Макся

Макся пришел в звонарскую курью после обедни, тотчас, как ему объявили решение начальства. Васька Косой глодал ржаной кусок хлеба, сидя у стола, и запивал его водой из разбитого чайника. У печки на нарах спал Крюков. В курье холодно и сыро. Васька Косой знаком с Максей плохо и даже не знает, как его зовут.

Макся, как вошел, снял шапку.

— Здравствуйте, — сказал он.

— Чего тебе?

— Да меня в звонари сюда назначили.

Косой посмотрел на Максю злобно и разинул рот.

— Тебя в звонари? — спросил он.

— Меня.

Косой что-то проворчал.

— Кто ты такой? — спросил он немного погодя Максю.

— Я из уездного…

— А это чем пахнет? — Косой показал ему кулак, Макся ничего не понял и молчал. Немного погодя Косой спросил:

— Есть деньги?

— Нету, — Максе есть хотелось, и он смотрел на корку, которую глодал Косой. Косой кончил есть, закурил папироску, свернутую в виде воронки с корешками.

— Что стоишь? — сказал он Максе.

— Да меня послали.

— Кто?

— Смотритель…

Косой встал, подошел к Максе, схватил его за шею и вытолкал из курьи, сказав: «Я тебе дам — смотритель! ишь, смотрителя нашел!» — Макся замерз на дворе и заплакал.

По двору шел монах и, увидев плачущего Максю, сжалился над ним. Узнавши, в чем дело, он отворил дверь в курью и сказал Косому: «Что ты, бестия, гонишь парня!»

Косой проворчал что-то. Монах ушел, а Макся остался в курье.

Косой завалился на лавку и смотрел на Максю, который стоял у дверей. Сесть Макся боялся. Однако сел к столу. «Куда!» — вскричал Косой. Макся встал. Так он простоял с четверть часа.

— Принеси воды, — сказал Косой Максе. Макся сходил за водой.

— Водку пьешь?

— Пью.

— Пью! а нет, чтобы принести полштофик!

— Денег нету, Василий Петрович.

— Я тебе дам — денег нету!..

Косой пошел будить Крюкова, но тот не вставал, а только мычал.

— Ну, и дрыхни, черт с тобой! — сказал Косой и лег на свое место, укутавшись в свой подрясник, простеганный ватой.

— А ты, смотри, разбуди меня в звонок, — сказал он Максе.

— Ладно.

— Умеешь звонить?

— Нет.

— Ну, брат, это штуки! — и Косой повернулся на другой бок, зевнув на всю курью.

— Трудно разве?

— На-тко!

— Я скоро пойму.

— Ну! — проговорил Косой с достоинством.

Макся подумал: «Что он находит трудного? — Врет собака, денег ему надо», — решил Макся и стал думать об Косом. Он не залюбил Косого, ему страшно показалось быть в обществе звонарей. «Житья мне от них не будет, убегу», — думал он. Ему даже захотелось наняться в солдаты… И как было горько Максе в это время!

Косой захрапел. Макся прилег на полу у печки, положив под голову чурбан, заменявший собою стул. Ему захотелось спать, и он, почувствовав в первый раз после бурсы свободу, заснул, — и заснул так, как никогда не спал. Его разбудил Крюков, спавший на нарах у печки.

— Эй! жеребец! — толкал Максю Крюков. Макся открыл глаза.

— Ты зачем здесь, кутейна балалайка?

Макся рассказал. Крюков обругал Максю и стал просить с него водки, в виде поздравки. Когда Макся сказал, что нет денег, Крюков стал гнать его из курьи, но не выгнал совсем потому, что Макся плакал и дрожал.

— Зубрил бы ты там азы-то или бы в солдаты нанялся. Я те утру нос-то!..

Крюков стал ворчать, что ему курить нечего.

— Всякую чучу шлют к нам… голь анафемская! Пошел! тебе говорят…

Макся плачет.

— Постой ты у меня! — Крюков стал насвистывать что-то.

Подали повестку к вечерне.

— Ступай! — сказал он Максе.

— Не умею.

— Ступай, тебе говорят!

— Ей-богу, не умею.

Крюков, надевши шапку, пошел в худеньком тулупишке на двор, вытолкал Максю из комнаты и запер двери на замок. Макся хотел идти на колокольню, но Крюков не пустил его. Макся замерз, стоявши на холоде, и заплакал. Пошел было он к певчим, но те прогнали его. Он отправился в собор и по окончании вечерни сказал дьякону, что его не пускают к себе звонари. Дьякон привел его к звонарям, сделал им нагоняй. По этому нагоняю звонари поверили, что Макся назначен им в помощники.

