Ступени в вечность

Людмила Минич

СТУПЕНИ В ВЕЧНОСТЬ

Глава 1

Встреча в пустоши

Он наткнулся на неё почти случайно. Полосы Молочного Света в небе необычайно ярки сегодня, но в извечном сером сумраке Времени Холодов, укравшем солнце много дней назад, вперёд видно недалеко. Тем более в холмах. Но он не пропустил её молчаливого зова и развернул своего неповоротливого тарпа, меняя направление. Усмехнулся. Обычные глаза вскоре станут помехой. Они как черные бездонные дыры, куда бесцельно вытекает драгоценная сила его источника… Да, он непременно проследовал бы мимо, предоставив путницу своей судьбе, если бы не Нить. Она вибрировала и пела, призывая туда, подсказывая, что цель близка, что Ключ, быть может, почти уже найден. Он там, впереди.

Мари́тха замерла возле неподвижной туши своего облезлого тарпа. Старика ей так и не удалось вытащить из-под громадины, прежде чем тот испустил дух. Его тело все ещё торчало из-под бурого мехового бока огромного зверя. Песчинки времени шуршали одна за одной, а девушка продолжала робко топтаться на месте, в отчаяний стискивая свой объёмистый узел, не решаясь сделать ни шага в сторону по пустоши, мёрзлой, темной и безлюдной на несколько дней пешего пути. Да и куда идти? Дороги в Таба́лу она не знает. А и знала бы — ей пешей не добраться. И ещё… — её передёрнуло от ужаса — где-то в округе рыщут гора́кхи, огромные, страшные.

Маритха сдёрнула рукавицу, стянула наличник, спешно вытерла глаза, уже заледеневшие на холоде, но слезы выступили вновь. Никто её не спасёт. И это всего в одном переходе от Табалы! От её Игана, долгожданного дорогого Игана! В одном шаге! Пройти, так много и пропасть в холодной пустоши в одном шаге от счастья!

Против воли она зарыдала ещё сильнее. Вытянула из узла с пожитками первую попавшуюся одёжку, уткнулась в неё лицом. Ну же, Маритха, ты прошла так много, не хватает замёрзнуть прямо тут, не сделав и шага!

— Не хватает замёрзнуть… прямо тут… — прошептала она в тряпку, давясь словами, силясь себя ободрить.

На тарпе остались сумки проводника… ему теперь ни к чему уже… а там еда, жир, лепёшки сушёного мха, огненные камни… И она сама пойдёт через пустошь… Ведь у неё ещё последняя надежда есть, амулет против горакхов. С ним смело идти можно. Она за него последнее золото выложила, все, что от матери осталось. Сама пойдёт…

Девушка взвыла, захлёбываясь слезами. Сама, одна, о Бессмертные! Да что ж это такое, что за беда такая, что за жестокость! За что это ей?! Ей, Маритхе, что никогда ничего худого не делала! Жалко-то как, ох как жалко! Как же пропадать не хочется!.. Не хочется, Бессмертные! Помогите, не оставьте, каждый день буду вас поминать! Каждое утро начинать с благодарения! Пожалейте бедную Маритху! Перенесите к воротам Табалы!

Девушка подскочила, резко оглянулась на звук. Нет, не обман, её на самом деле окликнули. Откуда тут всадник на тарпе взялся, посреди пустоши да без всякого шума, так что она и не почуяла? Неужто Бессмертные Маритху услыхали?

Она поспешно отёрла заплаканное лицо промокшей тканью и, морщась от рези в глазах, воззрилась снизу вверх на незнакомца, восседавшего на спине огромного роскошного тарпа впереди просторных носилок. Мертвенный, дрожащий свет Молочных Полос, прочерченных в небе Бессмертными, играл на диковинном шарфе поверх мехового одеяния пришельца. Необычная ткань почти целиком скрывала лицо незнакомца, да и отсюда его не очень-то видать в здешнем сумраке, но… ведь он послан Бессмертными.

Девушка затрепетала. Никогда бы не поверила, что такое бывает. Что и вправду случается. И все ради неё, Маритхи!

— Так что у тебя случилось, женщина? — повторил нежданный спаситель. — Онемела?

Маритха и в самом деле онемела от восторга. Ничего даже выдавить из себя не могла. А может, хвалу Бессмертным сначала воздать надо? Вдруг они рассердятся и все исчезнет?

— Все слова отрезало? — насмешливо бросил всадник. — Не бойся, я не с Той Стороны. В Табалу добирался и твои рыдания услыхал в этой мути. Повезло тебе, женщина, неслыханно повезло. Наверно, на всю Пограничную Пустошь только ты да я остались. И горакхи. — И ещё насмешливее прибавил: — Что молчишь? Зря, что ли, я спешил, с пути свернул? Может, тебе и помощь не нужна?

