Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 52



Семецкий кивнул и молодой постулатовец безмолвно стоящий у стены протянул Вересу пистолет.

Верес отрицательно покивал головой:

- Я не знаю, я не судья, не имею представления, как бы я поступил на вашем месте, но вы ведь все равно не умрете, сталкеры говорят, вы попросили у Постулата бессмертие.

Семецкий измучено улыбнулся и поднял полные боли глаза:

- Увольте меня от этого, вечно жить и нести на себе такую ответственность? Знаете, каких усилий стоит нам просчитать даже одно минимальное воздействие, каких сил, стольких жертв стоило в образовавшейся Зоне настроить постулат на волну «сияния», чтобы не допустить адекватного ответа на ядерный удар штатов? Постулат не игрушка, а невиданная мощь, которой необходимо бережно управлять и охранять. Его нельзя все время держать включенным, это не планета Саракш из «Обитаемого острова» Стругацких, это Земля и люди сами должны научиться ценить то, что имеют. Тот день, когда я отключу рубильник и разрушу установку Постулата, будет самым счастливым моим днем, а пока я должен его охранять и не допустить что бы он попал в алчные руки.

- А как же все те спецназовцы, они могут уйти при желании?

- Пусть лучше он ответит – Семецкий указал на бледного постулатовца – Сережа, ты можешь идти, если захочешь.

- Подожди, Сережа, случайно не Понырев?

- Понырев – кивнул молодой постулатовец – а откуда вы меня знаете?

- Как не знать - Шуня и твой брат, Олег, пол Зоны перевернули, разыскивая тебя, а ты вот где, оказывается.

- Юрий Михайлович, можно? – скосил на Семецкого полные надежды глаза Понырев – я вернусь, я обязательно вернусь, они же не знают правды, считают врагами, на знают что творится в Зоне и скольких ребят мы теряем отражая выворотников.

- Конечно, иди, Сережа – но только не сейчас, надвигается прорыв, а для них он смертелен, их не коснулся свет «истины».

 Из-за дверей послышалось шаги и в комнату, сморкаясь в огромный клетчатый платок, вошел облаченный в черные как ночь доспехи сталкер и вдруг рухнул, рыдая, в объятья обалдевшего разведчика:

- Боже, какая драма, какая драма! Я весь обрыдался, каков драматург, а?

- Вы вообще кто будете? – Верес изумленно посмотрел на незнакомца.

- Так сталкер я, красный – незнакомец спрятал платок, смахивая набежавшие слезы.

- А почему тогда в черном, если красный?

- Не комильфо - в советской стране и вдруг черный сталкер, это детская страшилка получается. Красный, интерпретация  от английского - «рэд», а вообще при жизни Родионом Шубиным звали.

- Шухов! – прошипел при виде черного сталкера Семецкий.

- Ну да, Шухов. Однако, какая речь, Юра, видишь даже я, и то в слезах. Только сам-то ты в это веришь? Конечно же, веришь! Ты так вжился в эту роль шекспировского героя, что без пол литру тут никак не разобраться. Даже Верес и тот подумывал уже оказывать постулату посильную и сознательную помощь.

- Что тут происходит? – вопросительно посмотрел на Семецкого разведчик.



- Да врет он, врет и не краснеет – ответил Шухов и посмотрел на постулатовца у стены потянувшегося за оружием, тот сдавлено булькнул и начал оседать на пол - Юра, а вот кнопочку нажимать не стоит, ну погибнут же зазря твои ребятки, зачем тебе новая кровь на руках?

- Привет, Рэд, что то ты долго – вдруг бросила Полина, подмигнув вконец обалдевшему разведчику.

- Так стреляли, и пока ты им объяснишь, кто тут главный, умаешься.

Семецкий попробовал было встать из-за стола, но Шухов пренебрежительно махнул рукой, и его припечатало обратно.

- Вижу, вы тут весьма полезно и увлекательно проводили время. Если ложь перемешать с правдой, то получается очень убедительно и правдоподобно, а если при этом еще нацепить ореол мученика и героя, так вообще шедевр выходит.

