Наследие страха

Она достала две глицериновые пилюли из аптечки, налила стакан воды. Поддержала его голову, пока он глотал первую таблетку, и снова опустила его на подушки. Лицо его было невообразимо красным; пот каплями усеял лоб и струился по щекам. Влажные волосы промочили и наволочку под ними. Она дала ему вторую таблетку, потом стала наполнять шприц дозой морфина.

– Ключ… – прохрипел он. Голос у него был тонкий и похожий на птичий, почти неразличимый.

– Ключ?

Он показал на верх тумбочки, где лежало кольцо с ключами, его длинные пальцы безотчетно дрожали.

– Ключ.., от этой комнаты, – пояснил он.

– Не волнуйтесь, – сказала она ему, изобразив улыбку, которая, как она считала, успокоит его.

– Заприте меня.., когда вы.., когда вы уйдете!

– Пожалуйста, отдыхайте, мистер Матерли. Не волнуйтесь, и очень скоро вам станет лучше.

– Поклянитесь.., поклянитесь, что вы.., запрете меня.

– Давайте-ка закатаем вам рукав, – предложила она.

– Поклянитесь! – Он побагровел от бешенства. Все его тело сотрясалось, как будто кто-то снова и снова ударял по нему.

Она увидела, – что проигнорировать его пустые речи – еще хуже, чем уступить им. И сказала:

– Я это сделаю.

Он откинулся назад, лицо его быстро бледнело, губы приобретали синюшный, мертвенный оттенок.

Она закатала ему рукав, протерла тампоном участок на внутренней стороне локтевого сгиба и ввела морфий.

Вскоре румянец вновь проступил на его щеках. Взгляд у него был тяжелый, но в нем уже не царило прежнее страдание.

– Полегчало? – спросила она.

– Устал, – сказал старик. – Очень устал.., так устал.

Она послушала его сердце стетоскопом, слушала долго. Поначалу удары были такими прерывистыми, что это напугало ее, и она решила вызвать "скорую помощь", если в ближайшее время оно не заработает более размеренно. Но через некоторое время удары все-таки смягчились и обрели устойчивый ритм.

Лицо Джейкоба снова было здоровым и по цвету, и по выражению – за исключением, конечно, поврежденной половины, – а с его губ сошла мертвенная бледность.

Она наполнила тазик водой в примыкавшей ванной и вытерла ему лоб и лицо холодной салфеткой. Закончив с этим, она поменяла старику постельное белье и уложила его поудобнее.

– А теперь? – спросила она.

– Лучше.

– Я останусь с вами до тех пор, пока вы не заснете.

– Вы не забудете про свое обещание?

– Я запру дверь, – заверила она его, хотя не знала, почему ей следует это сделать.

– Я не хочу, чтобы он снова зашел.

– Кто?

– Я не знаю, кто это был. Все, что я видел.., я видел нож в свете из окна.

Она почувствовала, как ее собственное сердце забилось быстрее. Вошедшая в свою профессиональную роль, глубоко поглощенная исполнением своих обязанностей медсестры, она на какое-то время забыла про дом Матерли и его наследие безумия.

– Уж не хотите ли вы сказать, что кто-то снова пытался вас убить? Он кивнул.

Она знала, что ей следует оставить эту тему, но не могла. И спросила:

– Но почему вы не смогли рассмотреть, кто это был? С ночником можно было бы…

– Когда я проснулся, ночник не горел. Тут она поняла, что все это происшествие ему приснилось, потому что здесь всегда горел ночник, по его собственному настоянию. Она ясно помнила, как лично проследила за этим вечером, прежде чем покинула комнату. Он продолжал:

– Он разбудил меня, когда в темноте наткнулся на стул. Когда я открыл глаза, ночного освещения не было. Только тусклый свет из окна. Я дотянулся до шнура от звонка и потянул, чтобы привлечь ваше внимание, потому что обнаружил, что у меня в легких недостаточно силы, чтобы закричать.

– Сейчас здесь никого нет, – сказала Элайн.

– Когда зазвонил звонок, он убежал.

– А теперь отдохните, – велела она. – Он ушел и не причинит вам вреда.

– Вы мне верите? – спросил Джейкоб, превозмогая действие лекарств.

– Конечно, – солгала она.

Он откинулся назад, обессиленный, и вскоре погрузился в сон.

