Ретроспект: Пепел

- Скоро рассвет. Мертвый рассвет. Аллегория конца света.

- Надеюсь, не про нас – потирая затекшее тело, ответил Звездочет – хотя характер руин утверждает обратное.

- И давно ты догадался? – Вишневский, раскуривая сигарету, бросил на разведчика острый взгляд.

- Как только увидел. Агарти это мы сами. Нет никаких зеленых человечков, могучих космических цивилизаций, только бесконечная человеческая глупость. Бесконечная, одна на все варианты бытия. Возможно, они отстоят от нас на тысячи лет, но они не меньшие глупцы, нежели мы.

- А что ты хочешь? Пока вместо пророков и гениев человечество будет рождать диктаторов так и будет. И ничего не изменится, ни спустя тысячи, ни спустя миллионы лет. Нас ждет та же судьба, или повзрослеем, или та же, как они.

Збигнев заворочался, буркнул в адрес мешающих спать и засопел, вцепившись в теплую шерсть кеноида. Вишневский принялся будить остальных. По пути в город Звездочет успел убедиться, что весь приобретенный им в Зоне опыт, позволил бы ему выжить здесь в лучшем случае пять минут. Таких аномалий он никогда не видел: они могли появиться из ниоткуда, сгуститься из воздуха, ударить из-под выветренной скальной породы, заворочатся в пепле клубком бесформов. Впрочем, бесформов они опасались меньше всего. Аметист, не вдаваясь в долгие рассуждения, делал «мертвое» бесповоротно мертвым куда лучше пульсара. И, несмотря на то, что он на дух его не переносил, вызвался идти в Севастополь, а Грей отправился с Мистралем на плато, проверить версию о ириниевой червоточине. Каким-то образом она проникала на Землю, это было так же важно, как и поиски следов. После реконструкции памяти Мистраль изменился. Молчаливый и замкнутый, обходился за день парой слов, предпочитая не говорить, а действовать. Глядя, как он проходит по смертельной пустоши Звездочет завидовал белой завистью, понимая, что рядом с ним его опыт не стоит выеденного яйца, хотя совсем недавно наивный Лист совершал простейшие промахи. Но то было на Земле. Далекой, возможно, утерянной навсегда.

Звездочет вытолкнул археолога вперед и вышел из пещеры. Вне города ночи на Агарти смертельны, иных не бывает. Им повезло влететь в расщелину до того, как взлетевшая волна бесформов принялась глодать уступ. Шерсть на кеноиде вздыбилась, и он полночи отгонял кружащую стаю. Кроме мертвых на вид глыб они умели мимикрировать в некие летающие конструкции, иного обозначения угловатых форм найти было невозможно. Тогда становилось совсем плохо, мало что они ползли по земле, так еще норовили зайти с воздуха и приходилось ловить в прицел хаотично мечущийся зигзаг. Настоящий ад, идеальное место для проклятых душ. Археолог что-то показал на карте и махнул вперед. Куда указывал, понять было невозможно, во все стороны тянулись засыпанные слоем белесых хлопьев руины. Непонятно как сталкеры-кроты ориентировались среди мешанины пепла и бетона. Завалы шли, насколько хватало глаз, лишь изредка попадались уцелевшие проемы окон. Он невольно прикидывал сколько надо килотонн, что бы разрушить множество жизней, развеять в прах и пустить по ветру чьи-то мечты и судьбы? Не так уж и много. Всегда найдется должное оправдание для упреждающего удара. Но сила, ударившая по городу, была куда могущественнее, чем ядерное оружие, она сминала не только физическое пространство, усевая гибельной радиацией, она стирала любое проявление жизни. Называть жизнью бесформов язык не поворачивался даже у Аметиста.

- Возле города искать бесполезно - бросил Вишневский – «кроты» излазили тут вдоль и в поперек, но ничего даже отдаленно напоминающее чужие следы, не видели. Как-то не спокойно на душе, пора возвращаться на «Рузвельт». Стоит расспросить Мак-Грегора, он вполне мог видеть что-то подобное.

- Каким образом, они же почти не выходят на берег? – спросил Звездочет, насторожено всматриваясь в слой пепла.

