Страница 95 из 101
Невысокий и скучный с виду пришелец даже не потрудился назвать себя или хотя бы приказать освободить узнику рот. Так и взирал с высоты, рассматривая. Потом довел до ведома, что судьба пленника изменится, когда его преданность Одорно будет доказана всецело. А доказывать придется исключительно делами, и не раз. Теперь Илче предстояло быть самыми тайными глазами и ушами досточтимого тюремщика, затаенным свидетелем многих событий, больших и малых уговоров, сделок для нескольких достойных людей. Видно, они и провернули это скользкое дело в секрете ото всех. Пленнику вменялось в обязанность следить за мыслями противной стороны. Одорно - не последний в Краю Вольных Городов, у его жителей много недоброжелателей, даже, жутко сказать, врагов. Выявить их своевременно - значит не совершать ошибок, а знать истинные чаяния недругов - значит упрочить свое положение среди других равных по силе.
Все ли ясно "чародею"? Гость осведомился об этом с легкой издевкой, словно до конца и сам не верил в подобное чародейство. Требовал ответа, не допуская и тени отказа. Небрежно, вскользь упомянул о "доступных им средствах заставить любого строптивца". Илче и без того хорошо было известно, что такие способы найдутся в тайниках каждого их Вольных Городов, и у каждого свои, сомневаться тут не приходилось. И все равно, надо было отказаться, ведь что за судьба его ожидала? Никакой Жемчужины не надо, никаких пророчеств, и так понятно. Ну не впрямь же выправление теперешнего жалкого положения? Кто отпустит на волю знатока многих тайн? Даже если он всецело запятнает себя самыми черными делами?
Но Илча согласился, потому что внутри все еще жила безумная надежда. На чудо, на Жемчужину, даже на Дракона. Ведь не бросит же тот свое сокровище на произвол судьбы! И еще оставалась надежда на случай: его присутствие непременно когда-нибудь обнаружат, надо только постараться. Он даже не задумывался, так ли ему это на руку. Если тайной существования "провидца" владели лишь некоторые из советников, то не мешало посвятить в это и остальных. Пускай передерутся. Ведь так? Эх, дождаться б только этого случая.
Так Илча попал в утомительную круговерть. Его вытаскивали из колодца, вновь всовывали кляп, связывали руки и тайными переходами препровождали в какие-то клетушки с потайными окошками, сквозь которые вновь обездвиженный Илча мог смотреть и слушать. Его нынешние хозяева не упустили ничего. Оставалось надеяться, что со временем его перестанут то и дело спеленывать или хотя бы стеречь так усердно.
К счастью, "хозяева" многого от него не требовали. К тому времени ложь от правды Илча мог отличить без труда, тайный умысел видел сразу. Не всегда мог распознать какой, но дополнял свое незнание домыслами, отчасти надуманными, отчасти взятыми из всплывших в памяти историй или собственной жизни, богатой на приключения. Жемчужина давно уже приноровилась к Илче и не дарила непрошенных наваждений, не буйствовала в полную силу, просто горела - хоть и неровно, но ясно вполне. А большего для теперешней "службы" и не требовалось.
Все наблюдения, почерпнутые сквозь тайные дырки, приходилось записывать, в каменный колодец для того спускали все необходимое. Маленький человечек никак не желал говорить с "чародеем", опасаясь, видно, даже звука его голоса. Илче строжайше запрещалось открывать рот в его присутствии. Когда приходил тюремщик, кусок пергамента в корзине поднимали наверх, и "хозяин" самолично уносил его с собой.
Илча и не думал обманывать "хозяев", наоборот горел желанием показать себя с наилучшей стороны, чтобы заслужить послабление. Не знал он также, где допустил промашку, но однажды таки довелось испытать, что за "тайные средства" в здешних узилищах.
"Ты обманул нас, чародей, - бросил тогда с высоты его главный тюремщик, ничего не объясняя, - больше так не делай".
Илчу всего лишь раздели до пояса, легонько расцарапали ножом спину, грудь и плечи, потом смазали порезы терпко пахнущей жижей, приятно холодящей кожу, но что было потом! Такой боли он не знал никогда. Не представлял, что такая бывает. Корчился долго, помнил только что умолял убить его. Говорить после того не мог дня два, а то и больше - тут не разберешь.
