Страница 28 из 35
— Вот и спи… Сегодня утром они меня к себе вызвали. Мы ж на их землях живем. Вот и приходится «платить» за постой и покой.
— Ну и? — подалась я вперед, давя пробежавший по плечам озноб. — Стэнка, и что?
— А то, что в этот раз помощь нужна была не одной из сестер, а…
— Го-вори же.
— Он был очень плох. Ногу левую увернул, да дело не в этом.
— А в чем?
— Видно, буйствовал, когда охотницы его близу нашли и к себе поволочили. Вот они его и сподобили своим дурманным настоем. Чтоб не трепыхался. Да похоже, перестарались. Влили по самые уши.
— Так он жив?!
— Жив. Бредит только все время и не видит ничтоже.
— А как ты поняла, что мы ищем его? Может, это совсем другой…
— Как догадалась? — прищурилась Стэнка. — По черной одежде. А еще он светловолосый и сероглазый, как ты описала. И… он в бреду все время одно и тоже талдычил.
— Тысь моя майка! Да там ведь можно все, что угодно, вплоть до собственного клиентского списка, — подскочила я с лавки. — Что он там говорил?
— Одно лишь слово он говорил: «Агата». И всё…
— А-га-та.
— Агата, вы сядьте, пожалуйста, — поймал меня за руку Ванн. — Стэнка, а что вы предлагаете? Как нам его вызволить оттуда?
— Вызволить?.. Да есть один способ, — глядя в сторону, буркнула та. — Через их «овражный погост». Ой, вы только дослушайте!.. Кхе-кхе… Только дослушайте и уж потом…
— Хорошо, — опустилась я снова на лавку. — Мы тебя слушаем. Говори, — и залпом осушила свою нагретую кружку…
Все следующее утро говорить мне совсем не хотелось. Ни с кем. И я даже обрадовалась, когда избушка после завтрака опустела. Громко брякая, расставила мытые плошки по полкам и снова опустилась за стол. Наблюдать из окна, подперев подбородок кулаками, как во дворе общаются Ванн и Варвара. Мужчина, натаскав на рассвете молодняка, поправлял «огорожу». Дитя рядом с ним щебетало, прыгая через приткнутые к калитке стволы. Стэнка ушла… К охотницам… Уф-ф. Как долго тянется день! Как мучительно долго… «Да есть один способ»… Хороший. И предложен с душой. Это я и без кивка Ванна поняла. Ведь, когда дело касается ребенка, мать свою шкуру порвет, а исполнит. Остается надеяться, что риск и для нее минимален. А еще на то, что Ник до сих пор жив…
— Жив… Конечно, жив. Иначе я сама его… — и, подхватившись из-за стола, хлопнула теперь и входной дверью.
— Агата, вы куда? Вам далеко отсюда…
— За избушку. Лечебно дышать.
— Ой, а мне можно с тобой?! Я только просто дышать умею!
— Просто дышать? — ну, что, рыцарь Вешковская, привыкай к новой роли. Потому что, если тебе «повезет», то… — Пошли. Научу тебя… А вот вам, Святой отец, лучше сейчас вообще помолчать… Потому что про «ответственность» и «наглядность» я и от родственников своих огребу, — добавила под собственный нос, дожидаясь на углу избушки Варвару… Но, это опять же, если мне «повезет»…
Пока же фортуна провернула колесом нам всем вместе. И вернувшаяся в сумерках Стэнка, первым делом доложила:
— Моими травами, «почти мертв». Дожидаться кончины не станут. Потащат в овраг, после ужина.
На наших с Ванном лицах отобразились эмоции, совсем не по тексту:
— Замечательно. Когда мы идем? — первой огласила их я. Ванн лишь поддакнул. Травница, опустившись на подставленный табурет, ослабила узел платка:
— Уже сейчас и… Варвара, останешься дома.
— Угу, — многозначительно кивнуло дитя.
— В этот раз — точно, дочь. Потому что так надо. Кхе-кхе… И ты рубаху старую в кладовке нашла?
— Твою ночную?
— Мою. А то Святой отец в своей, как заяц-беляк на прогалине. Прости меня, Господи.
— Ну, так, Аминь, — покорно отозвался «беляк». — Где она? Я готов.
