Страница 8 из 35
— Да. Это — просто звери. Только, с внушенной задачей. Сами волки на такое вряд ли…
— Ну да, — мужчина, потерев свой вечно щетинистый подбородок, отвернулся в седле. — Да и не сезон нынче. Даже, если предположить, что…
— Не весна после голодной зимы… Ты же сам не хуже меня знаешь — хищники, запах крови. И стоит одному из стаи начать…
— А «клиенты» твои?
— В том-то и дело, что не с кем мне там было общаться, — впрочем, я и про то ему говорила. — Разбежалась из Древок вся домашняя нечисть. А это, Спас, очень плохо — они ведь тоже умеют бояться. И в нашем случае — не кадила с молитвой… Ты мне лучше сам еще раз скажи: что тот бродячий монах, до вашей Крылатой башни добежавший, говорил. Мне точно знать надо.
— Что говорил?.. — сдвинул Спас брови. — Явился ему ангел в белых одеждах, когда он у костерка своего можжевелового дремал.
— Можжевелового?
— Ну да. И я про тоже сначала подумал: дымок-то те еще сказочки навевает. Но он, вроде, вменяемый и без этого блеска в глазах, что у…
— Я поняла. Так что было дальше?
— А что было? Явился, значит, ангел и огласил свой вердикт: церкви осквернены, священники — первые антихристы на земле, а кто туда сунется — Божья расплата.
— Спас, сколько нам до «места откровенья» осталось?
— Верст четырнадцать — шестнадцать. Скоро река будет, Шуя. Как раз та, по которой мужики из Древок бревна сплавляли.
— Ага. И?
— Потом — через мост, ущельем и выедем на ту сторону гор.
— А между нами и «той стороной» деревни еще есть?
Башенник поднял на меня покрасневшие от недосыпа глаза:
— Есть. Там я заночевать спланировал. Радушница. Версты полторы на северо-запад.
— Ага… Очень плохо.
— Что, «плохо»?
— То, что радиус мал. Но, разбираться будем завтра на месте. Думаю, за неделю след этого «ангела» еще не успел остыть. Наверняка, энергетические ошметки остались. А они, как…
— Отпечатки подошв на песке. Или почерк, — закончил Спас, покачивая головой. Все-таки, двухгодичное совместное мотание по здешним просторам сильно облегчает и службу и жизнь.
Я вот тоже много узнала. И, к концу своего второго по продленному договору срока, не хило разбиралась в Божественном православном ряду. И даже пару молитв выучила, просто слушая своих береднянских «коллег» в пол уха. Хотя, поначалу и наблюдала — процесс с точки зрения энергетики сильно впечатляет. Особенно перемены в свечении (до и после молитвы). Что же касается «принимающей стороны», то, думаю, они тоже, по крайней мере, стерпелись с тем, что рядом в большинстве их заданий — настырная девка. «Нечистая адвокатша». Так меня Спас окрестил. Два года назад, но я-то запомнила. Да и не обижалась…
Маленькая, вытянутая вдоль песчаного берега Шуи, деревня Радушница. Она еще издали приветливо нам огласилась, лишь стоило выехать из ольховника. Туман, уже накрывший за плетнями поля, далеко по округе разносил задорные переливы тамбуриц и свирелей. А между ними — сплоченное мужское многолосье — танцуют.
— Свадьба, — Спас, скривившись, сплюнул. — Это — надолго и…
— Я поняла. Значит, выселить всем праздничным скопом…
— Да они скорее тебя за ворота выселят.
— Или споят. Что вероятнее, — подъехал с другой от меня стороны Илья. — Агата, ты там — осторожнее. Местная ракия… — и тоже скривился.
Мне же кривиться было без надобности, потому как опыта присутствия на подобных мероприятиях не имелось:
— Ага. Сориентируемся по обстоятельствам… — взгляды, устремленные на меня с обеих сторон, были слишком красноречивы.
Да я и сама убедилась: какие тут «обстоятельства», когда…
— О-о! Гости дорогие! Господь — на небе, на земле — гулянье!.. Дамьян, прими лошадей! А вы — к столу! К столу!.. И все дела на потом! — вот же угораздило — еще и сам местный староста сына женил. Какие уж тут… «обстоятельства»?..
Свадьба в Бередне. Эх, в другое бы время! Потому что… свадьба в Бередне — «гулянье». У меня с тех пор к этому слову только такой синоним. По завышенной до максимума шкале. И не важно: кто ты и с какой стороны (жениха или невесты). Здесь все — гости и все долгожданные. И пьют и танцуют, как в первый и в последний раз в жизни. И попробуй здесь откажись?