Девушка не смогла сдержать вздоха разочарования. Вон как получилось, повезло ей просто. А она-то, глупая, почти уж в чудо поверила. Что этим Бессмертным до неё, Маритхи, с её-то счастьем худым?

А что ж теперь? Она маялась, не решаясь голоса подать. Помощь ей нужна, ох как нужна! Да заплатить незнакомцу нечем. А кто ж за так помогать будет? За доброе слово, что ли? Или за глаза её пепельные, как спины окрестных холмов в этом сумраке? Нечем платить, кроме… Девушка вздохнула. Столько хоронилась, столько береглась для Игана, что ей в мужья отцом и матерью назначен, и вот… И беречься-то не стоило. Тогда б от одной только мысли о незнакомце на тарпе не била бы дрожь, не слабели бы колени. А так… непривычна она. Такую дорогу пройти — и в одном шаге от Табалы не уберечься! Но не умирать же в пустоши… Только бы до города добраться, а там, может, и ускользнуть удастся. Или как-нибудь договориться. Может статься, Бессмертные все-таки её не оставят.

— Нужна… Нужна помощь, — еле разлепила она не послушные губы. — Только вот…

И тут девушка радостно вскинулась, припомнив о последнем своём сокровище.

— У меня ж амулет есть! Против горакхов! Настоящий! Это такая вещь могучая! Уж его-то хозяина эти твари ни за что не тронут! Вот как до Табалы доберёмся, так я тебе его сразу и отдам. Подарю!

Незнакомец расхохотался, и Маритха опять задрожала. Она-то уж подумала, что спасена, что отвертелась. Но смеялся путник неопасно. Раскатисто, громко, весело, даже беспечно. Давно уже она не слыхала такого хорошего смеха.

— Нет, правда, подарю, — упавшим голосом лепетала девушка, прижимая свой узел к груди, будто защищаясь. — Он самый настоящий… Мне бы только до Табалы добраться… а то бы ни за что не отдала!

Незнакомец вновь разразился смехом, но нехорошо уже, обидно.

— И где же ты добыла такую ценность? — бросил сверху вниз.

— В Бара́хе купила, — прошуршала Маритха совсем уж тихо, — Ты не думай, я много за него отдала! — вознамерилась она убедить нежданного спутника. — Без него старик никак в эту пору в путь пускаться не хотел. Его при мне ещё двое купить хотели, очень хотели, все добавляли, добавляли… А я больше всех посулила, вот мне и достался! Так что ты не подумай… я тебя не хочу обвести. У меня на самом деле есть… Хочешь, покажу?

И сразу осеклась. А что, если отберёт сейчас незнакомец её сокровище, а глупую женщину в пустоши оставит? И кто её за язык потянул так не вовремя?

— И верно, все своё последнее богатство на том растеряла? — снова уронил путник сверху.

Не поймёшь, то ли расспрашивает, то ли насмехается. И зачем ему? Неужто всего оставшегося лишить хочет?

— Ага, — кивнула девушка, хотя в кошеле ещё болталось несколько золотых зёрен побольше, да поменьше — мелкая горстка, и пригоршня медных пластинок.

Это чтобы в Табалу войти да несколько дней перебыть, пока она Игана своего разыщет. А что до её кошеля незнакомцу? Сразу видно, не бедняк он. Богато убран. Странный шарф его яркой белой вязью расшит, и отсюда видать. Вон как серебрится. Верхний арча́х пушистый, добротный, богатый. А ворот-то какой! Вздымается сзади высоко да острыми перьями торчит, не гнётся, как попало — это туда не что иное, как настоящий ус горакха вшит. И в отвороты на шапке тоже. Маритха в этом толк знает. Уж её-то отец всяких колпаков, да шапок, да ещё много чего переделал, пока Бессмертные его Нить не оборвали — половину пустоши можно застелить.

Одно утешение, богатый незнакомец ей попался. Вон и носилки у него непростые… вроде ещё чем-то, кроме голых шкур, затянутые… Не очень-то видать отсюда… И тарп знатный, прямо небывало роскошный. Шерсть огромного зверя, свисавшая почти до земли, лоснилась так, точно он и в дороге не был. Точно кормили его чистым сушняком из её родного Предгорья, а не перегнившим колючим игольником, собранным в здешних пустошах. А ведь только таким кормом и потчуют их жители Барахи и всего Нагорья. Витые рога у самой основы толстенные, а кончики острые, как ножи. Молодой зверь ещё, сильный. Наверно, целую кучу золота за него пришлось отвесить, это не то что Маритхе за её крохи — дохлую развалину подсунули.