Страница 40 из 50
Мэдж пробормотала: «О, благодарю, мадам Элфредж», а Эдварду: «Я буду готова через минуту», и скрылась в недрах магазина.
Эдвард, ошарашенный тем, как мадам подчеркнула слово «друг», стоял в неловком ожидании. Мадам Элфредж уже собиралась вступить с ним в игривую беседу, когда дверь магазина отворилась, пропуская элегантную женщину с китайским мопсом. Деловое чутье бросило мадам Элфредж навстречу вошедшей.
Мэдж вернулась уже в макинтоше. Эдвард взял ее под руку и они вышли на улицу.
— Бог мой, — произнес он, — так вот что тебе приходится терпеть? Я слышал, что тебе говорила за занавеской эта скотина. Как ты можешь мириться с подобным, Мэдж? Почему ты не швырнула эти дурацкие платья ей в физиономию?
— Я живо бы вылетела, если бы делала такие вещи.
— Но разве тебе не хочется это сделать?
Мэдж глубоко вздохнула.
— Конечно, да. Особенно в конце жаркой недели во время летних распродаж, когда я боюсь в один прекрасный день сорваться. Тогда я начну говорить каждой, куда именно ей следовало бы убраться, вместо «Да, мадам», «Нет, мадам», «Я поищу что-нибудь еще, мадам».
— Дорогая Мэдж, малышка Мэдж, ты не можешь мириться со всем этим.
Мэдж слабо улыбнулась.
— Не переживай, Эдвард. Чего ради ты решил приехать? Почему не позвонил?
— Я хотел взглянуть своими глазами. У меня душа была не на месте.
Он было умолк, но его прорвало:
— Подумай, разве Люси стала бы говорить с судомойкой так, как эта женщина говорила с тобой? Совершенно ненормально, что ты должна мириться с грубостью и хамством. Господи, Мэдж, как бы я хотел увезти тебя подальше от всего этого, в Айнсвик. Взял бы такси, запихал бы тебя в него и, не теряя времени, поездом в 2.15 — прямехонько в Айнсвик.
Мэдж остановилась. Ее напускного безразличия как не бывало. Сегодня у нее была изнурительная первая половина дня — покупатели тяжелые, и мадам совсем задергала ее. С внезапной вспышкой злости она повернулась к Эдварду.
— И что тебе мешает? Здесь полно такси.
Он не сводил с нее глаз, озадаченный этим неожиданным гневом. Она продолжала, все больше распаляясь:
— Зачем являться и говорить такие вещи? Ты же не имеешь их в виду всерьез! Ты думаешь, что после адского утра мне сразу же полегчает, едва мне напомнят о существовании таких мест, как Айнсвик? Уж не считаешь ли ты меня признательной за такой лепет о том, как охотно ты бы забрал меня отсюда? До чего благостно и фальшиво! Ты ведь ни одного слова не подразумевал буквально. А знаешь ли ты, что я бы душу свою продала за то, чтобы поспеть к поезду в 2.15? Мне невыносимо даже думать об Айнсвике, понимаешь? У тебя были добрые намерения, но ты жесток, Эдвард! Сказать такую… такое…
Они стояли друг против друга, мешая толпе служащих Шафтсбери-авеню, спешащих перекусить. Но они не видели никого вокруг. Эдвард, не отрываясь, глядел на нее, словно внезапно разбуженный.
— Ну что ж, черт побери, — сказал он. — Мы едем в Айнсвик в 2.15.
И он тростью подозвал проезжавшее такси. Машина подкатила к панели, Эдвард открыл дверь, и Мэдж, немного оглушенная, села. «Паддингтонский вокзал», — распорядился Эдвард, усаживаясь рядом.
Они ехали молча. Губы Мэдж были крепко сжаты, а в глазах был бунт и вызов. Эдвард глядел прямо перед собой. Когда они томились у светофора на Оксфорд-стрит, Мэдж сказала агрессивно:
— Я, кажется, втянула тебя в игру.
— Это не игра, — коротко ответил Эдвард.
Такси рывком тронулось с места. Но лишь когда оно свернуло налево, по Эджвэйр-Роуд к Кембриджской Аллее, к Эдварду как-то сразу вернулось нормальное восприятие жизни.
— Нам не поспеть на 2.15, — сказал он и постучал по стеклу, отгораживающему сиденье водителя. — К «Беркли», пожалуйста.
— Почему это мы не поспеем? — холодно спросила Мэдж. — Сейчас двадцать пять второго.
Эдвард улыбнулся.
— У тебя с собой ничего нет, малышка Мэдж. Ни ночных рубашек, ни зубной щетки, ни тапочек. Знаешь, есть еще поезд в 4.15. А пока мы позавтракаем и все обговорим.
