Страница 23 из 35
— Что же я, тятенька, сделаю!.. Вы вот что скажите, много ли у вас денег.
— А тебе на что?
Егор Иваныч подумал, что он, пожалуй, обидел отца своим вопросом. Он ничего не сказал.
— Да денег-то маловато, Егорушко. На сено да на овес будет; пожалуй, и на квартиру хватит.
— Плохо, тятенька. А если мы да назад воротимся?.
— Не тужи… На бога надейся, все будет ладно.
— Не лучше ли нам, тятенька, на постоялый?..
— Что ты, что ты!.. Нам-то на постоялый?
— Да что же тут худого! Не на улице же нам жить. Да и сами же вы говорили, что остановимся на постоялом,
— Глупый ты, Егорушко… Ну, как же мне, дьякону, с мужиками в кабаке быть?.. Скажут, пьяница горькая, коли по кабакам трется… Да и господу богу ответ дашь.
— А в селе вы разве не ходили в кабак?
— И не говори лучше. Осержусь, уйду. А я, знаешь, что придумал? — сказал он весело.
— Что такое?
— А вот что: поедем мы прямо вот к этой церкви и спросим, кто там дьякон, а потом узнаем, где его дом, и поедем туда.
— Это, тятенька, очень смешно будет.
— Ну, не ври…
— Мы лучше так сделаем: подъедем вот к этому дому и спросим, нет ли там квартиры; а если нет, то там, вероятно, знают, где есть квартиры.
— Пожалуй.
У ворот деревянного дома, покачнувшегося на левый бок, с тремя окнами, отчасти замазанными бумагой, стоял не то мещанин, не то крестьянин. Иван Иваныч подъехал к этому дому,
— Здраствуй, дядя! — сказал Егор Иваныч.
— Здраствуй, — отвечал тот.
— Вот что, дядя, нет ли у тебя лишней комнаты?
— Нету, нету; сами живем, да чиновник один живет,
— Нет ли у кого другого?
— Да право, не знаю. Оно, конешно, можно поискать, да надо обождать маленько.
— Где же ждать-то будем? На постоялый идти неловко…
— Оно, конешно, што неловко. А вы заведите лошадку-то во двор, поживете у меня денек-другой, я ужо схожу.
— А есть ли у тебя место-то? Смотри, чтобы не тесно было.
— Ну, день-другой можно. Там, в горенке, чиновник из суда с женой живет, там можно.
— Надо его спросить; можно ли еще.
— Чего спрашивать! Дом-то, поди-кось, ведь мой?.. А я с вас по пятиалтынничку возьму за день.
— Возьми десять.
За десять копеек хозяин согласился впустить их в горенку. В этом доме были две комнатки и кухня. Кухню и одну комнатку занимали хозяева — отставной солдат с женой, а другую чиновник. Хозяин, Поликарп Федорыч, занимается столярным ремеслом, — он и работает в комнатке днем. От его работы стоит стук, и во всем дому постоянно пахнет или маслом, или махоркой.
— Пожалуйте в мою горенку, — сказал Поликарп Федорыч Поповым, вводя их в комнату. Их встретила хозяйка с ребенком на руках и два бойких мальчика.
— Посидите здесь чуточку, я сейчас распоряжусь. — И солдат ушел.
— Вы из каких мест, батюшка? — спросила Егора Иваныча хозяйка.
— Из Ивановского села, Петровского уезда.
— Далеконько. К родне, чай, приехали?
— Нет, по делам разным, хозяюшка. Меня сюда назначили во священники, — сказал Егор Иваныч.
— Слышали давиче… Так-тось!.. А мы к Знаменской церкви принадлежим. Отец Василий такой, бог с ним, привередник.
— А что?
— Да как же.=.. Горд больно, уж так-то ли важен, спаси бог.
Между тем хозяин ругается с своим постояльцем.
— А коли так, — долой с моей квартиры!
— Ну, и уйду! Эк выдумал: жена скоро родит, я плачу полтора рубля, а он еще жильцов в мою комнату хочет пустить!
— Тебе говорят; я хозяин-то, а не ты. Сичас вон!
— И уйду.
— Экой гад! Два с половиной месяца живет всего-то, а за кватеру заплатил только за один месяц. Я, говорит, жалованья получаю три рубля… Мука просто с этими жильцами!
— Вы, хозяин, не беспокойтесь, пожалуйста: мы в другом месте поищем квартиры, — сказал Егор Иваныч.
— Уж вы не сомлевайтесь, я вам сама поищу квартиру-то; а теперь вы и в эвтой комнате поживите день-другой.
Поповы расположились в мастерской солдата.
— А у вас, отец дьякон, есть билет? — спросил хозяин.
— На что?
— Без билетов мы никого не держим, потому, значит, начальство строго, а люди-то всякие бывают. Вот недавно какого-то беглого монаха поймали, все с книжкой ходил да деньги сбирал.
Иван Иваныч струсил. Он свои бумаги в селе оставил,
— Да у меня бумаги-то в селе… Позабыл, Поликарп Федорыч.