Вечер звонари провели скучно; все больше толковали об своем учении, учителях и кто они такие.

Косому двадцать восьмой год, а Крюкову девятнадцатый год. Косой был дьячком в каком-то городе и за буйство и пьянство был представлен на расправу в губернский город, и здесь его назначили в звонари. Крюков попал в звонари из философии. Теперь они были снисходительнее к Максе, но когда он рассказал про свою жизнь, они сказали: дурак отец твой… Потом они стали давать ему разные советы, как жить.

— Послушай, Максимов: если ты будешь с нами заодно, мы научим тебя всему, — говорил Крюков.

— Куда ему!

— Я буду слушаться.

— Ну, то-то! Если будешь якшаться с дьяконами, мы тебе шею будем мылить.

— Узнаешь тогда нас! А что получишь от кого-нибудь, пополам дели.

— Ладно.

Приятели отправились к певчим, оставив Максю домашничать. Макся лег на место Крюкова и стал обдумывать свое положение. Здесь хотя и скверно, но все же свободнее, чем в бурсе. «Они, кажется, ничего; сначала только, а теперь лучше…» — думал он про своих товарищей. Косой и Крюков пришли пьяные и привели с собой какого-то пьяного дьячка.

— Эй, Макся! к черту! — кричал Крюков на Максю и стащил его с нар.

— Ишь, какой барин! Твое место вон где! — сказал он Максе, указывая к дверям.

— Как же я там буду спать?

— Спи на лавке, черт те съест, а на чужое место не смей лазить.

— Холодно.

Максю обругали, как только могли. Потом Косой достал с полки гармонийку и стал наигрывать, а прочие принялись петь и плясать. Макся страшно боялся безобразия его товарищей; что-де сам сюда заглянет, — беда; или кто из начальствующих завернет, и ему достанется.

— Господа, а если ключарь придет… — сказал он товарищам. Те обругали его, обругали и ключаря. Приезжий дьячок свалился на пол. Крюков столкал его к печке. Потом товарищи легли на нары к печке.

— Эй ты, чертова кукла! что сидишь? — сказал Косой Максе.

— Да мне холодно.

Максю обругали и велели ему спать у дверей и утром разбудить их к заутрени. Погасили ночник. Стало тихо; Макся улегся, но ему было больно холодно. Макся лежал полчаса, проклиная свою должность и завидуя звонарям. Вдруг он услыхал разговор товарищей.

— А много денег-то? — говорил Крюков.

— Рублей десять, — отвечал Косой,

— Вот так праздник!

— Он спит?

— Слышишь, храпит.

Потом Макся услыхал, что кто-то встал. Достали огонь. К.сой с ночником подошел к спящему дьячку* Крюков подошел к Максе. Макся зажмурил глаза и захрапел.

— Этот спит! — сказал Крюков.

— Ври больше. Знаем мы, как спят-то!.. Плюнь ему в рожу — сейчас соскочит.

Крюков ткнул Максю в бок ногой, Макся открыл глаза.

— Слышь ты, черт: коли будешь жаловаться — берегись…

— Я не буду, — сказал Макся.

— То-то. Видишь это! — Крюков показал Максе кулак.

Между тем Косой вытащил из кармана подрясника дьячка сопливый платок. Косой и Крюков сели к столу. В платке завернут был кошелек: в кошельке было копеек сорок медными деньгами да с полтора рубля серебром; потом они развернули бумажку, там еще бумажка, и в ней было три пакета с надписями: «секретарю», «столоначальнику», «на канцелярию». — В пакете секретарю было вложено пять рублей, столоначальнику — три и на канцелярию два рубля. Больше денег не оказалось.

— Ты погляди, еще нет ли? — сказал Крюков Косому.

— Поди-ко ты.

— Эй, Макся, ступай пошарь у него; что найдешь, все твое, — сказал Максе Косой.

— Эка! за какое рыло?

— Не хошь ли ты…

— А что разе тебе одному пользоваться? Подай деньги сюда! — кричит Крюков.

— Не хошь ли ты — знаешь чего?

— Что?

— А то, что тебе не за что.

Крюков вцепился в Косого. Крюков осилил Косого.

— Уж отпетой, так отпетой и есть, — сказал Косой.

— Подай деньги!