Страница 3 из 18
И Абдаллах все ходил в тот дом, а Нум улыбалась ему, приоткрывая лицо. Ибн Хамза передавал письма на надушенной нежной бумаге. Через полгода хозяин счел, что обучение Нум завершено - и предложил девушку на продажу. Абдаллах узнал об этом чуть позже, чем нужно: когда он примчался в тот дом в том квартале, ибн Хамза уже передавал хозяину деньги - в присутствии четырех положенных свидетелей. А потом взял Нум за рукав и отвел к себе. Дружбе молодых людей, понятное дело, настал горький конец. Однако Всевышний, видно, прислушался к жарким мольбам Абдаллаха: дела ибн Хамзы пришли в расстройство - похоже, тому все-таки удалось промотать отцовское наследство. На этот раз Абдаллах не оплошал: он сторожил свою добычу, как ястреб. Подосланный им посредник ловко убедил ибн Хамзу продать двух невольниц покрасивее и помоложе - ради любви Абдаллах был готов заплатить за обеих. И через неделю переговоров - ну и после томительного месяца иштибра3 - Нум вошла в его дом, и раны любви исцелились единением.
Девять лет, все это произошло девять лет назад... А теперь у них двое сыновей - пяти и семи лет. Смуглое счастье мое.
- Мне так спокойно рядом с тобой, Нум.
Женщина повернула голову, нити подвесок качнулись и зазвенели. Массивные серебряные треугольники над ушами и длинные низки бусин смотрелись странно и грубо на прозрачной ткани платка.
Аль-Мамун тронул крошечную сапфировую гроздь:
- Я этого раньше у тебя не видел.
- Мне прислали их... оттуда. Это семейная реликвия, подвески носила еще моя бабушка, - смущенно улыбнулась женщина.
- Прислали? Оттуда? - аль-Мамун искренне удивился.
И встревожился.
Племя берберов гудала, из которого происходила Нум, замирилось с аш-Шарийа совсем недавно - лет пятнадцать назад. Из окончившегося замирением похода Укба ибн Нафи привел семь тысяч пленных - Нум, тогда еще десятилетняя девочка, была среди них. С тех пор она ни разу не приезжала на родину - и, насколько знал Абдаллах - не поддерживала связей с семьей. Так откуда же...
- Да, - подтведила она, безмятежно улыбаясь розовыми полными губами.
Смуглая, золотистая кожа - цвета густой сладости в спелых, истекающих медом сотах.
- Прости, я не предупредила. Я отослала мальчиков погостить к родственникам.
- Ты отослала Аббаса и Марвана в кочевье племени гудала? В пустыню?!
Подвески зазвенели, когда женщина снова кивнула:
- Да, Абдаллах. Но гудала никогда не кочевали в пустыне. Они всегда селились в холмах под Кайруаном, - и улыбнулась, широко раскрывая карие, оленьи глаза.
- Нум, ты сошла с ума? Дети большую часть жизни прожили в Нишапуре! Что они будут делать в палатке посреди коз и верблюдов?!
Женщина подняла звякнувшую браслетами руку и накрыла его ладонь своей:
- Прости. Но там им будет безопасней.
И виновато потупилась, отворачиваясь. Ее рука казалась еще тоньше в облегающем рукаве из полосатой ткани.
- Нум? - строго сказал он.
И стиснул тонкие смуглые пальцы.
- Что случилось?
- Прости, - она опустила голову так низко, что белая ткань платка закрыла от аль-Мамуна ее лицо. - Два месяца назад Аббасу прислали отравленную одежду. Я посоветовалась с дядей и...
Оказывается, ты, Абдаллах, многого не знал о своей наложнице. В том числе и о том, что у нее есть дядя.
- С каким еще дядей, Нум?!
- Я разве тебе не говорила? - она вскинулась с серебряным звоном. - Абу Муса - ну, мой управляющий... он мой дядя...
- Абу Муса? Мой вольноотпущенник из нишапурского имения?
- Ну да, - длинные темные ресницы хлопали, как крылья вспугнутой птицы.
- Что произошло, Нум? - строго сказал аль-Мамун и нахмурился. - Вы нашли виновных? Моего сына пытались убить - и ты говоришь об этом только сейчас? И то наутро? Я спрашиваю! Виновных - нашли?
Она вся съежилась под просторной тканью верхнего платья.
- Нет, - последовал тихий ответ.
И прикрыла лицо платком.
На соседний балкон - там стояли большие горшки с олеандрами - сунулась невольница. Цветы полить.
