Наследие страха

Но были, как она понимала, и другие вещи, удерживающие ее здесь. Был Ли Матерли, чья сила духа на протяжении всего этого ужасного происшествия с Силией Тамлин была просто восхитительна. Он был сильным и мужественным и молодцом перенес последний удар судьбы, пусть даже и стал чуть более бледным и не таким бодрым. Он, как считала Элайн, был воплощением отцовства. Он был строгим, умелым отцом, о котором она всегда мечтала и которого на самом деле никогда не знала. А еще был Гордон. Ей не хотелось думать об этом, потому что она боялась, что обманывает себя. И все-таки, проходя мимо друг друга по коридору или встречаясь за столом, они обменивались взглядами, которые давали ей уверенность, что он испытывает к ней ту же привязанность, которую она осторожно начинала позволять себе по отношению к нему.

Зато Джейкоб Матерли явно отказался от мысли, будто кто-то из членов семьи виновен в случае с Силией Тамлин. Старик уверял ее, что он больше не придерживается мысли, что сумасшествием, которым страдала Амелия Хоннекер-Матерли, заразился также кто-то другой с ее кровью. Теперь он от чистого сердца соглашался с версией капитана Ранда насчет автостопщика. От этого ей должно было бы стать спокойнее.

Не становилось.

Она признавалась себе, что не верит во вновь обретенный стариком оптимизм. Слишком уж рьяно он стремился принять версию Ранда. Слишком уж шумно поддерживал вероятность того, что преступление совершил посторонний человек. За всем его видом, выражающим облегчение, и его озабоченностью тем, чтобы этого незнакомого автостопщика нашли и наказали, таились те же сомнения, которые он выказывал раньше, в те времена, когда он хотел быть более честным с самим собой. Джейкоб Матерли по-прежнему считал, что виноват Деннис, или Гордон, или Пол. Он был напуган чуть ли не до смерти, ожидая, что вот-вот что-то грянет.

И она тоже, как наконец-то поняла Элайн.

– Теперь вас наняли в качестве телохранителя? – спросил Гордон Матерли. Он поднялся на лестничную площадку прежде, чем она успела сообразить, что он здесь.

В какой-то момент она выглядела смущенной.

– Оставили обязанности медсестры, чтобы сторожить дедушкину дверь? Она улыбнулась:

– Нет. Я направлялась в свою комнату, но, похоже, на этом месте силы меня покинули. Он поинтересовался, уводя ее от двери:

– Как он?

– Похоже, приступы его больше не беспокоят, несмотря на продолжающееся возбуждение. Я бы сказала, что в общем и целом дела его пошли на поправку.

– Я волнуюсь за него, – сказал Гордон. – Я не хочу его потерять. Она улыбнулась:

– Он чудесный старикан.

Гордон с воодушевлением согласился, а потом заявил:

– Я пришел спросить, не хотели бы вы спуститься вниз и сыграть со мной несколько партий в бильярд.

Девушка хмыкнула и тут же поразилась самой себе. Зардевшись, она призналась:

– Я не умею играть. Я никогда не играла.

– Я вас научу, – пообещал Гордон. Это был один из самых приятных вечеров в ее жизни. В середине вечера Бесс принесла им напитки и закуски, но все прочее время они оставались в игровой комнате с глазу на глаз. Обычно Элайн не слишком интересовалась играми, потому что считала их пустой тратой времени. Но Гордон старательно объяснил ей, что пул, в отличие от многих других игр, полезен, поскольку проверяет математическое мышление игрока и чувство соотношения. Он учил ее игре, как будто это была головоломка, которую предстоит решить, объясняя удары от борта и то, как ударить по шару, чтобы послать его влево или вправо. Все это было очень захватывающе, а его общество делало это вдвойне стоящим.

Когда где-то в одиннадцать тридцать она пошла спать, она чувствовала себя окрыленной. Несмотря на то, что случилось с Силией, несмотря на уныние, нависшее над домом, несмотря ни на что, она чувствовала себя замечательно.

Из-за Гордона.

Когда она уснула, ей приснился Гордон. Они гуляли вместе по бескрайнему саду, где вся трава была подстрижена и все кусты ухожены. Дикие фрукты росли на многих деревьях. Птицы пели над головой и сопровождали их, словно особые слуги, куда бы они ни пошли. Небо было синим, воздух – теплым, а весь остальной мир – за миллион, за миллиард лет от них.

