Мне отмщение

   Уже потом, отчитываясь в своих действиях Сейиду, каид понял, как рисковал. Но в тот миг его голову повело то ли от злости - ну что ж такое, заманили и дурачат, - то ли от опиумного дыма.

   Из-за двери наплывало равномерное, монотонное, протяжное бормотание.

   Дверь распахнулась вовнутрь.

   В открывшейся зрению комнате ярко горели лампы. И, ахнув, Марваз тут же увидел - у правой стены.

   Оно.

   Огромное - в полчеловеческого роста! - зеркало на длинных деревянных ножках. Круглое, матово сверкающее полировкой, оно висело в воздухе на своей коричневой подставке.

   А перед ним сидели трое обмотанных желтыми тряпками ханьских монахов и мерно гудели на своем языке. Ихний молитвенный предстоятель держал руки сложенными перед грудью в мудреном жесте - пальцы в замке, только указательные сложены вместе и торчат вверх. Остальные перетирали в ладонях крупные зерна четок - и потому казалось, что комната полна трясущих хвостами гремучих змей.

   Гудение ханьцев вдруг повысилось и стало очень громким, а главный заголосил.

   Марваз вдруг понял, что зеркало светится вовсе не отраженным светом. Оттуда плескало ярким сиянием, словно в комнату пытался раствориться нездешний и недобрый мир!

   - О Всевышний, молю Тебя о защите... - широко раскрывая глаза, прошептал каид.

   Перекрывая крики и гул заклинания, из зеркала забрякало - и этот звук был Марвазу знаком. Так брякают пластины панциря.

   Каид схватился за джамбию.

   Из зеркала жалобно крикнули, и из него рыбкой вылетело - вылетел? - кто-то маленький. Исчезнувшую поверхность предательского металла вдруг рассек страшный, нездешней яркости блик. Монахи зарычали на пределе голоса, маленький завизжал на полу, блик завертелся вокруг своей оси, как длинная блесна, монах заревел, тыча в зеркало пальцами, а блик вдруг лопнул и - полез в комнату!.. полез, прям полез щупальцами!

   Ах так?!..

   - Во имя Всевышнего, у кого лишь сила и слава! Аль-Мухаймину, Охраняющий!

   И Марваз, подскочив к зеркалу, пырнул клубящуюся белесую мразину джамбией.

   - Аль-Джаббаару! Могущественнейший! Ты подчиняешь творения!

   Тыча в исходящее туманом нечто, он выкрикивал имена Величайшего. Лезвие явственно встречало сопротивление, рука немела от немыслимого холода.

   - Господин! Господин! Сейид, остановитесь! - это кричал кто-то на ашшари.

   Марваз понял, что это не рука занемела, это просто на ней кто-то повис. Перехватив запястье с джамбией, на руке действительно висел маленький лысый сумеречник. И кричал на ашшари, призывая каида остановиться.

   - Чего тебе? - переведя дух, осведомился Марваз.

   Мелкий самийа показал в сторону зеркала.

   Чихая и кашляя, из висевшего в локте от пола зеркального кругляша кто-то выпал - голова и спина наружу, ноги с задницей еще в непонятном мареве внутри зеркальной рамы. Переступая по доскам пола смуглыми тонкими ручками, зазеркальный путешественник выполз из рамы целиком.

   Когда этот кто-то распрямился, Марваз понял, что это еще один маленький, смуглый, тоненький и тоже лысый сумеречник. Точнее, не лысый, а наголо бритый - коротенькие волосики еле топорщились над кожей головы, и так же остро торчали маленькие уши.

   Тьфу, шайтан! Зеркало!

   Марваз дернул рукой с джамбией, мелкий самийа снова зашелся в жалобном визге.

   - Пусти, во имя Праведного!

   Сумеречник не пустил, но зеркало уже закрылось - снова приняв обманчиво-безобидный полированный металлический вид.

   Стоявший перед Марвазом второй самийа вдруг заглянул каиду за спину и резко крикнул - по-ханьски.

   Быстро обернувшись, ашшарит застыл перед лезвием меча-цзяня, направленного ему прямо в грудину. Зеленая кисточка на темляке тихонько качалась в воздухе. Лицо державшего меч молодого монаха оставалось совершенно бесстрастным.

   Сумеречник гаркнул снова - и замяукал на повышенных тонах. Ханец медленно опустил отливающий странной зеленью клинок. Каид расслабил локоть с занесенной джамбией. Остальные ханьцы держали руки на виду и ничего такого особенного не предпринимали.

