Страница 12 из 27
Елена, в свою очередь, решила не покидать дочь и осталась с ней. Тревожно ожидали они рассвета. Марина сознавала, что дружинники сейчас же признают в ней суздальца.
В голове зародился план побега. Начало светать. В суздальском стане, за стенами города, запели трубы. Тыновая стража сменялась.
Пользуясь этим, Марина вместе с матерью выбрались из избы и быстро направились к той лазейке, через которую и пробралась вечером девушка. Побег их был замечен стражей, беглянок вернули и, как подозрительных людей, отправили на княжий двор.
Здесь была собрана часть дружины, присутствовали и ближайшие советники князя.
— Баба-то здешняя, а парень-то, кажись, суздальский! — заметил боярин Бориславич, обращаясь к князю.
— Ну, так отпусти старуху! — проговорил князь. — А парня попридержи.
Елена пыталась дело разъяснить, что пойманный с нею — не парень, а девушка, но ее не слушали и вытолкали с княжего двора. Марина была связана и посажена в пустую избу.
Исчезновение любимого отрока опечалило князя Андрея. Он несколько раз осведомлялся о нем, но никто не знал, куда тот девался.
Осада Киева началась.
Каждый раз, когда Киев был осаждаем врагами, он больше дня не выдерживал осады и обыкновенно сдавался, но на этот раз Мстислав, сознавая, что, сдав город, он навсегда потеряет свой стол, долго выдерживал осаду и бился со врагами.
— Не легко брать город-то! — заметил Андрею двоюродный брат его, Владимир Андреевич. — Много наших полегло…
— О сей день возьмем! — отозвался Олег Святославич.
— А почему ты так думаешь? — спросил Андрей, пытливо глядя на него.
— Извет был, что берендеи и торки не хотят более стоять за Мстислава!
Задумался суздальский князь.
— Коли так, — промолвил он, — обойдем город с тылу! Ты, Жидиславич, иди с той стороны, а мы отсюда с сыном ударим!
Разговор происходил на рассвете двенадцатого марта, на второй неделе поста.
Снова запела труба, созывая полки, и соединенная рать с первыми солнечными лучами двинулась со всех сторон на Киев.
Олег сказал правду: торки и берендеи не стали защищать город и перешли на сторону врагов.
Суздальцы, обойдя с тылу, ворвались в город, сбили тыновую стражу и ударили на киевскую дружину. Несмотря на упорное сопротивление, суздальцы двигались все дальше и дальше.
Боярин Бориславич тихо сказал Мстиславу:
— Что стоишь, княже? Беги из города! Нам их не превозмочь!
Встревоженный Мстислав засуетился:
— Куда ж бежать мне?..
— Скачи в Васильев немедленно! Мы пока задержим врагов, а потом поскачем вслед за тобою!
Князь бежал, не успев захватить с собой жену и сына. Киев достался суздальцам и был взят ими «на щит».
XXIV
Первою заботою Фоки и Василько, когда они во главе передовой дружины ворвались в город, было отыскать Елену. Но в суматохе им это удалось не скоро.
Заняв княжий двор, дружинники посбивали тяжелые засовы хором, вошли они и в избу, где находилась связанная Марина.
— Э, да это, никак, наш княжий отрок! — воскликнули они и кинулись освобождать ее от веревок.
Марина бросилась также на поиски матери, но найти ее среди бежавшей толпы киевлян не удалось. Во время поисков она снова наткнулась на Фоку и Василько.
— Кого ищете, друга? — спросила она дружинников.
— Мать!.. — с отчаянием в голосе воскликнул Фока. — Здесь она проживала.
Марина чуть не выдала себя.
— Давайте я вам помогу! — порывисто проговорила она.
— Спасибо скажем! — в голос отвечали названые братья.
Василько поймал пробегавшего мимо коня, Марина вскочила на него, и все трое отправились на поиски. Долго искали они вдову, но поиски не увенчались успехом.
— Не видать нам, должно быть, больше родимой матушки! — грустно промолвил Фока. — Пропала, и с сестрой вместе…
Печально опустив голову, ехала с ними Марина, ей тоже казалось, что матери нет больше в живых, что она убита в суматохе битвы.
