Страница 26 из 27
Скоро показался и палисад княжего двора.
Знойный день сморил стражника, опершись на рукоять бердыша, он мирно дремал на вышке. Просвистела меткая стрела, пущенная верною рукою, и задремавший страж уснул навеки.
Один из заговорщиков перебрался через тын и отворил ворота. Заговорщики осторожно пробрались во двор, Амбал отворил хоромы и впустил их.
В доме все мирно спало. Заговорщики в темноте добрались до дверей опочивальни; крепко спавший Прокопий зашевелился во сне.
LIV
— Уйдем пока! Переждем лучше! — тихо сказал Петр и вместе с Амбалом спустился вниз.
— Пойдемте, друзья, в медушу! Там для храбрости выпьем!
— Дело говорит ясин! — подтвердил один из заговорщиков.
Все вошли в погреб. Здесь они начали пить мед и вино.
— Ты бы посторожил, Ефрем! — обратился к еврею Кучкович. — Как Прокопий разоспится, ты нас и позови!
Недолго пришлось им пробыть в медуше. Выпитое вино придало больше смелости. Не дожидаясь ответа от Моизича, Курков стал опять подниматься к дверям опочивальни.
— Идите! — шепотом сказал ему Ефрем. — Прокопия нет, князь услал его на двор.
Курков подошел к дверям опочивальни и громко постучал.
— Господине, господине! — крикнул он, стараясь изменить свой голос.
— Кто там? — спросил Андрей.
— Прокопий! — отвечал тем же голосом Петр.
Изменил ли ему голос или в душу князя закралось подозрение, только вместо того, чтобы отворить дверь, Андрей уверенно проговорил:
— Нет, ты не Прокопий!
В опочивальне послышался шум, князь искал меча. Этот меч был святого Бориса, которому князь приписывал особую силу.
— Не упустите, други! — боязливо сказал Кучкович. — Он, кажись, меч ищет…
— Не найдет, — уверенно проговорил Амбал, — я его еще с вечера унес!..
— Тогда чего же медлить, ломайте дверь! — приказал Курков и первый стал ломиться.
Недолго выдержала под напором убийц тяжелая дверь: она сорвалась с петель и упала внутрь опочивальни. Толпа бросилась на князя, но в темноте не могла его сразу поймать и ранила нескольких своих.
Андрей был крепкого сложения и долго боролся с убийцами. Наконец он изнемог и пал под их ударами.
Убийцы, убедившись, что покончили с ним, стали поспешно уходить из горницы. Когда они ушли, князь, собрав последние силы, выполз из горницы, спустился с лестницы и спрятался под сени. Не будучи в силах преодолеть боль от ран, он начал стонать. На его несчастие, убийцы услышали стоны.
— Князь, кажется, жив! — испуганно вскрикнул Кучкович.
Убийцы бросились обратно в опочивальню.
— Беда! Его здесь нет! — послышались испуганные голоса.
— Ищите, други! Куда он мог деваться?..
— Кажись, он сошел вниз! — проговорил Курков.
— Мы погибли… Скорее, скорее ищите его! — раздались восклицания.
Амбал нашел у божницы свечи, их сейчас же зажгли и по следам крови на лестнице стали отыскивать князя.
Найти его было нетрудно. Он сидел, прижавшись, за лестничным столбом и молился. Заговорщики снова бросились к нему.
— Горе вам, нечестивцы! — пророчески проговорил он. — Зачем хотите вы походить на Горясера? Какое зло я вам сделал? За мою кровь Бог вам отомстит на небе-си!..
Убийцы ничего на это не ответили и стали поражать мечами и копьями израненного князя. Кучкович отсек ему правую руку.
Истекая кровью, князь нашел в себе еще силы прошептать:
— Господи, в руци Твои предаю дух мой! — и умер.
Брезжил рассвет, занималась заря, ночь, покрывшая такое ужасное злодеяние, улетала.
Кто-то вошел из сеней в хоромы и стал подыматься по лестнице. Злодеи испуганно притаились.
— Прокопий! — зашептал Курков и, не дожидаясь других, бросился на юношу и ударил его мечом.
Остальные добили княжеского отрока. Покончив с ним, они снова вошли в княжеские покои и стали грабить золото, драгоценные камни, жемчуг и разное имущество. На дворе уже было совсем светло.
LV
Убедившись в смерти князя, заговорщики надели княжеское вооружение и собрали своих на совет.