Мэдж вздохнула:
— Это так на тебя похоже, Эдвард, — не забыть практической стороны. На порывах далеко не уедешь, верно? Ну да ладно! Это был хороший сон, покуда он снился.
Она вложила свою руку в его и улыбнулась прежней улыбкой.
— Прости, что я набросилась на тебя, как торговка рыбой, — сказала она. — Но знаешь, Эдвард, ты вывел меня из себя.
— Да, — сказал он. — Наверное.
В «Беркли» они вошли под руку, оживленные. Они выбрали столик у окна, и Эдвард заказал превосходный завтрак.
Когда с цыпленком было покончено, Мэдж вздохнула и сказала:
— Мне надо спешить в магазин. Мое время истекает.
— Ты обязана сегодня хорошо провести время сверх своего перерыва, даже если мне по возвращении придется купить половину платьев в твоем магазине.
— Эдвард, милый, ты прелесть, честное слово.
После блинчиков официант принес им кофе. Размешивая ложечкой сахар, Эдвард мягко спросил:
— Ты по-настоящему любишь Айнсвик?
— Нам обязательно говорить об Айнсвике? Я выжила, хоть поезд в 2.15 ушел без нас, и отдаю себе отчет, что о следующем нет и речи, но не надо посыпать рану солью.
Эдвард улыбнулся:
— Нет, я не предлагаю ехать в 4.15. Но я зову тебя в Айнсвик, Мэдж. Я зову тебя туда насовсем — в случае, если ты сумеешь выносить меня.
Она впилась в него взглядом поверх кофейной чашки. Поставила чашку, умудрившись даже сохранить твердость руки.
— Что ты хочешь этим сказать, Эдвард?
— Я предлагаю тебе выйти за меня, Мэдж. Я не думаю, что это очень романтическое предложение. Я скучный малый, знаю, и от меня мало проку в чем бы то ни было. Я только читаю книги и слоняюсь. Но хоть я и не слишком упоительная личность, мы знаем друг друга и, наверное, сам Айнсвик… ну, в общем искупит остальное. Я думаю, ты будешь счастлива в Айнсвике. Ты согласна, Мэдж?
У Мэдж перехватило дыхание.
— Но я думала… Генриетта, — она осеклась.
Эдвард ответил ровным и невозмутимым голосом:
— Да, я трижды делал предложение Генриетте и трижды получал отказ. Генриетта знает, чего она не хочет, — Эдвард помолчал. — Итак, милая Мэдж, как мы решим?
Мэдж подняла на него глаза. Голос ее прерывался.
— Это кажется таким неправдоподобным, когда тебе предлагают, что называется, небеса на блюде, да еще в «Беркли»!
Его лицо прояснилось. На миг он накрыл рукой ее руку.
— Небеса на блюде, — повторил он. — Вот что ты испытываешь к Айнсвику. Я рад.
Счастье снизошло на них. Эдвард оплатил счет, добавив щедрые чаевые. Людей в ресторане поубавилось.
— Нам пора, — сказала Мэдж с усилием. — Я думаю, надо пойти к «мадам». Она все же рассчитывает на меня. Не могу я взять да и уйти.
— Нет, я полагаю, следует явиться и выйти в отставку, или как это у вас называется? Вручить уведомление? Но уж работать там ты больше не будешь. Я не хочу этого. Но сперва, я думаю, нам лучше отправиться в одну из этих лавок на Бонд-стрит, где продаются кольца.
— Кольца?
— Так заведено, разве нет?
Мэдж засмеялась.
В тусклом свете лавки ювелира Мэдж и Эдвард склонились над выдвижным лотком с лучистыми обручальными кольцами, а молчаливый приказчик доброжелательно наблюдал за ними.
— Только не изумруды, — сказал Эдвард, отодвигая обитый бархатом лоток.
Генриетта в зеленом твиде… Генриетта в вечернем платье словно из китайского нефрита… Да, только не изумруды. Мэдж удерживала, как могла, крохотную, клюющую боль в сердце.
— Выбери для меня сам, — сказала она Эдварду.
Он наклонился над лотком и взял кольцо с одним бриллиантом. Не очень крупным, но прекрасного оттенка и пламени.
— Мне нравится это.
Мэдж кивнула. Она лишний раз убедилась в том, какой у Эдварда безупречный вкус. Она надела кольцо на палец, а приказчик с Эдвардом отошли в сторонку.
Эдвард выписал чек на триста сорок два фунта и с улыбкой вернулся к Мэдж.
— Пойдем-ка, — сказал он, — и будем безжалостны с мадам Элфредж.