Она проснулась от грома, который ударил над крышей, словно бомба…

Сперва она не распознала источник шума и даже комнату, в которой проснулась. Гром сотрясал плоское небо снова и снова, обрушивал бесплотные кулаки на дом Матерли, дребезжал оконными рамами и заставлял сам воздух одобрительно дрожать. Молнии, вызванные из другого измерения тяжелой канонадой, поигрывали желто-белыми пальцами по стеклу и отбрасывали ломкие крупицы призрачного света на кровать, в которой она лежала. И только когда полдюжины вспышек этой стробоскопической иллюминации ударили в тускло освещенную комнату, она вспомнила о доме Матерли, своей работе, своем пациенте, о нападении на Силию Тамлин, об истории про Сочельник…

Ее безмятежный сон ушел.

Ее сон о Гордоне улетучился.

Она встала и подошла к окну.

Утро было совсем темным, низкое небо набрякло от пелены холодного дождя, который прорывался сквозь деревья на ухоженный сад в хозяйских угодьях. Гроза была такой неистовой, дождь – таким плотным, что она даже не могла рассмотреть колониальный особняк Бредшоу, который обычно был виден из ее окна даже в сумерки.

Особенно яростный удар грома заставил ее вздрогнуть и отскочить назад. Когда он миновал, она рассердилась. Было время – и совсем недавно, – когда она ни за что не испугалась бы грома, когда она сочла бы его всего лишь шумом, безобидным шумом. Этот дом изменил ее, а она не оказывала ему достаточного сопротивления.

Элайн отвернулась от грозы, приняла душ, оделась и отправилась осмотреть Джейкоба. Он по-прежнему был полон ложной уверенности, что несостоявшийся убийца Силии Тамлин – посторонний человек.

Комнаты внизу были темные, освещенные только пробивавшимся сквозь облака солнцем, которое тускло светило в глубоко посаженные, исполосованные дождем окна. На кухне она обнаружила грязные тарелки, составленные в раковину. Бесс не убирала накопившийся с утра мусор и не готовила дневную еду, хотя было уже начало одиннадцатого. Это, как она решила, означало, что у пожилой четы выходной и они уехали за покупками или в гости. Бесс была просто помешана на чистоте, чтобы оставить невыполненной свою работу.

Она приготовила себе тост и кофе, поела за кухонным столом, откуда ей были видны задняя лужайка, бегущие облака, ивы, которые трепал ветер. Она неспешно пила вторую чашку кофе, когда дверь в кухню открылась и вошел Деннис Матерли. Лицо его вдоль левой щеки было заляпано алой краской, а руки покрыты зелеными пятнами. На нем были истрепанные джинсы и рабочая рубашка – гораздо менее претенциозное одеяние, чем то, в котором она привыкла его видеть.

– Доброе утро! – поздоровался он, бодрый, несмотря на дождь и настрой в старом доме. Она сдавленно произнесла:

– Доброе утро, Денни.

– Я вижу, вы сварили кофе.

– Я не наполняла кофейник, – сообщила она. – Но там, наверное, еще хватит на пару чашек.

Он налил чашку, положил сахар и сливки, чересчур много, как ей показалось, потом сел за стол, прямо напротив нее, осторожно отхлебывая дымящийся напиток.

– Вы слышали про Силию? – спросил он. Элайн обнаружила, что ей не хочется смотреть прямо на него. Она сказала, по-прежнему глядя мимо его плеча, на дождь:

– Нет, не слышала.

– У нее миновал кризис, – г выдал новость Деннис.

Она посмотрела на него:

– Очнулась от комы?

Он нахмурился и вытянул губы.

– Еще нет. Но доктора говорят, что ее шансы на полное выздоровление очень неплохие. Они намерены давать ей сильное успокоительное, когда она придет в себя, так что, вероятно, мы какое-то время не узнаем, кто виноват.

Она не знала, что сказать в ответ. Она вообще не хотела с ним говорить, и особенно о том, как ударили ножом молодую девушку, которую он до этого привел в этот дом. Глядя на него, отчасти завороженная его приятной внешностью, она увидела в его глазах нечто, с чем ей не хотелось иметь дело и что она не могла ясно определить, нечто немало ее пугавшее.