Элайн снова послушала его сердце, пощупала пульс. Удостоверившись, что приступ прошел, она повернулась, чтобы уйти, – и увидела маленькую синюю лампочку ночника. Она валялась на полу, где кто-то бросил ее, выкрутив из патрона.

Онемевшая, девушка подняла лампочку и снова ввинтила в патрон; та засветилась и озарила ее ладонь. Когда она вошла в комнату и включила главное освещение, она была слишком озабочена состоянием Джейкоба, чтобы заметить, что ночник не горит. Выходит, старику ничего не приснилось. Когда она уходила из комнаты, то старательно закрыла его дверь, как он и просил.

В коридоре она постояла в темноте, держа связку ключей и спрашивая себя, какие шаги ей предпринять дальше. Снова лечь спать? Или следует разбудить Ли Матерли и рассказать ему о том, что случилось? Темнота, казалось, подступала, словно живое существо, и от этого ясно мыслить становилось невозможным.

Она поспешила по коридору к своей комнате, затворила за собой дверь и заперла на замок.

Она не могла уснуть.

Гроза началась снова, сопровождаемая раскатами грома и тяжелым стуком дождя по крыше и окнам. Молния вспарывала облака и отбрасывала темноту на короткий миг, потом снова уступала место ударам грома.

Но не гроза заставляла ее бодрствовать. Она смогла бы спать и во время урагана, если бы только ей Не приходилось справляться с тем непреложным фактом, что по дому Матерли посреди ночи бродит какой-то сумасшедший.

Возможно, ей не следовало оставлять Джейкоба одного. Она сомневалась, что убийца выломает дверь. Но если бы она осталась со стариком, то не была бы сейчас одна…

Элайн вспомнила сон, от которого ее разбудил звонок, вспомнила гигантское полотно, которое заполняло вселенную искусно выполненным портретом с ее залитым кровью лицом. И это вовсе не способствовало улучшению ее душевного состояния. Более того, это настолько встревожило ее, что поначалу, когда она услышала шум у двери своей комнаты, то подумала, что это не что иное, как плод ее собственного воспаленного воображения, порожденный этими неприятными воспоминаниями. Она попробовала отвернуться от двери и сосредоточиться на том, чтобы снова заснуть.

Но шум продолжался.

Звук был такой, как будто кто-то пробует замок.

В конце концов, не в силах больше игнорировать это, она повернулась. При свете лампы у изголовья, которую она не смогла заставить себя выключить, она посмотрела на дверь. Бронзовая ручка медленно двигалась. Она повернулась вначале влево – потом вправо.

Девушка села в кровати.

Кто-то по ту сторону двери поворачивал ручку влево до отказа, потом осторожно налегал своим весом на панель. Она видела, как дубовая створка слегка выпирает за косяк, и радовалась, что дверь толстая, как старая столешница.

Она выскользнула из кровати и сунула ноги в шлепанцы.

Оглушительный удар грома прокатился по дому и заставил ее ахнуть и резко обернуться, как будто ее невидимый враг каким-то образом оставил дверь и вошел через окно у нее за спиной.

За дверью будущий незваный гость крутанул ручку обратно, до отказа вправо, и снова поднажал, пробуя, нельзя ли сорвать замок.

Она подумала, не позвать ли ей на помощь, и поняла, что это будет не самый разумный шаг. Как она, в конце концов, может быть уверена, что ее услышит кто-то, помимо человека, который пытается взломать дверь в ее комнату? Стены у старого дома толстые; гроза тоже способствует тому, чтобы уменьшить действенность крика. А если на ее крик ответит знакомый голос и скажет ей, что все в порядке, как она может быть уверена, что, когда откроет дверь, он не окажется убийцей – держащим нож и улыбающимся ей?

Движение дверной ручки прекратилось.

Некоторое время не раздавалось ни малейшего звука, свидетельствующего о каких-то дальнейших действиях.

Элайн подошла к двери, ступая тихо, надеясь, что, кто бы это ни был, он оставил свои попытки и ушел. В этот момент сильного страха ей не пришло в голову, что, если убийца ушел, он, вполне вероятно, мог отправиться, чтобы напасть на кого-то еще в доме. Она совсем не задумывалась, что ее собственная безопасность, возможно, куплена ценой другой жизни. Единственное, что имело значение, – это что по какой-то причине он оставил ее в покое.