В последнее время он все реже взывал к Нимоа, Дракону, справедливости, и гораздо чаще - к Ветру, утешаясь, гадая, как бы тот поступил. Уж он-то непременно нашел бы какой-нибудь выход! Однако после наказания Илча от странной неясности в голове долго не мог даже этого. Только мыслями обращался в прошлое, дивясь, как все могло так получиться. В чем его просчет, что удача опять повернулась… на этот раз даже не спиной, а чем похуже?
Тогда же его покинула надежда. Вдруг ушла, словно вытекла вместе с криками. Жемчужина с каждым днем показывала истину все явственнее, но становилась убийственно холодной и тяжелой. Временами голова от нее просто раскалывалась, и он не мог ни есть, ни пить, ни даже исполнять то, что требовали "хозяева".
Вместе с тем Илча стал осторожнее: старался не болтать лишнего, напрашиваясь на наказание, хоть и не знал, зачем ему понадобилось это новое послушание. Выпустить его не выпустят, сбежать отсюда - несбыточная мечта. Получалось что? Из страха перед новой болью? А стоило ли упираться? Теперь, когда мучители убедились в полезности "чародея", только попробуй воспротивиться - запытают, но не до смерти. И заставят. Жемчужина услужливо подсказывала, насылая новые видения. Впереди темнел колодец, из года в год, до полного безумия, что, на беду, наступит нескоро, - такую судьбу она пророчила. Или навевала.
Будь ты проклята!
Почему одним выпадает истинный дар, прекрасный, искрящийся, а другим - проклятие?
Он мерил каменный мешок шагами до полного изнеможения, но не мог заглушить отчаяния. Пытался отказаться от еды, но ему пообещали, что за неповиновением последует новое наказание, и он опять начал есть. Казалось, что день ото дня в колодце сгущается туча и глядит на Илчу со злобной радостью, впитывая каждый миг мучений. Иногда Илче чудилось, что это Жемчужина. Мстит за то, что он ее выбрал, унес из пещеры.
Чтобы отвлечься от злобного призрака, таящегося в его колодце, Илча принялся целыми днями разговаривать с Ветром, воображая его тут же, рядом. Изливая все свои беды, умоляя подсказать, есть ли еще путь к спасению. Дни шли, без счета и без надежды.
И вот однажды он услыхал странный шум. Он доносился откуда-то из верхних коридоров, точно сразу много людей шествовало, переговариваясь слишком громко, даже нарочито. Илча вскочил, поднял голову, вслушиваясь. Необычное дело, это же тишайшая часть подземелья, и кажется, вовсе запретная. Но еще необычнее отдавались мучительные толчки во лбу, точно Жемчужина рвалась навстречу чему-то знакомому, даже родному, намереваясь оставить опостылевшее тело.
- Ну же, помогай, смотри, - воскликнул Илча, пытаясь с ее помощью проникнуть в то, что происходит наверху.
Ощущение было такое, что от этого зависит жизнь, даже больше, но дар теплился еле-еле, уже давно неспособный жить в полную силу.
- Давай же, умоляю! Нимоа тебя заклинаю! - умолял Илча.
Там, сверху, где шум, переливалась ответная сила!
Тогда Илча принялся кричать, зная, что его одинокий голос не проникнет сквозь камень. Он должен докричаться!
Звуки, смутившие его покой, понемногу стали отдаляться. Жемчужина внутри тоже ослабела, словно отчаялась.
- Нет, только не сейчас, - прошептал Илча, бессильно опускаясь на холодный камень.
Потом, повинуясь внезапному порыву, позвал еще раз. Без ненужных криков, спокойно и даже отстраненно. И вновь услышал ответ. Гораздо дальше. Но его ждали, звали, искали.
На этот раз Илча не вскочил, даже не вздрогнул, а просто доверился Жемчужине. Издалека его звала неведомая сила, живая, близкая, толчками бьющая в голову и погружавшая в забытье, такое же, как в пещере Дракона.
И вот она вспыхнула явственно. Ярко-голубым.