— А вот за младенчиков наших? — так здесь «брачующихся» именуют. — Милгостья, за младенчиков, сам Бог велел?
— Спасибо. Действительно.
— Агата, не до дна. Здесь так можно, — бдительный Илья на скамейке слева.
— Точно. Давай, пригуби, — снисходительный Спас — напротив.
Вот Петару повезло. Он, пожевав всего понемногу, прихватил сумку с седла и — за плетень под телегу спать. Хотя, парень… Жалко его — всего восемнадцать лет. Первое задание и такое…
— Мужчины, а что ж вы сидите-то? — и как против таких «радушных красот» устоять?
Илья, явно, решился:
— А, пошли!
Вот Спас проявил твердость духа:
— Мне… я…
— Да гости так не гуляют!
— Спас, иди. Когда еще?
— А, ладно! — и, крякнув, поднялся со скамьи.
— А вы, милгостья? — ух ты! Вот это… «искушение с усами»:
— Спасибо, я вас запомнила и… в следующий раз, — и, перемахнув через собственное сиденье, нырнула за освещенный оградный круг.
Над близкой, притихшей на ночь рекой, тоже «гуляла» свадьба. И музыка и громкие голоса, эхом уносясь в темноту над водой, постепенно в ней угасали. Даже лягушки заслушались. Но я пришла сюда явно не к ним. И, опустившись на еще теплый после дня камень, привычно прижала палец к виску…
— Агата?
— Ага?
— Получилось?..
Тысь моя майка… О-о… Я стояла напротив Ильи, облокотившегося на плетень и мысли, почему-то витали совсем не над речкой. Хотя, что им там делать?.. Да, он слишком хорош. Этот, похожий на неуклюжего зверя, огромный и сильный башенник. С пронзительно синими, как цветы васильки глазами. Он слишком хорош. Его надо непременно любить. И мне жаль, что нельзя по-другому. Мне искренне жаль:
— Илья…
— Да, Агата? — чуть подался он вперед.
— Мне жаль, но, по-моему, сегодня ночью с той стороны моста к нам нагрянут «гости». Русалок вот уж два дня, как нет. Они все перебрались в верховья. Водяного «хозяина» тоже. На мой «призыв» откликнулся лишь древний коряжник. Но, ему уже все равно, когда и где помирать. И он мне сказал, что… — нахмурясь, отвернулась я. — «с севера веет большим злом. И холодом». Последнее я и сама почуяла. А это — очень плохо. И…
— Ясно… Пошли. Нам надо подготовиться. Сколько у нас осталось?
— Думаю, они придут перед рассветом. Так что…
— Ясно… Агата?
— Что, Илья?
Мужчина, качнув головой, скривился:
— Как бы там ни было, Петар сегодня сказал правду. О тебе и…
— Я знаю, Илья… Я это знаю…
Мы вернулись уже вчетвером. Тихо прошли по пружинящим доскам моста, навстречу темноте и, ощущаемому теперь всеми нами, холоду. Хотя, первое расступилось, обрисовав на том берегу, торчащие из травы «веники» конского щавеля и далекий предгорный лес. А между лесом и нами…
— Вы их видите? — я даже голос собственный не узнала.
Петар, протерев кулаком глаза, отозвался первым:
— Вижу. Голов двадцать.
— Двадцать три. До нас — две версты, — процедил сквозь зубы, слева от меня Спас. И выплюнул изо рта травинку. — Так. Всё, как обычно: Агата — по центру, Илья — справа от нее. Петар!
— Да?!
— Перед ней — на коленную изготовку с арбалетом. Всем все ясно?
— Ага, — в последний раз обернулась я к мосту за спиной и далекой, до сих пор гуляющей в Радушнице свадьбе.
— Тогда — с Богом… При-готовились!
А дальше мы тоже «радушно» устроили собственное «гулянье». Оскалившийся, не хуже волка, Спас и Илья, с которого вмиг слетела вся неуклюжесть, работали молча. Лишь мечи их, по два на собрата, скрещиваясь меж собой, оповещали о «потере гостей». Петар подзадоривал себя бравадными воплями. Он давно уже, отбросив арбалет, выхватил из ножен свои мечи. Я же, прикрытая ими с тыла, метала боевые шары. Заклятья здесь не помогут, в ближнем бою. Они хороши на расстоянии: