Полночь

Когда Ломен вошел, Уорфи обернулся. Их глаза встретились, и они поняли друг друга без слов.

Услышав шаги Ломена или догадавшись о его приближении как-то иначе, Нелла Валдоски приоткрыла красные, опухшие от слез глаза. Она сохранила до сих пор свою привлекательность и прекрасные светлые волосы. Грубая природа не могла вылепить такое тонкое лицо, оно могло быть только шедевром гениального скульптора. Мягким, подрагивающим голосом она произнесла его имя:

— О Ломен!

Обойдя кровать, он приблизился и взял ее руку, протянутую к нему. Рука была влажной, холодной и дрожащей.

— Я собираюсь дать ей транквилизатор, — сказал Уорфи. — Ей надо успокоиться, а еще лучше — заснуть.

— Я не хочу спать, — отозвалась Нелла. — Я не могу спать. После этого… ни за что… никогда после этого.

— Успокойся. — Ломен слегка сжал ее руку. — Доктор Уорфи хочет тебе добра. Тебе будет лучше, Нелла.

Много лет Ломен был влюблен в эту женщину, жену своего друга, но ни разу не позволил своему чувству вырваться наружу. Он всегда убеждал себя, что это всего лишь платоническое влечение. Но, глядя на Неллу сейчас, он понимал — за этим влечением всегда была страсть.

Правда, тут нужна оговорка — теперь он не чувствовал ничего подобного, все было в прошлом, в его памяти. Любовь, страсть, его приятная меланхолическая привязанность исчезли, как и большинство других эмоций; он помнил о чувстве к Нелле, но оно принадлежало другому Ломену, который давно исчез, испарился, как душа, покинувшая мертвое тело.

Уорфи положил шприц на туалетный столик. Засучив рукав сорочки Неллы, он перетянул ее предплечье жгутом, чтобы сделать укол в вену.

Ватным тампоном, пропитанным спиртом, он протер место для укола. Нелла повернулась к Уоткинсу.

— Что нам теперь делать, Ломен?

— Все будет хорошо. — Он пожал ей руку.

— Нет-нет. Как ты можешь так говорить? Ведь Эдди умер. Он был таким славным, таким маленьким и славным, а теперь его нет. Хорошо уже не будет. Никогда.

— Совсем скоро ты почувствуешь себя лучше, — успокаивал ее Ломен, — ты и не заметишь, как боль пройдет. Все будет выглядеть иначе, чем теперь. Поверь мне.

Она заморгала и посмотрела на него, не понимая смысла его слов. Она еще не знала, что собираются с ней сделать.

Уорфи вонзил иглу в вену.

Нелла содрогнулась.

Золотистая жидкость вытекала из шприца, смешиваясь с ее кровью.

Она закрыла глаза и тихо заплакала. Плакала о страшной потере.

«Возможно, это лучше — не печалиться так, не любить так сильно», — подумал Ломен.

Шприц был пуст.

Уорфи вынул иглу.

Ломен вновь встретился с ним взглядом.

По телу Неллы прошла судорога.

Для обращения требовалось сделать еще два укола, и, кроме того, кто-нибудь должен был находиться рядом с Неллой в ближайшие два-три часа для того, чтобы она сама не причинила себе вреда. Превращение в Нового человека было мучительным процессом.

Неллу вновь сотрясла дрожь.

Уорфи повернул голову, и свет от лампы отразился в стеклах его очков, как в зеркалах, придавая ему зловещий вид. С каждым мгновением судороги становились все сильнее и продолжительнее.

— Что здесь происходит? — Вопрос прозвучал из уст Джорджа Валдоски, неожиданно появившегося в дверях.

Ломен так внимательно всматривался в лицо Неллы, что не расслышал шагов ее мужа. Он сразу поднялся и выпустил руку Неллы.

— Доктор считает, что она нуждается…

— А к чему эта игла для лошадиных доз? — спросил Джордж, показывая на огромный шприц. Сама игла была вполне обычного размера.

— Это транквилизатор, — пояснил Уорфи. — Ей нужно…

— Транквилизатор? — оборвал его Джордж. — Похоже, что вы вкололи ей дозу, которая свалит и быка.

Ломен вмешался:

— Послушай, Джордж, доктор знает, что он… Нелла сползла с подушек и вытянулась на кровати.

Ее тело неожиданно напряглось, пальцы сжались в кулаки, челюсти плотно сомкнулись. На шее и висках вздулись вены, было видно, что кровь хлещет по ним с бешеной скоростью. Глаза Неллы закатились, и она погрузилась в сумерки Великого обращения, на грань сознательного и бессознательного.

— Что с ней? — воскликнул Джордж.

