «поршистом» коротает время на пару с теткой?
– Ну, зачем ты так? – вплеснул руками Гриша.
Невольно я мстила ему за то, что он принес нам всем дурную весть, в древние времена, как известно, за это казнили. Гриша этого не понял и обиженно фыркнул, как большая верная собака, которой нечаянно отдавили лапу.
Но через минуту он уже забыл о своей обиде, счастливый от того, что предмет его воздыханий сидел дома с теткой и смотрел телевизор, и вновь вбежал ко мне с радостным воплем:
– Только что говорил с Тамарой! Она мужа и ребенка накормит и приедет.
– А пораньше?
– Раньше – никак. Ты же знаешь, – и Гриша выразительно закатил глаза. – Семья для нашей Томы – это святое.
Я представила, как Тамара кормит своих ужином: котлетами или мясом в горшочке. Дух такой, что человек пускает слюну, как собака Павлова. Я вспомнила, как познакомилась с Тамарой. Я пришла в какой-то офис по делам, и меня направили на переговоры с начальником бухгалтерии, объяснили, куда идти, и я пошла, открыла дверь в какую-то комнату и увидела группу женщин. По некоторым убеждениям, все они были «бухгалтерами» – крепкие, дородные, с большой грудью, на которой так приятно выплакивать все свои печали, с короткими стрижками с «начесом», с большими глазами и пухлыми губами. Кустодиевские красавицы. Тамара восседала среди них как царица, и я залюбовалась, как ловко летают над столом ее руки, перекладывая документы. Она подняла на меня глаза и сказала низким звучным голосом:
– Садитесь. Вам чаю или кофе?
Я не помню, что я именно попросила, но все было ужасно вкусно, и еще я ела плюшки, собственноручно испеченные Тамарой – тающие во рту, с румяной корочкой. Я потом все время держала эту чудо-Тамару в голове, и, когда у меня образовалась собственная фирма, позвонила ей, предложила перейти ко мне и ждала ее ответа, затаив дыхание. Она согласилась – оказалось, что она практически безработная, их всех отправили в неоплачиваемый отпуск, а потом – полнейшая неизвестность. Так что она с радостью ухватилась за мое предложение, и я подумала, что с такой боевой дамой наши дела пойдут в гору. И я не ошиблась.
– До Никиты не могу дозвониться. Марк злой как черт. Послал меня, – радостно сообщил Гриша, словно это оказалось чем-то вроде турпутевки на Бали или билетом на презентацию нового голливудского блокбастера.
– Что значит «послал»? Ты ему сказал, что это – приказ?
– Да. Но Марк на меня рявкнул и повесил трубку…
– Я с ним сама поговорю. А что с Ульяной?
– Ульяна… – Гриша растерялся и отвернулся.
– Я… не могу… Ульяне… она… ну ты понимаешь, – воскликнул он с отчаянием в голосе. – Там папа.
– Ты же не папе звонишь! Ульяна, насколько я знаю, живет отдельно от папы. У нее собственная квартира.
– Да… но… – забормотал Гриша. – Я вообще не знаю, как с ней разговаривать, – шепотом заключил он.
Ульяна Радова, умница, красавица, выпускница Йеля, дочка крутого бизнесмена, была в нашей конторе звездой по имени Солнце. Ульяну порекомендовал мне мой непосредственный босс, Дмитрий Васильев, главный акционер нашего рекламного агентства, делец с туманным прошлым, а в настоящем – уже вполне безупречный бизнесмен. Мы как-то раз сидели с ним в ресторане за бизнес-ланчем и обсуждали текущие дела, и вдруг он сказал:
– Я направляю к вам нового сотрудника. Ульяну Радову.
– Она дочь того самого Радова или просто однофамилица?
– Того самого, – подтвердил Васильев.
– А она сможет работать?
– Она хочет работать, – уточнил Васильев, – и это… не обсуждается. Это – моя личная просьба. Или приказ, как главного акционера, – напомнил он.
– Понимаю… – Я постучала пальцем по столу.
– Еще вопросы есть? – Васильев произнес это таким тоном, что мне стало ясно: аудиенция окончена.
– Нет, – сказала я, вставая. – Вопросов больше нет.
Появление Ульяны в нашем коллективе походило на явление цунами, мы не знали, как себя с ней вести и что говорить. Когда чей-то папа – олигарх, депутат, запросто входит в кабинеты министров, имеет дом на Рублевке и шато в Швейцарии, а его дочь проводит свободное время, летая из Лондона в Париж и Мюнхен, очень трудно воспринимать такого человека равным себе.
– А как к ней обращаться? На «вы» и по имени-отчеству? – спросил Марк, когда я объявила своим сотрудникам, что к нам приходит дочь самого Радова.
– Смотря по обстановке, – туманно ответила я.
Ульяна оказалась милой, способной девушкой, она никак не выпячивала свое богатство и статус. На второй день работы заменила свои кольца и красивые серьги от Шопард скромным колечком из белого золота и сережками с маленькими бриллиантами.
Она старалась, искренне и безотказно. Она выполняла все мои указания, послушно и добросовестно выполняла свою работу, и я должна была признать, что сотрудник она неплохой. Ульяна никому не мозолила глаза, никого не раздражала и всеми силами стремилась влиться в наш коллектив.
Коллектив ее принимал – до известного предела. Несмотря на все свои усилия, Ульяна до конца так и не стала «своей».
– Ладно. Давай трубку, я позвоню и твоей Ульяне, и Марку.
– Она не «моя», – быстро вставил Гриша.
– Тогда тем более. Непонятно, почему ты так трусишь?
– Классовое сознание.
Прожил бо́льшую часть жизни в СССР, а сознание поменял, как деловой блокнот? Начал трепетать перед большими бабками?
Я набрала номер Ульяны и услышала в трубке нежную мелодию. Что-то из Шопена.
– Да, – голос Ульяны был тихим, приглушенным.
Может быть, у нее свидание? Перед выходными. Она и ее поклонник сидят на низком диване и слушают классическую музыку. В квартире царит полумрак. На низком столике стоят розы – на трогательно тонких ножках, благородного чайного оттенка – и два бокала вина, густо-красного, в полумраке почти черного… Они сидят, держаясь за руки, или целуются, и тут – я со своим звонком.
– Все в порядке? Я не помешала?
– Нет, Владлена Георгиевна.
– Ульяна, у нас ЧП, и я срочно вызываю всех на работу.
– Хорошо, – она не высказала никакого удивления, не возразила ни слова. Как будто так и надо: вызвать людей на работу перед уик-эндом и портить им пятничный вечер. А у нее наверняка были свои планы: может быть, она хотела даже поехать за границу и провести три дня в Париже или в Лондоне. Или смотаться на Бали. Бали почему-то мне представлялось концом света и крайней географической точкой на карте, хотя я и знала, что это не так. Я не представляла себе, как проводит выходные Ульяна, но мое воображение услужливо подсказывало: зимой – Швейцария, уютное шале, с завалившим крышу снегом, летом – Италия, Испания. Весной – Париж или Бали!