- Пошла вон! - аль-Мамун рявкнул так, что рабыня чуть не упала обратно в комнаты.
Нум окончательно сжалась в дрожащий комок.
- Прости... Прости меня, я не хотел тебя пугать... - он обнял худенькие вздрагивающие плечи.
- Мне кажется, люди твоей матушки меня все-таки выследили... - прошептала женщина.
Он успокаивающе провел пальцами по хрупкому позвоночнику под шерстяной тканью:
- Ты не должна ничего опасаться. Никого и ничего не бойся - дом надежно охраняют.
Аль-Мамун успокаивал ее - и себя. Сам-то он не был так уж уверен в своих словах. Да, он поселил Нум в частном доме подальше от любопытных глаз. Но как он может поручиться, что среди гулямов охраны нет убийц, подосланных матерью? Или соглядатаев Буран?
Абдаллах чувствовал, как под ладонью стукает ее маленькое сердце - как у птички. Одинокой птички на ветке.
Прошлой весной аль-Мамуну пришлось отослать Нум из столицы обратно в Нишапур - в день Навруза должно было состояться его бракосочетание с Буран.
Дочь Хасана ибн Сахля - брата погибшего от рук убийц вазира Сахля ибн Сахля - принесла халифу огромное приданое. Хасан внял тихим убедительным речам госпожи Мараджил. Аль-Мамуну сказали, что матушка говорила без обиняков: перепиши на дочку состояние покойного брата, о Хасан. Или мои дознаватели перепишут его сами - после того как ты повисишь на дыбе в подвале моего загородного дома. Вазир Сахль ибн Сахль не мог скопить при жизни какие-то жалкие двести тысяч динаров - при таких-то взятках. Отдай деньги Всевышнего, о Хасан, - или халиф заберет их у тебя именем Всевышнего. И Хасан ибн Сахль подумал-подумал, да и обнаружил у себя расписок и вкладов на три миллиона динаров. И щедро передал их дочери.
А помимо трех миллионов свадьба с Буран принесла халифу примирение с хорасанской знатью - парсы дулись и даже грозились взбунтоваться после гибели ибн Сахля. Теперь все уладилось: брак эмира верующих с дочерью хорасанского вельможи умягчил сердца и умы, и о мятеже более не помышляли и самые горячие головы.
Дело оставалось за малым - наследник. Прошло полгода, а Буран пока так и не понесла. В очередной раз убеждаясь, что и в этот месяц невестка "спустовала", госпожа Мараджил приходила в ярость и вымещала эту ярость на Нум, благо расстояние позволяло - после знаменательной встречи в садах ас-Сурайа аль-Мамун выслал матушку в Нишапур. Нум жила в усадьбе под городом, а госпожа Мараджил - в Шадяхе, но изводить "девку" у нее получалось прекрасно. Аль-Мамуну докладывали, что Нум то и дело вызывают во дворец - свидетельствовать почтение. Урезают содержание. Подолгу запрещают видеться с мальчиками. Наступление у Буран месячных - и крушение очередной надежды заиметь "настоящего" внука - обостряло мстительную фантазию госпожи Мараджил. Мысль, что халифат унаследует сын берберской рабыни, приводила матушку в бешенство. Матушку устраивал лишь на три четверти парсийский наследник престола.
Однако так далеко - отравленная одежда для Аббаса - госпожа Мараджил еще не позволяла себе заходить. Видать, пора отправить матушку подальше на запад. В земли клана Бану Марнадиш, к примеру. В какой-нибудь горный замок поближе к границе, куда даже голуби барида не долетают.
Да, так он и сделает - напишет фирман прямо сегодня.
- Нум? Нум, ты слышишь меня?
Она жалобно покосилась, все еще прикрывая губы тканью. Глаза набухли от слез.
- Я вышлю мою мать в Хисн-аль-Сакр на западной границе. Ни тебе, ни мальчикам больше не придется ничего опасаться.
Нум всхлипнула, поставив брови домиком.
- А мальчиков верни - не хватало им там еще чесотку подхватить. Мои сыновья - в берберском кочевье, кому сказать - сочтет безумцем...
3
Иштибра - установленный шариатом срок в один месяц, который хозяин новой невольницы обязан выждать перед тем, как вступить с женщиной в сексуальный контакт. Месяц ожидания позволяет удостовериться, что рабыня не носит ребенка предыдущего хозяина. Закон связан с запретом "поливать своей водой чужой росток", то есть иметь близость с женщиной, беременной от другого мужчины.