Когда после взятия Киева князья сошлись в княжеских хоромах, Андрей недовольно проговорил:
— Почто такая сеча? К чему погибло так много православных?
Закручинились и остальные князья. Полуразрушенный город являлся для них живым укором.
— Кого ж назначишь ты здесь князем? — спросил Давид Ростиславович, надеявшийся, что выбор Андрея падет на него.
Андрей, не желая выдавать князьям своих планов, уклончиво ответил:
— Кого Бог соизволит!
Он понимал, что древний Киев потерял свое вековое старейшинство. Он мог посадить на киевский стол какого-нибудь незначительного князя, послушного его воле. Потерявший свое значение от междоусобиц русских князей город не был страшен теперь Андрею. Но все-таки выбор пал на брата Глеба.
Выбор не был особенно приятен другим князьям, надеявшимся получить киевский стол. Андрею нужно было вознаградить их.
— Князья! — обратился он к своим союзникам. — Я приглашаю вас идти вместе со мною на Новгород!..
Князья, обрадованные этим предложением, охотно согласились.
— Да, уж пора проучить новгородцев: зазнались они! — сказал Олег.
Он думал, что, захватив Новгород, Андрей посадит на новгородский стол его брата, Игоря. Ту же надежду питали и другие союзные князья, владевшие малыми уделами.
— Как поступить, други, с княгиней, женой Мстислава? — спросил снова Андрей.
— Негоже будет изобидеть ее! — отозвался Владимир Андреевич. — Отошлем ее вместе с сыном к мужу! Мы с бабами не воюем…
— Сынишку-то попридержать бы надо: пусть заложником будет! — заметил Рюрик Ростиславич.
— Бог с ним, — благодушно решил Андрей, — отпустим его! Мстиславу теперь уж не подняться!
И семья бывшего киевского князя была отпущена.
Мечты Андрея сбылись. Юг был обессилен, разбит и посрамлен. Ничто не мешало северным городам усиливать свое могущество, расти и богатеть.
Андрей хорошо понимал, что он теперь самый сильный и влиятельный из князей и ему должны подчиняться остальные.
Оставаться дольше в Южной Руси ему было незачем, он торопился двинуться к Новгороду, чтобы скорее покончить с ним. Посадив Глеба на киевский стол, предоставив ему возобновлять полуразрушенный город, суздальский князь вместе с союзными ратями двинулся на север.
Андрею необходимо было зайти к себе во Владимир, чтобы пополнить свою рать, часть которой полегла под стенами Киева.
XXV
Грустными возвращались названые братья и Марина. Следы пропавшей без вести Елены не были найдены.
Какая-то тайная сила удерживала девушку открыться братьям, и они по-прежнему считали ее княжим отроком. Полная неожиданностей боевая жизнь заставляла Марину забывать свой пол, она делила наравне с другими дружинниками все трудности и невзгоды похода.
Нередко, желая развлечься, приглашал ее князь Андрей и заставлял играть на гуслях. Отдавшись мыслям об исчезнувшей матери, девушка выливала свою скорбь в печальных звуках инструмента, в них находила она отраду и забвение своему горю.
— Ты еще искуснее стал играть, Максим! — заметил князь, прислушиваясь к мелодичным звукам инструмента. — Чую, что на душе твоей какое-то горе… Откройся мне, Максим!
— Родимую я потерял, княже!
— А где же она была?
— В Киеве… — тихо проговорила девушка и залилась слезами.
— Жалею я тебя, отрок! Но горю твоему помочь мне не можно. Сколь времени ее ты не видел?
— Давно уж, княже!.. Она пропала во время осады.
— Я заменю тебе родимую! — ласково проговорил Андрей, кладя свою руку на смуглую голову девушки.
Марина все еще боялась открыться в своем обмане князю, какой-то стыд удерживал девушку от признания.
Возвратившись во Владимир, она навестила своего учителя, старого изографа Мирона, очень обрадовавшегося свиданию с ней.
— Поди, теперь разучился ты, Максим, писать святые иконы? Руки в ратном деле, поди, загрубели?
— Нет, дедушка, могу хоть сейчас: я в битвах не был, — и она рассказала ему свои похождения в Киеве.