   Маленький сумеречник наконец-то отцепился от Марваза и кинулся отряхивать своего спутника, все еще строго - судя по нацеленному на монахов смуглому пальчику - отчитывающего ханьцев. Оба самийа одеты были совершенно как люди: желтая тряпка от груди до пят - вот и все платье. Впрочем, главному еще полагалось длинное ожерелье из красных бусин, на высоте груди украшенное двумя красными кисточками.

   Наконец вылезшие из зеркала сумеречники закончили общаться с ханьцами и обратились к Марвазу.

   Главный, мелко переступая лапками, подошел ближе и оказался каиду аккурат по подбородок. Задрав лисью мордочку, самийа вдруг сложил ладошки, поднял руки над головой и завалился на пол в земном поклоне, потешно припадая при этом на один бок. Спутник его проделал то же самое. Ханьские монахи бухнулись на колени.

   Марваз почесал голову под куфией и сказал:

   - Ээээ... я... ээээ...

   Сумеречник мгновенно перетек обратно в стоячее положение и серьезно сказал на ашшари:

   - Ты спас нас от страшного чудовища, о юноша.

   - А что это было, во имя Праведного? - поинтересовался Марваз.

   - Зеркальная Рыба, - мрачно сказал сумеречник. - Опасней ее на Дороге Снов нет никого.

   - Значит, пырнул я зеркальную рыбу, - пожал плечами Марваз. Рыба эта ничего ему не говорила. - Не впервой.

   И сообщил ханьцам:

   - Вообще-то я за зеркалом. Поручение у меня - арендовать зеркало. Вот это. Понимаете меня, нет, чурки бестолковые?

   - Меня зовут Луанг Най, - остро сверкнув зубами, улыбнулся сумеречник. - Я знаю, кто отдал тебе это поручение. Тебе помогут доставить это зеркало, не изволь беспокоиться.

   - А господин нерегиль знает, что вы про это знаете? - обескураженно пробормотал Марваз.

   Когда дело касалось магии и сумеречных плутней, ему становилось как-то не по себе.

   - Об этом тоже не изволь беспокоиться. Господину нерегилю будет любопытно узнать, что о нем знаю я - и Зеркало Люнцуань.

   Каид опасливо покосился на поблескивающий в свете ламп металлический кругляш. Зеркало как зеркало, даже чуть поцарапанное ближе к волнистому чеканному ободу. Только уж очень большое.

   - Ладно, - вздохнул Марваз. И прикрикнул на суетившихся ханьцев: - Эй вы, чурки понаехавшие! Ну-ка позовите сюда кого-нибудь! Не тащить же мне это зеркало на себе, во имя Всевышнего, милостивого, милосердного! Живее, живее шевелитесь, а то я уж незнамо сколько в вашем вертепе валандаюсь! Баня закроется - и что мне делать, еще день не мыться? Завтра ж женский день!

   - ...Почтеннейшие! Почтеннейшие! Во имя Всевышнего, милостивого, милосердного, да пребудет Его благословение на благородных сынах пустыни вроде вас, не извольте беспокоиться, сейчас ваш ничтожный раб уладит это дело!..

   Между шипастыми железными стременами и боками верблюдов метался джазир, выборный староста, отвечавший в квартале ас-Судайбийа за размещение путников. Про себя же он, конечно, проклинал злую судьбу и козни иблиса, намутившего своим крысиным хвостом эдакую пакость.

   Да покарает Всевышний сынов скверны - так думал про себя староста - откупившихся от амиля большими подношениями еще в прошлом месяце! Иначе как объяснить то, что градоначальник отправляет на постой в ас-Судайбийа уже второй вооруженный отряд! И какой! Рожи-то, рожи какие бандитские! Впрочем, у бедуинов всегда рожи бандитские...

   - А ну пойди в дом, скажи - пусть выметаются! Нас много, а их всего дюжина, им такая усадьба ни к чему! Пусть идут куда хотят!

   С высоты верблюда орал и потрясал плеткой главарь этой банды - ох знал, ох знал что делал сидевший у южной таможенной заставы города катиб, когда сказал этим хмырям ехать к нему, к Маруфу, мол, Маруф староста в том квартале, он вас и разместит... А как же, какому разумному человеку охота связываться с шайкой разбойников - а что это разбойники, а никакие не возвращающиеся из умра паломники, это ж ишаку ясно...