- Юсовцы отказались поверить в происходящее даже после увиденного - Вишневский махнул и бойцы растянулись цепью - это было похоже на начало третьей мировой, а не на сдвиг. Вначале они уплыли домой.

Солнце нехотя выглянуло из-за горизонта, обличив крадущиеся с моря языки тумана. Отбрасываемые руинами угольные тени контрастировали с кровавым отблеском зари. В этом мире осталось всего три цвета: черный, багровый и серый. Остальные съежились и стерлись, уступив место погребальным тонам. Жизнь изобилует множеством красок, а смерть на диво скромна, да и зачем тратится на буйство цветов там, где их некому оценить.

Припортовая часть почти не пострадала. Дома зияли огромными змеевидными трещинами, отошедшими панелями, светя обрушившимися лестничными пролетами, но все же стояли. Стояли, несмотря на пронесшуюся бурю раскатавшую другие части города в щебень. Звездочет оглянулся. Да, это отсюда Мистраль транслировал видение утерянного города и пирса, о который бились гнилые мертвые волны. Он усмехнулся. Не поймать его мыслеобразы не мог только глухой на всю голову, такой как путники. Ему хватило даже мимолетного знакомства с Доктором, что бы разбудить латентное способности которые, по уверениям, дремали в абсолютно каждом человеке. Ну а как иначе объяснить феноменальную везучесть и осторожность? До лесников, конечно, ему было далеко, но даже этого малого хватило, что бы смотреть по-другому, сдвинувшись с позиции атеизма в сторону многомерности бытия. Это здесь: волны все также лениво колотили о пирс, где-то вдалеке ветер трепал лист кровельного железа, а вдоль улицы стояли закрученные штопором фонарные столбы. Действительно, очень похоже на Припять, если не брать во внимание пирс и высившуюся в отдалении громаду авианосца. Непонятно отчего, но его атомные реакторы продолжали работать даже тогда, когда дизельная и прочая техника оставалась кучей мертвого железа. До той поры, пока их не выбросили, и не установили преобразовательные установки на ириние, занимавшие объем чуть больше спичечного коробка. Он оглянулся на военных. Те стояли в стороне  и курили, поджидая приближающуюся точку катера, не выпуская из рук пульсары. Это правильно, по-нашему: стрелять первым, а думать потом, когда останется чем. Что думать о мире, если тебя сжирают за доли секунды и толку от твоей смерти немного. Аметист перепрыгивал через проплешины воды, возвращаясь со стороны загнутого полукругом залива, уходящего влево и отдающего тусклым серебряным цветом. Ириний устилал морское побережье словно обычный песок. А может это и был песок трансмутировавший после апокалипсиса. Единственное свидетельство, оставшееся от некогда могучей цивилизации канувшей в лету. Збигнев утверждал о руинах, постройках, но здесь их не нашли. Кроме всколыхнувшегося психополя ненависти и страха, подпитавших переход, должно быть что-то еще, некий катализатор, инициировавший, образовавший и направивший прокол Земля-Агарти в нужном направлении. Кто знает, может Агарти вовсе не одна, а как утверждали Доктор и Полина их целый спектр вероятностей, соединенных в нижней точке перехода.

 - Нижней... - прошептал внезапному озарению Звездочет – если Агарти нижняя точка вселенского уравнения, то непременно должна быть и высшая, точка оптимального воздействия, матричный вариант с наименьшим отклонением.

Он хотел поделиться этой мыслью с трусящим навстречу Аметистом, как пространство завертелось теряя ориентиры, уши заложило от ощущения скорости, перед глазами полыхнула вспышка и он потерял сознание.

- Эпилог - 

Беспамятство продолжалось несколько мгновений, сознание словно прошло сквозь завесу, и он оказался в неком помещении. Стены отливали металлическим блеском, даже поверхностного взгляда хватало, что бы понять из чего они состоят. Ириний. Он обвел глазами небольшую круглую комнату взглядом и наткнулся на грустный взгляд кеноида.

- Аметист, где мы?

- Точка нуля, ты первый догадался. Здесь все завязано на человека, и активизировать ее должны именно вы, люди.

- Ты говоришь будто… - начал Звездочет и осекся, сраженный догадкой – вы не собаки… вернее не совсем.