— А без паспорта я вас держать не стану.
Егор Иваныч подал хозяину свои бумаги,
— Уж я их к себе возьму, — сказал хозяин, посмотрев бумаги.
— Зачем?
— Уж так у нас в обычае.
— Да они мне нужны всегда.
Дело уладилось за водкой, которую купил Иван Иваныч и которою угостил хозяина с женой. За ужином говорили про дело.
— А кто здесь благочинный?
— Бог его знает. Говорят, самый старший здесь протопоп Антон в Преображенском соборе.
— Что он, женат?
— Женат. Говорят, детки есть.
— А дочери есть?
— Есть и дочери. Старшей годов семнадцать будет, а младшей годков восемь. Старшая-то модница такая, — ужас!
— Вот, Егорушко, и невеста. Махни-ко!..
— Да как подступиться-то?
— То-то вот и есть. Протопоп, да еще и благочинный… А мы вот что сделаем: пойдем завтра в этот собор и расспросим хорошенько, как и что.
— Это будет всего лучше, — сказал хозяин.
Когда Поповы легли спать, они долго рассуждали о своем деле.
— Плоховато, Егорушко. Надо бы нам, Егорушко, где-нибудь поближе сыскать невесту-то. А то заехали… ишь ты, куда заехали, и уехать-то назад не с чем будет.
— Мы попробуем у протопопа посвататься.
— Легко посвататься-то? На-ткось, протопоп, да еще благочинный, так и отдаст! Знаю я этих благочинных-то. А впрочем, Егорушко, не тужи, авось обладим.
— Скверно, что у меня сюртук-то худой.
— Ничего. Скверно, что у меня вот денег-то маловато!.. Петру дьякону написать, — не пришлет, скажет: нужно на пято-десято самому. Лошадку продать — жалко.
— Я думаю, тятенька, если мне не посчастливится жениться, я в губернский поеду.
— Зачем?
— Буду проситься в академию на казенный счет.
— Не тужи, Егорушко: все перемелется — мука будет, Уж куда тебе в твои годы учиться?
— И в тридцать лет люди учатся.
— Ну уж, не езди… Поживи со мной; утешь меня, старика… А ты вот что сделай: поди завтра к благочинному…
— Что я буду делать у него?
— Покажи ему указ. На то он и дан, чтобы тебе поскорее жениться на ком хошь. А жалко, Егорушко, что Будрина-то дочка замуж вышла… Поди, хозяин-то врет, что он нехороший человек.
— Завтра мы всё узнаем.
Утром рано их разбудил хозяин своей стукотней. Напившись чаю, они пошли по городу. Навстречу им попался дьячок. Дьячок снял шапку.
— Зачем изволили приехать, отец дьякон?
— По делам.
— По невесту приехали?
— А вы как знаете?
— Помилуйте, весь город знает, что вы приехали с сыном и женить сына. Мы уже знаем, что вы назначены священником в Знаменскую церковь, — прибавил он, обращаясь к Егору Иванычу. — Зайдите ко мне на минуточку.
Поповы пошли.
— Вы какой церкви?
— Преображенского собора.
— Стихарь имеете?
— Точно так. А у нас, я вам скажу, у отца благочинного есть дочка, Надежда Антоновна. Посватайтесь-ко.
— Он, поди, ждет из академистов.
— Ну уж, в эдакую-то даль академисты не поедут.
Дьячок накормил их говяжьими пирожками и посоветовал сходить Егору Иванычу к отцу Антону.
Они отправились по церквам. Дорогой дьячок рассказывал Поповым, что отец Антон сначала был дьяконом в губернском городе, потом его сделали священником в Столешинске, где он прослужил пятнадцать лет в соборе, и так как был учителем в духовном уездном училище, то его, за старание к воспитанию детей и по засвидетельствованию начальства о беспорочной службе, произвели в протопопы и назначили благочинным в собор. Отцу Антону осталось служить до отставки только год, и он имеет в городе каменный двухэтажный дом. Должность его такая: он заведует всеми церквами города и уезда, состоит смотрителем духовного уездного училища и миссионером по делам раскольников, и поэтому его боятся как старшие, так и дети мужского пола. Служит он в церкви сколько ему угодно, делами занимается так же, в училище, помещенное в его же доме, ходит каждый день и каждый день делает там расправу посредством розог. Говорят, что в престольные праздники он сказывает проповеди, но проповеди эти идут одного и того же содержания вот уже десять лет. Если придется сказывать проповедь при владыке, то он просит сочинить своего зятя, священника Благовещенской церкви. В Знаменской церкви полагается два священника, один дьякон, дьячок и, пономарь. Приход этой церкви небольшой, хотя к ней приписаны три деревни с одним селом, в которых церковь еще пока строится; жалованье небольшое, и то выдается по третям. Казенных квартир ни для одного церковнослужителя в Столешинске нет. Поповы узнали также, что невесты есть еще у одного столешинского священника, одного дьякона и двух дьячков. Стало быть, горевать не о чем.