— Что нам теперь делать? А если из Владимира нагрянет на нас дружина княжеская?
— Пока еще всполоха нет, пошлем сами к ним! — решил Кучкович.
Ехать во Владимир должен был Амбал, ему приказано было сказать: «Если кто-нибудь из вас что-нибудь на нас помыслит, то мы с теми покончим! Не мы одни придумали убить князя, есть и из ваших одной думы с нами…»
Весть об убийстве князя быстро облетела село.
Василько не было в этот день в Боголюбове, он остался во Владимире. Михно был с ним вместе.
Когда весть об убийстве князя достигла Владимира и Амбал передал владимирцам наказ заговорщиков, убитый горем старый мечник старался поднять дружину против убийц своего господина. Но среди дружинников не было преданных князю людей.
А владимирцы спокойно отвечали посланному:
— Кто с вами в думе был, тот пусть и будет!.. А наше дело сторона…
Такое безразличное отношение владимирцев к убитому ободрило его убийц, и они отдали все имущество Андрея «на потоп и разграбление», согласно тогдашнему обычаю.
Труп князя был выброшен на огород.
Кузьма, один из преданных слуг покойного, ходил по селу и спрашивал встречных:
— Где мой господин? Курков надменно ему ответил:
— Вон там валяется, на огороде… Не смей его трогать! Коли тронешь, мы тебя убьем!
Опечаленный Кузьма нашел труп своего господина и, припав к нему, начал горько плакать.
— Чего воешь? Пошел прочь! Мы его бросим собакам, — сказал Ефрем.
— Ах ты, еретик! Какое слово вымолвил… А помнишь ли, жид, в каком платье пришел ты сюда? Ты вот теперь в бархат одет, а князь лежит голый. Дай хоть прикрыть его чем!..
Ясин бросил ему ковер и корзно.
Кузьма обернул тело убитого князя, взвалил себе на плечи и понес к церкви.
— Отопри божницу! — крикнул он пономарю.
— Чего тебе надо? — ответил ему полупьяный церковник.
Верный слуга указал на тело своего господина.
— Чего еще с ним вожжаться! Брось его в притворе!
Обрадованный этим позволением слуга положил князя в притворе, покрыл его корзном и, вне себя от горя, стал причитать над ним:
— Уже, господине, тебя твои слуги не знают! А прежде, бывало, гость придет из Царьграда или из иных сторон Русской земли, и будь он хоть и латинин, христианин ли, поганый, ты, бывало, скажешь: «Поведите его в церковь и на палаты, пусть видят все истинное христианство и крестятся», и болгары, и жиды, и всякая погань — все, видевшие славу Божию и церковное украшение, плачут о тебе, а эти не велят тебя в церкви положить…
Долго еще раздавались причитанья верного слуги.
Тело князя оставалось не погребенным целых два дня, оно по-прежнему лежало в притворе, и никто не смел до него дотронуться. Даже духовенство не решалось отворить храм и совершить над телом панихиду: так был велик страх перед злодеями.
На третий день явился в церковь игумен Козмодемьянского монастыря Арсений, монастырь этот был построен покойным князем. Обратившись к пономарям, он сурово проговорил:
— Долго ли нам смотреть на старейших игуменов? Долго ли этому князю так лежать? Отомкните божницу, я отпою его! Вложить его в гроб, пусть лежит здесь, пока злоба перестанет. Тогда приедут из Владимира и понесут его туда.
Пономари долго не соглашались, но грозный игумен настоял на своем.
— Помните, братие, что вы делаете?! Грех великий оставить человека без погребения… Земля еси, в землю и отыдеши…
Наконец согласились, отперли церковь, положили тело в каменный гроб и отпели по церковному уставу.
Свирепые убийцы не решились противиться Арсению, боясь народного волнения. Влияние маститого игумена на толпу было велико. Поэтому, согласившись на отпевание тела князя, убийцы не позволили предать его земле.
LVI
Тяжело пришлось приверженцам Андрея в первые дни после убийства. Народ воспользовался отсутствием главы и бросился грабить княжий двор, а равно и дома его приближенных. В особенности предали они расхищению жилища мастеров, призванных князем для украшения церквей. Толпа знала, что старый Мирон жил в доме их нового тысяцкого. Отсутствие Василько дало возможность толпе ворваться в его жилище. Выбитые ворота открыли доступ им на двор.