Губы Неллы исказила гримаса боли, она издала странный, хриплый стон. Тело ее выгнулось дугой, касаясь постели лишь плечами и пятками. Казалось, бешеная энергия переполняет ее и не находит выхода. В какое-то мгновение страшная сила, похоже, была гаг това разорвать ее изнутри. Затем Нелла рухнула на кровать, содрогнулась, и все тело ее покрыл обильный пот.

Джордж взглянул на Уорфи, на Ломена. Он чувствовал, что свершается что-то страшное, но не понимал смысла происходящего.

— Стой на месте. — Ломен направил на Джорджа свой револьвер, когда тот начал отступать за порог спальни. — Вернись, Джордж, и ложись на кровать рядом с Неллой.

Джордж Валдоски застыл в дверях, уставившись на револьвер, не веря своим глазам.

— Если попробуешь уйти, — продолжал Ломен, — мне придется застрелить тебя, а мне не хотелось бы, по правде говоря, этого делать.

— Ты не посмеешь, — проговорил Джордж, напоминая о десятилетиях их дружбы.

— Я сделаю это, — холодно возразил Ломен. — Мне придется убить тебя по необходимости, а потом мы все объясним, рассказав историю, которая тебе вряд ли понравится. Мы объясним, что обнаружили кое-какие несоответствия в показаниях, что нашли улики, доказывающие, что именно ты убил Эдди. Убил собственного сына, чтобы выпутаться из грязной сексуальной истории. Так вот, когда мы предъявили тебе доказательства, ты выхватил у меня из кобуры револьвер, завязалась драка. Ты был убит. Дело закрывается.

Джордж потерял дар речи. Услышать такое от человека, которого всегда считал близким и преданным другом! Угроза Ломена была чудовищной. Джордж сделал шаг в комнату.

— Вы хотите всем сказать, что я… что я совершил это с Эдди? Но почему? Что ты делаешь, Ломен? Что, черт возьми, ты делаешь? Кого… кого ты покрываешь?

— Ложись на кровать, — сказал Ломен.

Неллу продолжали сотрясать судороги, нескончаемые, мучительные. Все лицо покрыл пот, волосы перепутались. Глаза были открыты, но она, казалось, никого не видела. Возможно, она была без сознания. Что представало перед ее взором? Неведомое? Закоулки души? Сам Ломен ничего не помнил про момент своего обращения, в воспоминаниях осталась только сжигающая боль.

Ели передвигая ноги, Джордж Валдоски приблизился к кровати.

— Что происходит, Ломен? Боже, что это? Что с ней? — Все будет хорошо, — сказал Ломен, — это к лучшему, Джордж. Поверь мне, к лучшему.

— Что к лучшему? Что, Господи…

— Ложись, Джордж. Все будет в порядке.

— Что происходит с Неллой?

— Ложись, Джордж. Так будет лучше.

— Да, будет лучше, — поддержал его доктор. Уорфи закончил набирать золотистую жидкость из второго флакона.

— В самом деле, тебе будет легче, — сказал Ломен, — поверь мне.

Револьвером он подал знак ложиться и ободряюще улыбнулся.

Глава 18

Дом Гарри Талбота был выстроен в функциональном стиле «Баухауза» и радовал глаз красной мореной древесиной и широкими окнами. Он находился в трех кварталах к югу от центра Мунлайт-Кова, на восточной стороне авеню Конкистадоров. Улица была названа в честь испанских завоевателей, стоявших лагерем в этих местах несколько веков назад. Они сопровождали католических священников, основывавших на калифорнийском побережье свои миссии. Иногда Гарри снились сны — он видел себя среди этих солдат, смело продвигающихся на север, в глубь неизведанных территорий, и это были хорошие сны, так как в них он обходился без инвалидной коляски.

Большинство домов в Мунлайт-Кове было построено на лесистых холмах вдоль моря, и от дома Гарри как раз начинался спуск по авеню Конкистадоров, так что для человека, единственным занятием которого было наблюдать за горожанами, лучшего места было не сыскать. Из своей спальни на третьем этаже, расположенной в северо-западном углу дома, он мог видеть большую часть улиц между бухтой и авеню Конкистадоров — Юнипер-лейн, Серра-стрит, Рошмор-уэй, а также Кипарисовую аллею. Кроме того, в поле его зрения попадали все улицы, которые пересекали этот район с юга на запад. К северу он мог захватывать взглядом часть Оушн-авеню и даже более удаленные места. Конечно, он видел бы гораздо меньше, если бы его дом не был на один этаж выше остальных, а в спальне не был бы установлен 60-миллиметровый телескоп, дополненный парой хороших биноклей.