Глаза цвета стали

– Мы что нибудь придумаем. Дело совсем не в глазах. Все намного сложнее, чем ты думаешь.

– Тогда проясни. Мне интересно чего я не учел.

– Мы считали, что начальные мутации всего лишь фикция. Мелкий дефект генома. Я перепроверила, расчеты. Суперкомпьютер РОСАТОМа подтвердил мои наихудшие опасения. Мне жаль, но будут и другие побочные изменения физиологии и уже в ближайшее время.

– Какие еще изменения? – мое горло перехватил внезапный спазм. Слова застревали в горле.

– Нам чужды процессы, порождаемые Радостью жизни. Конечный результат… неизвестен. Возможно, в скором времени нам удастся разгадать эту загадку, тогда у таких как ты появится надежда. А пока я ничем не могу обрадовать, только продолжать скрывать правду.

Видя, что я собираюсь уходить, она перегородила мне дорогу, не давая уйти.

– Я обещала, что помогу и сделаю это. Все должно быть в тайне. Обними меня.

Медленно подняв на нее взгляд, я долго молчал не зная, что ответить:

– В любом случае спасибо. Что занималась моими биохимическими анализами крови. Если бы кто другой про них прознал, то не сносить мне головы и тебе кстати тоже. За сокрытие подобных фактов предусмотрено суровое наказание. Ты единственная кому я еще верю.

Обняв ее за талию, я внезапно почувствовал дикое и необузданное желание. Не удержавшись от соблазна, прижал к одному из свободных столов. Она не сопротивлялась. Мы бешено любили друг друга на столе для трупов, даже не задумываясь над символичностью этого действа. Нас не волновал холод и что сюда могли зайти лаборанты. Страсть ослепила и заглушила рассудок.

Через пол часа, мы быстро приводили свою одежду в порядок, пока нас и вправду не застукали. В глазах Светы отчетливо светилось скрытое торжество. А в моих – опустошение.

Переведя взор на зеркальную крышку шкафчика, для инструментов я, как и прежде вздрогнул, увидев свои глаза. Это были глаза не человека. Без белков и без зрачков с однородной поверхностью, сейчас еще и подернутые масленой пленкой. Глаза словно сделанные из металла отполированного до зеркального блеска. На обычном лице человека, они смотрелись ужасно неестественно, если не сказать больше. Наблюдая, как они двигаются, когда я смотрю по сторонам, меня каждый раз охватывала животная паника перед этим обращением. Какой же я после этого человек? Урод, иначе не скажешь! Но я по-прежнему чувствую себя человеком, а не кровожадным, бездушным монстром. Разговариваю как все. Дышу воздухом, ем обычную пищу.

– Что же это значит? Я вижу, как и прежде. Даже лучше, но ощущения иные.

Светлана нежно провела по моей небритой щеке своими тонкими пальцами:

– Все объяснить будет сложно. Трансмутация на генном уровне – эти знания, нам пока недоступны. Пройдут столетия, прежде чем люди научатся этим управлять.

– Если к тому времени все не вымрут! – на душе вдруг сделалось тоскливо.

– Будем надеяться на лучшее, – вздохнула Светлана. – Но готовится к худшему как всегда. А теперь уходи. Если на тебя наткнется Воронин нам обоим несдобровать.

Я снова надел контактные линзы, имитирующие человеческую радужку и порывисто развернувшись, вышел из комнаты. Идти до выхода с территории Центра общественного здоровья было не близко. Мрачные пеналы корпусов зданий находящиеся внутри закрытой территории под усиленной охраной, охранялись лучше, чем штаб специальных операций. Меня постоянно останавливали для досмотра пропуска, но, взглянув на выписку из госпиталя, пропускали. Такие меры предосторожности были оправданы, ведь ЦОЗ занимался изучением некроморфов и до кучи разрабатывал оружие против них. Например, серебристый порошок, которым мы уничтожали тела некроморфов – это их разработка как и аминокислотные антиоксиданты, с помощью которых пытались остановить распространение Радости жизни.

Перед опущенным шлагбаумом КПП стоял старенький УАЗ-3151 с тяжелым пулеметом на станине. Видавшая виды машина без крыши, была любимой рабочей лошадкой персонала Гнезда. Водитель в нетерпении нажал на сигнал, привлекая к себе мое внимание.