Шухов сел на диван рядом с Вересом и начал:

- Все что он сказал - чистая правда, кроме него самого. Рыльцо в пушку по самую макушку, или ты думал, я исчез? Дело было так. Прочитал наш Юра доклад красна девицы, и взяла его за горло жаба лютая, жаба лютая и сурьезная – тщеславие называется и жажда власти иже с нею. Всю жизнь подхалимом был, по чужим спинам вскарабкивался да подсиживал, и вдруг такой шанс! Ясное дело, задурил девке голову, да и устроил ей несчастный случай на производстве и вовсе не случайно, а намеренно, и я, как бывший комендант объекта Экс-три, мог бы сейчас взять его за шкирку и наказать по полной. Определил он ее в медчасть, посадил на иглу и решил все сойдет с рук, да только неувязочка одна образовалась. Полина натура романтическая и мечтательная, все мечтала о счастье для всех, светлом Ефремовском будущем, и ее маленькая «линзочка», позже притыренная нашим Юрочкой, дала ей вечную молодость, неуязвимость и вечно здоровый румянец. Но Юрочка как был бездарью, так ею и остался - не удосужившись разобраться, что к чему, попробовал на ней обкатать «постулат», плод своей никчемной, подлой личности. Ничего из этого не вышло, ибо шло в разрез с исполнением ее желания, но Полинка у нас девка смекалистая, и сразу поняла, как надо реагировать на ключевую фразу «сияние истины». Память ей повредило уже при образовании Зоны, но это цветочки, если учесть что другие, не прошедшие через «постулат» вообще умерли страшной смертью.

- Так «линза» Полины стала служить Семецкому?

- Нет, он долго ее пытался приручить, но та от него ушла, и он пол года искал ключи к другой. Если разобраться, то «линза» не живое существо, а канал в информационное поле планеты, что фокусируется на одном единственном человеке-операторе. И что есть в человеке, то и усилится в «линзе», а поток силы воплотит это в жизнь.

- Тогда что такое Постулат  и откуда вообще он взялся?

- Смотрите – черный сталкер взял со стола листок бумаги – «сияние» это информационное поле, поток чистой первозданной силы, работать с которой наше человечество пока что неготово, и не будет готово до тех пор, пока будут вот такие личности как Юрик. Тень на полу – это Постулат, проекция потока преломленного нашим восприятием.

- А листок?

- Листок это наше сознание, плоское, но у некоторых нет даже такого  - Шухов,  хихикнув, посмотрел на Семецкого.

- Так что просил Семецкий, власти?

- Точно. Причем власти абсолютной и поспешил сделать доклад заказчикам «Проекта», удалив все возможные упоминания о «линзах», приписав создание «Постулата» своей гениальной личности. Позже он понял, что совершил ошибку,  что власть слишком лакомый кусок, что бы отдать ее кому бы то ни было, и обработал попутно всех попавшихся под руку. Дошло до того, что его «линза» до такой степени напиталась всей этой жижей, что стала проявленной, обретя подобие искаженной личности Семецкого. Уподобившись своему оператору, Постулат решил обойтись без него, и начал стягивать всю энергию на себя, выходя из-под контроля. Думаете, к кому прибежал тогда  Юрик? На Экс-три было всего несколько необработанных «постулатом» человек - я и Журбин, приехавшие к началу всей этой свистопляски. Смотрим, мама дорогая – над Экс-три висит черный хобот от земли до неба, вроде водоворота. Юрик в кабинете заперся и зубами стучит от страха. Выбили мы дверь, сгребли его за грудки и в пультовую, а там сгусток громадный среди зала пульсирует и вопрошает громовым голосом о желании. Народ весь в отключке валяется - нечего исполнять. Вспомнил я тогда слова Рэда Шугарта из книжки и попросил… счастья всем, даром – но да будет каждому по совести! Юрик про все власть что-то блеял и на коленях ползал, а Журбин хмурился и все хотел понять людей, что же ими движет, раз довели до такого. Потом как загрохотало все и волной через нас пронеслось. Жуть, в общем. Дальше какой-то умник с Экс-один  по нам излучателем ударил, не иначе как со страху. Вот так собственно и возникла Зона.

- И что дальше? – Верес скептически посмотрел на ерзающего Семецкого.

- А дальше наши желания исполнились, все четыре.

- Как четыре? Нас же три человека было в фокусе – просипел глава постулата.

- А кто тебе сказал, что сознание должно быть непременно человеческим? Хватило того, что Кайман очень хотел понимать других. Он получил просимое – эксперимент Журбина увенчался успехом и даже более. Но так как человеческое сознание отталкивается в своем миропонимании от четырех основ – то вслед за притянутым вплоть до земли извращенным тобою контуром веры, для соблюдения равновесия начали проявляться еще три недостающих грани.