Он «готов». А вот я так с утра уже, как на старте перед своим учебным экзаменом по практике. Только отмашка и…
Полторы мили до «овражного погоста» мы промахнули в путающемся между деревьями тумане. И минуя череду валунов, границей отделяющих владенья охотниц, залегли за крайним из них. Ждать пришлось не так долго. Ванн был в дозоре. Мы со Стэнкой притихли, грея друг другу бока. И ей составляло большого труда все это время не кашлять. Однако скрип тележки услышала именно Стэнка. А потом для меня все звуки, словно вымерли. И я только ее и слушала. Тележку, два женских голоса, шум сползшего тела и треск сучьев, которыми его завалили. Закрыв свои глаза… «Это — не его… Он — жив… Вот еще немного. Еще чуть-чуть…»
— Агата?
— Что? — потому тихий оклик Ванна долбанул, как колокольный набат.
— Тише. Они уходят. Но, все же…
— Ага, — рыцарь Вешковская, давно пора брать себя в руки. — Давайте за мной. Только осторожно… Стэнка, останься тут. Мы вдвоем управимся. А ты свою фляжку готовь. Вливать ему сразу же.
— Добро. Идите, — и мы с Ванном, согнувшись, посеменили к краю оврага…
Слухи о массовых потерях среди мужского ближайшего населения, на очередную нашу удачу, оказались преувеличенными. И на сыром дне оврага, среди зарослей багульника, кроме Ника покоился всего лишь один «труп». Да и тот женский. Как он сюда попал, на это «пристанище инородцев», рассуждать смысла не было. Я первым делом, раскидав ветки осины, встряхнула его:
— Ник?
— Агата, Стэнка на совесть его «угостила», так что…
— Ага, тащим наверх.
Всю обратную дорогу тащил Ника Ванн. На руках. Лишь передохнул, приткнувшись плечом к сосне и снова. Стэнка прыгала сбоку, вконец развязав свой платок, я — замыкающей. И все вспоминала: хорошо ль «замела все следы»? Вроде, качественно… И Варвара оказалась на высоте. На порожной. Шустро спрыгнув с нее, как только дверь распахнулась. А потом потянулась ночь… Длинная и не менее мучительная… Ник, возложенный на единственную кровать, сначала, тоже очень «качественно» изображал из себя упокойника. И лишь, часа три спустя, задышал: вдохнул с тихим свистом, мы все замерли, он — выдохнул… Уф-ф…
— И что за состав-то был? Ведь при таких подручных средствах некромантская магия не нужна.
Автор скромно потупилась:
— Еще с прежних времен рецепт. Правда, пришлось уже здесь замену трем компонентам поискать. А потом долго упражнялась на зайцах.
— А-а? — открыла я рот. — Так ты с Ником впервые? На людях, то есть, на магах?
— Угу… И вишь, получилось. Завтра к вечеру совсем отойдет. Я ему новый состав запарю. Добавлю кое-чего. А теперь, давайте ко спать. Тебе где постелить-то?
— Где? — наморщила я лоб. — Рядом с кроватью. На сундуке. Я тулуп просто брошу. Все равно не усну.
— Ну, как скажешь. А вы, Святой отец?
— Я, как и вчера — на чердак, — ну-ну, поближе к своему месту жительства. — И вам, Агата, спокойной ночи. Всем вам, девушки, — улыбнулся уже из двери и исчез в темноте сеней…
Я же долго ворочалась на своем сундуке. Долго… Очень долго… Все ворочалась, в перерывах слушая мужское дыхание сбоку и двойное женское сопенье с печи… Потом опять ворочалась… И опять. Нет, это точно, зря. Только бока себе…
— … какие-то сказки у него, мама, странные.
— Какие еще «сказки»? Кхе-кхе… Варвара, он не обыгался еще. Явно, бредит. С койки слезь.
— Не-ет. Он чего-то рассказывает мне, — прошептало дитя. — Я его спросила, и он мне ответил.
— Спроси у него: «В чем смысл жизни». Доброе утро всем, — криво потянувшись, свесила я ноги со своего узкого ложа. — О-ох… Как он, Стэнка?
Травница оторвалась от своего, испускающего пар, горшка:
— Живой. Отходит помаленьку. И даже говорить больше прежнего стал. Вот, — мотнула подбородком на дочь. — Варваре сказки рассказывает.
Ребенок, встрепенувшись, развернулся обратно к лежащему. Я тоже подошла: и в правду, живой.
— А в чем смысл жизни?
— Варвара, я кому сказала?
— Мама?.. Ну вот, замолчал.
— Осмысливает, наверное, — склонилась я над мужским лицом. — Вопрос-то сложный.
— Агата…
— Ты смотри, признал, — хмыкнула, подошедшая к нам травница.