Пока мы ехали к комплексу хирургического отделения, я безразлично смотрел по сторонам. За сеточным забором в километре отсюда в долине застыли ровными рядами силуэты самолетов АН-2 и АН-12. Не все из них летали, зато действующие самолеты дальней разведки Ту-95РЦ – были нашими глазами и ушами во внешнем мире. Самолет летал на максимальную дальность в тринадцать тысяч километров на максимальной высоте десять тысяч метров. Мог работать по реальным морским целям и устойчиво передавать информацию на командные пункты Гнезда. Топливо в нашем распоряжении оставалось мало, поэтому временно все разведывательные полеты были отменены. Если смотреть правде в лицо то на ходу было, всего шесть самолетов, из парка вертолетов в тридцать машин, половина никуда не годилась, даже на запчасти. Больше половины танков Т-90М и бронемашин были в плачевном состоянии. Оружие обветшало и требовало замены. Вот с такой вот ”мощью” нам приходилось хранить мир на всем острове. Хорошо еще старые патрульные катера на подводных крыльях проекта 133 "Антарес" были по прежнему на ходу иначе не избежать нам новых весточек с континента. Эти плавучие банки эпохи Холодной войны великолепно справлялись с незваными гостями, распыляя на куски вдали от берега. Так же с их помощью буксировали вдоль побережья острова старые баржи с грузами, но самое главное солярки для них было в избытке.

Предъявив охранникам на входе в хирургическое отделение свой жетон, я был разочарован, когда, пробив по базе данных на компьютере, мне сообщили, что капитана Сергеева, выписали еще два дня назад, а где именно он находится сейчас не известно.

– Тоже мне друг называется. – Ворчал я, возвращаясь к машине.

– Куда сейчас, Дмитрий Игоревич? К штабу? – уныло поинтересовался водитель.

– Нет, к штабу не нужно, – чуть подумав, я добавил. – Отвези меня Костя домой.

– К церковной бухте? – еще сильнее скис водила и с тяжким вздохом завел двигатель.

– Домой. – Поправил я, откидывая голову на спинку кресла.

Ехать сейчас в штаб и видеть там людей просиживающих штаны в полной безопасности пока оперативники умирали, было сейчас совсем не кстати. Мои нервы были не из металла и на этом фоне могли произойти разные неприятные казусы, благо поводов скопилось преизрядно.

Извилистая дорога, вела вниз по склону холма к побережью, где разбивались о скалы огромные буруны волн. Мне пришлось еще раз предъявлять жетон на КПП, прежде чем нас оставили в покое и позволили выехать за пределы Гнезда. Дорога до военного городка на берегу Церковной бухты была не близкая, поэтому пол часа езды по разбитой дороге присыпанной гравием, превратилась для меня в настоящую пытку. Водитель Костя – веселый, жизнерадостный парень лет двадцати, с претензией на остроумие – несколько раз пытался меня развеселить веселыми историями, но быстро сдался, когда понял что это не под силу даже ему.

Когда мы добрались до места, я отпустил водителя обратно на базу, решив, что до вечера он мне вряд ли понадобиться, только если вдруг случится что-то по настоящему тревожное и меня вызовут на аэродром. Военный городок был заселен лишь на половину. Старые пеналы девяти и пяти этажных зданий, построенных еще в эпоху СССР, были рассчитаны на проживание двух тысяч человек, в то время как здесь проживало меньше тысячи. С каждым годом людей становилось все меньше, а свободного жилья все больше, что, на мой взгляд, и являлось настоящим торжеством над жилищным кризисом начала двадцать первого века. Почему же сюда в таком случае не переселяли людей из Северного? Ответ был прост – нецелесообразно. Для них все равно не хватит еды и тех скудных ресурсов, что еще оставались в ведении Центра. Пока здесь проживали солдаты и персонал базы, ни у кого не болела голова о судьбе простых людей. Мне это казалось вопиющей несправедливостью, граничащей с преступлением против оставшихся в живых немногочисленных гражданских, но тут как говаривал полковник Высоков, было много от политики. Пересели сюда население Северного и уже завтра сюда потянутся жители Южного. Кроме того, граждане обоих поселений друг друга терпеть не могли, и их невольное смешивание могло привести к ненужным волнениям и даже социальному взрыву. Чтобы понять причины их ненависти стоит немного отступить в прошлое, лет эдак на десять назад, когда бушевал Курильский кризис. Высадив на спорные острова десант, японцы стали укреплять оборону занятых территорий. В попытках вернуть их, правители Федерации утопили острова в крови своих солдат, отправив их на самую настоящую бойню. В тот момент мир был как никогда близок к ядерной войне, ведь американцы и европейцы встали на сторону японцев, поддержав их якобы законные требования. Японцы задыхались на своих медленно уходящих под воду островках, их потуги расширить территории были понятны и в чем-то вызывали сочувствие, но то, как они себя повели при их захвате, не укладывалось ни в какие рамки. Они депортировали захваченное население в спецлагеря, где держали людей в качестве заложников на случай боевых действий. Колонисты из Японии быстро заполонили брошенные поселения и стали обустраиваться на островах как у себя дома. Поселок Северный играл роль спецлагеря для пленных гражданских, а Южный был первым японским поселением, возведенным захватчиками. Отсюда и жгучая ненависть бывших заключенных к надзирателям. С тех пор в их отношении друг к другу ничего не изменилось.